Шрифт:
– Что ты ей наговорил, ублюдок?! – давясь брызжущей наружу злобой, с трудом просипел он, устрашающе выкатив глаза цвета горького шоколада. – Ты хоть понимаешь, что своими дебильными догадками обрёк её на смерть?!
– А вот и крыса, – кровожадно хмыкнул пират, собирая в руках всю свою феноменальную мощь, чтобы разорвать оковы и надавать неприятелю по роже. Однако его план оказался слишком очевиден: противник выхватил из-за спины короткий клинок и одним стремительным движением ударил великана в шею. Кровавая струя выстрелила в переборку, окрашивая её в чернильные тона, но уже спустя три удара сердца смертельная рана начала затягиваться. – Ха! Таким меня не…оуу…
– Я знаю, что вас, выродков, так просто не убить, – недовольно фыркнул убийца, протирая клинок от крови, однако тут же ощерился не хуже дикой собаки, загнавшей добычу в угол, – но ты ведь уже почувствовал, что что-то не так?
Клаус попытался что-то сказать, но язык буквально приклеился к нёбу, а горло горело словно от огня. Глаза облепил рой мелких чёрных мушек, мешавших разглядеть что-либо перед собой, а в ушах вовсю трезвонили колокола.
– Это слёзы кореглаза 18 . Сомневаюсь, что они убьют тебя, да этого и не требуется. Мне нужно лишь на время вывести тебя из игры. Побудешь здесь до самого утра, а я тем временем без помех расправлюсь с нашим капитаном и обставлю всё так, будто это сделал ты.
18
Кореглаз – цветок, похожий на бутон розы. Во время цветения набухает изнутри и распускается таким образом, что становится похожим на человеческий глаз. Сердцевина, внешне напоминающая зрачок, источает сильный яд, который приманивает насекомых, принимающих его за нектар. Как только яд убивает жертву – околоцветник схлопывается подобно векам, и добыча медленно переваривается.
Великан угрожающе захрипел, хватая ватной рукой матроса за штанину, но тот с презрением отдёрнул ногу и наградил его приличным пинком в квадратную челюсть, выбивая последние крохи самообладания. В глазах окончательно потемнело, и Клаус без чувств рухнул на пол.
…Шлёп, шлёп, – кто-то настойчиво мутузит Клауса по щекам, – шлёп, шлёп. Шлёп, шлёп, – слабые удары едва ощущаются на коже, – шлёп, шлёп. Шлёп, шлёп, – в лицо рваными клочками бьёт чьё-то тёплое дыхание, – шлёп, шлёп. Шлёп, шлёп – взволнованный и вместе с тем раздражённый вскрик наполняет ушные раковины. Паф – шлёп, шлёп – Паф. ПАФ!..
Протяжный хриплый вдох врывал великана из цепких лап пленившего его ядовитого забытья. Он резко сел, жадно глотая воздух.
– Пафф… – облегченно выдала запыхавшаяся квопл, как только чёрные глаза отдышавшегося Клауса уставились на неё.
– Спасибо… – с благодарной улыбкой прохрипел он и пригладил мех на шелковистой розовой макушке.
– Паф, – добродушно махнула лапой квопл, как бы говоря, что не стоит благодарности, после чего, полностью потерявшая всякий интерес к компаньону, отправилась бродить по округе разодетого в сумрак помещения. Лишь две скудные полосы бледного света не давали ему полностью раствориться во мраке наступившей ночи.
– Позже обязательно угощу тебя чем-нибудь вкусненьким, – пообещал великан, глядя на удаляющийся задорно виляющий пушистый хвостик. – Но сейчас нужно разобраться с одной зарвавшейся крысой…
Клаус сдвинул браслет на ногах к лодыжке, чтобы было легче подсунуть под него пальцы, и крепко сжал в ладони. Рывок, второй, третий – и вот заклёпка, соединяющая концы браслета, со звонким «чпок» вылетела и исчезла где-то во мраке. Избавившись от второго браслета тем же путём, великан поднялся на покалывающие от долгого нахождения в сидячем положении ноги и развернулся лицом к нише, где прозябал запас цепи от ручных кандалов. Натянув её до предела, он упёрся стопой в борт и вырвал цепь, разорвав при этом надвое.
– Оставайся здесь, Паф, – наматывая концы цепи на предплечья, бросил через плечо Клаус своей пушистой спутнице, которая и без этого не особо то и спешила покидать трюм, копошась в разбросанном повсюду хламе. – Я скоро, – закончив, добавил он и двинулся к выходу.
Взобравшись по ступеням, великан остановился перед люком, приложил левое ухо, мочку которого по настоянию Морганны венчало отшлифованное до блеска стальное колечко, и тщательно прислушался к обстановке наверху. На палубе было по ночному тихо, и лишь всплески солёных волн, что самоотверженно разбивались о бархоут, раскачивая корабль, нарушали эту тишину.
– Надеюсь, я не опоздал, – отчасти виновато за то, что так долго провалялся без сознания, пробормотал Клаус и попробовал аккуратно приподнять люк, в душе уповая на то, что он не заперт. Желания выламывать его, а после сражаться со всем пробуждённым ото сна экипажем, у которого в оружейной наверняка завалялась пара другая заряженных пустышек, в данный момент у него не было от слова совсем. Всё, на что рассчитывал великан – остановить убийцу и тихонько удрать с корабля вместе с Паф. И госпожа Фортуна милостиво прислушалась к столь благородному порыву: необременённая замками крышка люка бесшумно откинулась в сторону, давая великану беспрепятственно ступить на пошатывающуюся от лёгкой морской качки палубу.
Крадучись бесшумной – что совершенно не вязалось с внушительной комплекцией – походкой, Клаус добрался до жилых кают, и с этого момента каждый его шаг сопровождался разноголосым храпом вперемешку с невнятным бормотанием, что доносились из-за дверей. Так, невольно вслушиваясь в эти полубредовые сонные причитания, состоявшие в основном из жалоб на тягости военно-морской службы да навязчивого желания узнать цвет белья прекрасной леди Элизабет, он вскоре оказался подле двери последней. Тихонько приоткрыл её, не издавая ни единого скрипа, и по-кошачьи прошмыгнул внутрь.