Сеймору Скэбу было, как и президенту, сорок шесть лет. Двадцать три из них – ровно половину жизни – он был ближайшим другом, помощником и соратником Лёрида Кирстена. По первому впечатлению Скэб не представлял из себя ничего особенного. Маленький, щуплый, одно плечо ниже другого, невыразительное лицо, очки в металлической оправе, жидковатая, начавшая седеть шевелюра. Типичный чиновник – педантичный, незаметный и невзрачный.

Однако первое впечатление было, как всегда, обманчивым. Умный, цепкий, беспощадный взгляд темных глаз за стеклами очков сразу выдавал в нем незаурядного человека, прошедшего рядом с Кирстеном весь путь к богатству и власти, причем прошедшего как равный, а не как ведомый.

Увидев, что Кирстен заметил его приход, Скэб включил телевизор, нашел музыкальный канал, прибавил звук и только тогда, наполнив вином бокал, присел на подлокотник ближайшего к президенту кресла.

– Не помешает, – коротко бросил он, имея в виду телевизор.

– Свора ублюдков! – прошипел Кирстен. Долго накапливающаяся ярость наконец нашла выход. – Они ведут себя как хозяева! Это была моя победа, а не их!

– Ты же сам принял их деньги, Лёрид.

– Еще бы. От таких предложений не отказываются. Но они всегда держали меня за запасного игрока и поддержали, только когда стало ясно, что я выиграю! А теперь они диктуют мне, как поступать!

– Ты сам знал, на что шел, Лёрид. Так что привыкай или… не выступай с предложениями, которые не будут поддержаны.

– Нет, хватит. Я не собираюсь все это время убалтывать всяких ослов в парламенте и выворачиваться наизнанку ради этих дурацких торговых договоров. И уж меньше всего я собираюсь и дальше улыбаться всяким черным и сдерживать наших ребят! Подумать только! Какое Стайсу дело до черных?!

– Дело не в них, – пожал плечами Скэб. – Ему не угодна любая массовая организация. Движение, наш союз "Возрождение" – ему без разницы. Люди не должны объединяться. И, конечно, к ним в руки не должно попадать оружие. Это элементарно. Разрозненными одиночками легче управлять.

– Проклятье! – Кирстен ударил кулаком по подлокотнику кресла. – Неужели они не видят, в каком дерьме мы увязаем все глубже и глубже?! Какой беспредел творится в провинции – всем известно, парламент стал уже практически неработоспособным – слишком много там переплелось интересов, и порой, противоположных. Неужели не ясно? Стране нужна не болтовня, а порядок! Порядок и достаток! Люди должны видеть, что страной правит президент, а не денежные мешки или гангстеры и воры! Черт возьми! Гордана может стать властелином мира, но как она добьется этого, пока сами горданцы остаются у себя в стране бесправным быдлом, обираемым всякой шушерой и вечно дрожащим над куском хлеба!?

– Увы, для наших воротил внутренний рынок никогда не являлся приоритетом, – вздохнул Скэб. – Их богатство выросло из всеобщей бедности, и иного они просто не понимают.

– Видит Единый, все, что я предлагал, объективно было в их интересах. Наведи я порядок и подними доходы населения, внутри страны сразу бы повысился спрос на их товары. И военные заказы достались бы им, а не кому другому. У меня бы нашлось, чем отблагодарить их, но…

– Жаль, Лёрид, нам выпало жить в плохое время. Ты же видишь, всем правят эти старики. Они в свое время захапали все, что можно, поделили страну между собой, а теперь они хотят только покоя. Покоя и стабильности. Они крепко держат все в своих руках, не пускают наверх никого из молодых, и даже еще не начали подыхать, чтобы пошла драка из-за наследства. Мы не зря стали отставать от Приморья – ведь они ужасно боятся всяких новшеств, которые могут нарушить их чертово равновесие. И они не зря обложили тебя так плотно. Нет, из них тебя никто не поддержит.

– Ну, не все так безнадежно. Кроме Стайса и его банды есть еще люди. Скажем, генерал Могли. Или Пикас Форк, он так и не пришел сегодня. Кое в чем нас могли бы поддержать Моддель или Толстяк Хич. Мы еще поборемся. Надо расширять нашу команду. Попробуй посмотреть среди полиции или судейских. Тех, кто еще полностью не продался.

– Уже, Лёрид, – слабо улыбнулся Скэб. – Значит, запасной план становится основным?

Кирстен слегка покачал светло-янтарную жидкость в бокале, затем залпом допил ее.

– Я не хотел этой войны. И еще меньше мне хочется иметь Стайса в противниках. Но другого выхода я просто не вижу. Мы должны ударить первыми, иначе нас просто раздавят.

– В таком случае, как ты относишься к тому, чтобы на некоторое время взять в союзники Движение? За ними популярность, организованность, опыт борьбы с нашими воротилами, да и лозунги их во многом совпадают с нашими. По-моему, ими можно будет воспользоваться, а потом взять под контроль.

– Нет, только не Движение! Они чересчур щепетильны, чтобы закрыть глаза на наши методы, и слишком идейны, чтобы с их верхушкой можно было договориться, а уж тем более, подмять под себя. Да, у нас и у них общие лозунги, но содержание-то противоположно! Они отвергают наш главный закон, нашу сущность – наш священный индивидуализм, они пытаются заставить всех нас жить по писаным законам! Я не хочу обижать тебя, Сеймор, но ты учился в Барганде и в тебе есть иногда это восточное преклонение перед текстами всяких кодексов и конституций. Для нас, горданцев, все это – мертворожденное дитя, ненужное наследство, доставшееся нам от баргандцев. Закон нужен только для слабых, для тех, кто не в силах преступить через него, а для сильных – это клетка. Да, я тоже хочу заставить всех этих людишек жить по законам, но Движение берет за основу нудные тексты, написанные кем-то два с лишним века назад, и не делают исключений ни для кого. А я хочу… Я и есть закон, я президент, вождь, я устанавливаю правила, и только я могу позволить нарушать и изменять их, и только если я этого захочу! И уж меньше всего я хочу идти на союз с Движением, которое лижется с черными и предает свою расу, осмеливаясь защищать их от справедливого гнева моих мальчиков из Союза!

– Ладно, – пожал плечами Скэб, стремясь вернуть разговор в деловое русло.

Но Кирстен уже завелся. Он не часто позволял себе такую разрядку, и хотел выговориться до конца.

– А это еще что? – громыхнул он, прислушавшись к телевизору. – Какой идиот мог выпустить на телевидение осла, не умеющего правильно говорить по-гордански?!

В запале он даже вскочил с места, и вдруг застыл, уставившись на экран.

То, что он увидел, до мельчайших подробностей повторяло картину, представшую пять часов назад перед глазами Кира Калансиса и его друзей. Глава Совета Пятнадцати был, правда, так же не в ладах с горданской фонетикой, как и с чинетской, но это не сильно затрудняло понимание.