Шрифт:
Вскоре я узнал, что меня ждет нелегкая судьба: поправлюсь, но больше летать не придется. А это страшнее всего ранее пережитого.
Павел успокаивал меня:
– Ты напрасно так тяжело переживаешь. Ведь этой участи не минует никто из нас. Один уходит с летной работы раньше, другой позднее. Всю жизнь не просидишь в самолете. Рано или поздно, а штабной работы не миновать. Поправишься, поступай в академию. Скажу по секрету о своей мечте. Выполню последний боевой полет и попрошусь на учебу.
– Чтобы перейти на штабную работу? - поймал я Павла на слове.
– Зачем же сразу на штабную? Еще немного полетаю, - чуть смутившись, честно ответил Павел.
– А меня успокаиваешь.
– Нет, не успокаиваю. Просто говорю о логике вещей. Я очень хорошо понимаю твое состояние, но ведь безвыходных положений не бывает, и жизнь твоя не зашла в тупик. Если поискать выход - найдешь. Твой характер я знаю. Потому и говорю уверенно...
Вот так дружеским напутственным словом Павел поддержал меня в трудную, очень трудную минуту.
Разговаривая с Павлом, я заметил в его глазах затаенную грусть.
– А ты, Паша, что-то тоже невесел?
– Ты прав... Немного устал и очень соскучился по дому, по родным... Понимаешь, скучаю по малышу... Вот эти дни почему-то особенно тоскую и сам не пойму...
– Наверное, много думаешь о семье, Паша?
– А кто не думает?
Уклонился он от прямого ответа, но я знал о большой любви Орлова к семье и вопросов не задавал. Павел осторожно пожал мне руку и сказал:
– Не грусти, скорее поправляйся, а там будет видно...
Тогда я не предполагал, что эта встреча с Павлом окажется последней. В конце апреля 1943 года фашистские бомбардировщики пытались бомбить Мурманск. Фашистов не только не пропустили, но и крепко побили.
Один из подбитых вражеских бомбардировщиков сел вблизи Мурманска на замерзшее заснеженное озеро. В составе экипажа "юнкерса" оказался большой авиационный командир, которого фашисты решили спасти.
Уже на рассвете посты наблюдения передали на наши аэродромы:
– На бреющем полете, курсом сто пролетел легкий транспортный самолет в сопровождении восьми "мессершмиттов".
Наперехват вражеских самолетов поднялись наши гвардейские истребители. Был среди них и Павел Орлов.
Встреча произошла над озером, где лежал, распластав свои темно-серые крылья с черными крестами, фашистский бомбардировщик. Начался воздушный бой. Он шел на очень малой высоте и при плохой видимости. Над сопками, чуть не задевая за вершины, плыли с севера мрачные облака, местами сея "крупу".
Наши летчики заставили фашистов повернуть назад.
Началось преследование...
Тогда фашисты вызвали подкрепление. Прилетело несколько новых истребителей "Фокке-Вульф-190".
Обстановка сильно усложнилась. У противника теперь оказалось сил больше. В этом бою фашисты недосчитались нескольких своих самолетов, но и наши летчики понесли тяжелую потерю. Погиб мой друг Павел Орлов.
Стояли уже июльские белые ночи, когда закончился курс моего лечения. Меня вызвал в город Полярный командующий Северным флотом адмирал А. Г. Головко.
Я не успел доложить о прибытии, как адмирал вышел из-за стола навстречу, подал руку и, слегка картавя, сказал:
– Рад вас видеть у себя. Как здоровье, самочувствие, настроение?..
– Благодарю вас, товарищ командующий. Здоровье улучшилось. Самочувствие неплохое. Настроение - скорее вступить в строй.
– Это очень хорошо. Вы знаете, по какому поводу я вызвал вас?
– Нет, товарищ командующий, не знаю.
– Я думал о вашем дальнейшем служебном положении.
Последние слова меня насторожили.
– Мы приняли решение отправить вас в штаб авиации Военно-Морского Флота.
– Товарищ командующий, прошу изменить приказ. Оставьте меня здесь, на флоте.
– Товарищ майор, это решение не мое. Я бы оставил вас, но заключение врачей не позволяет. Климат Севера вам противопоказан. Поезжайте спокойно в Москву. Свой долг перед Родиной вы выполнили.
Я был расстроен...
Командующий неожиданно перевел разговор на другую тему.