Обычно аппарат разрывался от срочных звонков, требовавших немедленной реакции фельдгестапо. И Клопф с удовлетворением перебирал в памяти удачи последних месяцев — получив от него информацию, люди полковника Гешева арестовали в Македонии тамошнего большевистского лидера Колишевского, схвачен и повешен партизанский командир Митрович, в лагере Баница после допросов уничтожены десятки коммунистов, в Кренте армия, следуя указаниям гестапо, разгромила бандитов… Да, случались и провалы — лидер банатских большевиков Йованович оказал сопротивление и застрелен, кретины из сербской полиции запытали до смерти Надежду Пурич, так и не добившись сведений о подпольной типографии. Но это неизбежные издержки.

Большевистские фанатики в Москве начали вещание станции «Свободная Югославия» и у гестапо сразу же прибавилось забот — искать тех, кто слушал, переписывал и распространял эту лживую пропаганду. Но все равно, общий итог Клопфу нравился — что ни день, то очередной бандит, а то и несколько, арестован, расстрелян, повешен, убит при попытке задержания.

Огонь в камине разгорелся, приятное тепло обволакивало тело, телефон молчал. Паузу стоило использовать и Юрген вынул из сейфа заветную папочку, а из нее — фотографии. Удачно с ними получилось, беглого кадета Забурова, он же Иоганн Вайс, он же Владимир Рауш фон Таубенберг по матери, опознали и на железной дороге, и в Сараево, хотя там полной уверенности нет. Вроде он, но с братом, старшим или младшим, непонятно. И никто не запомнил фамилию в рейхспаспорте — Шварц-что-то-там. Да таких в Рейхе чуть меньше, чем Мюллеров — Шварцлозе, Шварценеггер, Шварценберг!

А потом он снова исчез, но Клопф все равно себя похвалил за верно вычисленный маршрут фигуранта. Тем более, что Вайс-Забуров снова появился в Сербии — под Валево, где его опознали благодаря ориентировкам. И неудивительно, что он примкнул к бандитам, было бы странно, если нет.

Фельдполицайкомиссар вздохнул — так и не удалось предъявить фотографии разведчикам дивизии «Рейх», понесшей потери под Москвой. Кемпинский погиб, а Гюндель тяжело ранен и нет надежды, что он вообще сможет кого-то опознать. Никто, никто не ожидал от большевиков такого!

Ничего, это агония загнанной в угол крысы, даже пауза сейчас работает на Вермахт — идет пополнение и закрепление, и как только закончатся эти страшные русские морозы, фюрер вновь бросит войска в неудержимый натиск!

Да, как следует подготовится и нанести удар! Клопф с досадой вспомнил, что поторопился осенью, когда казалось, что почти ухватил Вайса! Не надо было пускать на самотек, агент Краббе решил ликвидировать Забурова, а юнец снова вывернулся! Зато в сумбурных и бестолковых донесениях агента Глаубе среди кучи ненужной информации нашлись сведения, позволившие однозначно идентифицировать Вайса-Забурова. Надо, кстати, поощрить Глаубе.

Ста рейхсмарок будет достаточно, Юрген в два шага вернулся к столу, взял холодное перо, помедлил и выписал требование на двести — в конце концов, кто знает, какие оперативные суммы потребуются ему завтра? Вызванный референт забрал бумажку и скрылся за дверью, а полицайкомиссар снова перечитал последнее донесение Глаубе, еще не внесенное в реестр и не подшитое в папку.

Пожалуй, не стоит ему давать ход — начальство начнет торопить, требовать результата, сорвет многообещающую комбинацию и подставит под удар ценного агента. Клопф скомкал листок и кинул его в огонь, вспыхнувший яркими языками. Бумага мгновенно истлела в пепел и рассыпалась, но хозяин кабинета на всякий случай еще поворошил угли кочергой.

Куда делся Вайс после Ужице? Он не мог остаться с четниками после попытки ликвидации, значит, ушел с бандитами в Санджак или Боснию. Лицо, похожее на фигуранта видели в Плевле и Рудо, но последнее достоверное известие все-таки Ужице, конец ноября. Значит, снова отставание, на два месяца. Но в сентябре-августе, когда только началось дело Забурова, отставание было четыре-пять месяцев. Машина розыска медлительна, но неотвратима, к лету она настигнет и раздавит этого мальчишку.

Юрген закрыл папку. Надо обновить ориентировку с учетом новых данных и снова разослать ее, в том числе и хорватам. И пора браться за рутину, сейчас всеми силами необходимо обеспечить безопасность перевозок в средиземноморские порты — танковая группа Роммеля тихо и незаметно готовится к броску через африканские пески. И там сейчас тепло, не то что тут, в Белграде. А уж какая холодрыга в здешних горах — страшно даже подумать. Ничего, пусть наш мальчик померзнет.

Не так я себе представлял работу штаба бригады, совсем не так. Во-первых, помимо собственно штаба, сегодня присутствовали и командиры батальонов с комиссарами на пару. Во-вторых, это у нас Верховный штаб и товарищ Тито незнамо где, а вот Главный штаб Боснии и Герцеговины туточки, присутствует в полном составе. Ну и некоторые особо приближенные лица, вроде меня, до кучи.

Человек тридцать, чисто партсобрание. Только без регламента: все галдят и друг на друга орать не стесняются. Обстановка нервная, нас немцы давят и пауза возникла только из-за морозов — говорят, у них смазка застывает.

Командант бригады Коча Попович хлопнул по столу ладонью, восстановил тишину и потер большим и указательным пальцем воспаленные с недосыпу глаза:

— Отходить надо на юг, к итальянской зоне.

Члены Главного штаба Боснии и командиры батальонов заговорили почти разом:

— Почему на юг? Там Сараево! На север, к Озренскому отряду! Нет, на запад! Ударить на Подроманию!

То есть сколько людей, столько мнений. А я все поглядывал на члена Главного штаба Слободана Принципа, молодого парня лет двадцати семи. Поразил он меня не возрастом (Иво Рибар и того младше, а уже член Верховного штаба), а родней: дядя его носил ту же фамилию Принцип и звался Гаврилой. И отличился тут же, в Сараево, почти сразу после рождения Слободана. Семь пулек, тот самый.