– Что с ней приключилось? – осведомилась старушка, войдя в комнату. Сейчас она выглядела прямо как заправский доктор: строгий белый халат, собранные в хвост волосы, очки с толстыми линзами в круглой оправе и свисающий с шеи стетоскоп. Да и действовала соответствующе: не дожидаясь ответа, подошла к Элизабет, прощупала пульс, послушала дыхание, осмотрела рану и, несколько расслабившись, посмотрела на демонслеера.

Клаус раскрыл рот, чтобы всё прояснить, но его перебил Филип, дотошно перебиравший одинаковые на вид склянки:

– Это сильнодействующий яд. Нужно приготовить противоядие.

– Какой яд?

– Слёзы кореглаза.

– Так и есть, – несколько раздражённо подтвердил его слова великан, которому снова не дали высказаться. Но с другой стороны – чего он ожидал, оказавшись в семье врачей, которые по всей видимости хорошо знают своё ремесло.

– Филип отправляйся на кухню и приготовь настойку…

– Из жёлтого цикория и… горькой полыни, – найдя наконец пузырёк с экстрактом последней, закончил за бабушкой мальчик и, сорвав с верёвки несколько одуванчиков, умчался корпеть над противоядием.

– Всё то ты знаешь, шалопай, – недовольно пробурчала ему в след старушка, но по подскочившим вверх уголкам морщинистых губ Клаус с уверенностью мог сказать, что она гордится внуком. – А я пока позабочусь о её ране. Необходимо полностью вымыть из неё весь яд и хорошенько продезинфицировать.

– С ней всё будет в порядке? – угрюмо поинтересовался облокотившийся о дверной косяк великан, с неодобрением наблюдая за неспешным шарканьем пожилой женщины до одной из тумбочек.

– Луиза сильная девочка и к тому же криолис, – невозмутимо ответила та, открывая первый отсек и доставая оттуда резиновые перчатки, – она справится.

Старушка подмигнула хмурому великану и отточенным движением надела перчатки на руки, после чего взяла деревянный лоток и начала собирать в него все необходимые принадлежности. Завершив сбор, она вернулась к койке с пациенткой, поставила лоток у изголовья, а для себя подготовила низенький табурет.

– И как же до такого дошло? – поинтересовалась она у Клауса, аккуратно убирая миниатюрным пинцетом плёнку с раны. В ответ на это порез разразился нелицеприятной буро-жёлтой жидкостью. Старушка быстро убрала её кусочком ваты.

– Бунт на корабле, – мрачно хмыкнул демонслеер.

– Бунт на корабле, – старушка обмакнула деревянную палочку с намотанным на конце куском ваты в пузырёк с прозрачной жидкостью, – случается только на пиратских судах. Уж поверь моему богатому полевому опыту, – насмешливо добавила она, с должным тщанием вычищая из раны всякую инородную гадость.

– И под чьим флагом ты его нахваталась?

– Под боком у Роджера, – горделиво поделилась старушка, покончившая с очисткой и теперь продевающая нить в ушко изогнутой полумесяцем иголки.

– Чешешь, – недоверчиво бросил Клаус. – Больно ты молода для той, кто пиратствовал в море почти полвека тому назад.

– А ты знаешь, как польстить даме, – старчески хохотнула пиратка в отставке, стягивая края раны идеально ровными стежками. – Но ты прав, мне действительно было всего шестнадцать лет, когда я попала на корабль Роджера. Эх, золотые были деньки… – ностальгически протянула она, затягивая последний узелок, и мелодичным щелчком ножниц обрезала нить.

– Значит, ты уже вторая моя знакомая, которая знала Роджера лично.

– Вторая? – удивлённо переспросила пожилая женщина, обернувшись на гостя с приклеенным к кончику указательного пальца пластырем.

– Да, мой бывший капитан – его внучка.

– К-как внучка?.. – совсем уж опешила старушка широко разведя руками, отчего ненадёжно прицепившийся пластырь отправился в свободный полёт до тех пор, пока не прилепился к полу. – Его жену и ребёночка ведь пираты же…

– Не родная, – поспешил внести ясность Клаус, пока его собеседница ещё чего себе не навыдумывала. – Он приютил её совсем мальком и растил до тех пор, пока его не схватили дозорники и не устроили показательную казнь.

– Первый раз об этом слышу… – рассеяно пробормотала старушка и повернулась к пациентке, доделать свою работу. Она выскребла плоской палочкой немного мази из баночки, размазала по сложенной квадратиком марле, приложила её к ране и надёжно зафиксировала новым пластырем.

– Неудивительно. – Клаус освободил проход для возникшего в дверях с кружкой пахучего отвара и широкой деревянной ложкой в руках Филипа. Войдя, он не мешкая направился к Элизабет. – Об этом знал один я.

– Пои её каждые три полных переворота часов, – уступая табурет внуку, дала последнее наставление пожилая женщина и стянула с узловатых рук перчатки. Прошла до больших песочных часов, по стойке смирно стоявших на рабочем столе, пододвинула их так, чтобы были видны Филипу, и перевернула. – А я пока побеседую с нашим гостем, – она поравнялась с великаном, подхватила его под локоть и повела на кухню.