Ухоженный дачный участок, благословенные десять соток, утопали в зелени и буйном цветении золотых шаров. Тонкокожий белый налив и ароматная медуница клонили ветви до земли, изнемогая от тяжести предстоящего урожая; смородина, крыжовник, малина, стройными рядами выстроились вдоль ограды и садовой дорожки, ведущей в святая святых – роскошную теплицу, занимающую не меньше двух соток драгоценной приусадебной земли. Пожилой, но вполне крепкий мужчина, лет шестидесяти-шестидесяти пяти, типичный дачник, в выцветшей майке и растянутых тренировочных штанах, самозабвенно ковырялся в густо засаженных грядках. Изрезанное морщинами и покрытое загаром лицо отражало полнейшее блаженство. Умиротворение было обусловлено не столько прекрасным летним днем, сколько работой, в которую хозяин десяти соток был погружен без остатка.

– «…Отцвели уж давно хризантемы в саду…» – мурлыкал он под нос, и лиричные слова популярного романса вдруг приобретали ярко выраженный аграрный оттенок. – И то дело, нечего место понапрасну занимать… Мы лучше вместо этих раздерганных мочалок «Знамя труда» посадим. Вот так! «…Знамя нашей славы трудовой…»

Садовод на секунду приподнял голову и гордым взглядом окинул результаты собственной трудовой славы.

– Эх, да такую красоту во всем Подмосковье не сыскать. Да что в Подмосковье, красота союзного значения!

Налюбовавшись грунтовыми овощами, Николай Петрович встал и не спеша направился в сторону теплицы.

– А кое с кем мы еще и в Брюссель поедем, – щурясь, как сытый кот, он прошелся вдоль идеальных грядок. – Вы же мои красавицы… – он снова опустился на колени, загрубевшие руки обращались с кудрявыми свечками брюссельской капусты бережно и нежно, словно с запеленатыми грудничками.

– …Слышали новость? Третьего дня, сосед наш, Иван Калиныч ЗавистливыйГлаз-КривыеРуки, трепался, что вырастил какие-то неведомые «Изумрудные Зори», – дачник покосился на соседний забор. – Врет, конечно… Небось, как всегда «Золотой рассвет» сгноил на корню, вот тебе и «Изумрудные Зори»! Хе-хе!

Кряхтя и посмеиваясь, садовод приподнялся с колен, отряхнул комья влажной земли, покинул теплицу и еще раз окинул владения зорким оком радетельного хозяина.

– Я тебе вот что скажу, – загрубевший палец назидательно качнулся в сторону соседского штакетника, – коли нет у тебя призвания, не чувствуешь ты живую натуру – так и не лезь в огородники. Или вон, – взгляд неодобрительно сполз на правый угол теперь уже собственного участка, где буйно и безнадзорно колосились огромные золотые шары. – Сажай, например, цветочки: по любому, хоть какая-никакая трава, а все равно повылазит. Хотя… – в голосе звякнула досада. – Положа руку на сердце, я бы, конечно, это безобразие повыдергал, но видишь как, – он обескуражено развел руками, – моей Нине Семеновне они по сердцу пришлись. Приходится мириться. Не станешь же с бабой из-за каждого сорняка биться! – морщины возле глаз стали резче, – Хотя и непорядок это. И будь моя воля, я бы их… Эх! – чувствуя, что эмоции готовы толкнуть на непоправимый поступок, пожилой садовод поспешил повернуться к злополучным шарам спиной. – Глаза б мои вас не видели.

Прихрамывая, Николай Петрович зашагал к калитке, где с внутренней стороны был прикреплен зеленый почтовый ящик – источник городских новостей и свежих сплетен местного поселкового совета.

Из почтового ящика торчали счета и увесистая газета. Счета, не рассматривая, он сунул в огромный карман на жилетке, из другого кармана, поменьше, извлек очки и водрузил на нос. После чего принялся листать газету с конца.

– Таак… Что тут у нас про погоду пишут?..

Обожженное солнцем лицо приняло обеспокоенное выражение.

– «Вероятность осадков до конца месяца минимальная…» Я как знал! – в сердцах хозяин хлопнул по панталонам с такой силой, что пыль полетела во все стороны. – Вот на секунду нельзя доверять этим чертовым предварительным прогнозам: «Лето будет холодным и ветренным!» Хорошо хоть «Капризную Нелли» не высеял. Сейчас бы бегал, кондиционеры по всему участку расставлял. И где они только эти предварительные сводки берут? Черт им что ли во сне нашептывает?..

Сунув сложенную газету под мышку, Николай Петрович все с тем же озабоченным выражением похромал в самый дальний конец сада, где виднелась зеленая деревянная будочка, хорошо знакомая каждому счастливому обладателю подмосковных соток.

– А главное, что не предскажут – ровно попу пальцем в пупок попадут!

Старые ходики с кукушкой скрипуче отбили два часа. Закрученная домашними хлопотами хозяйка семейства стряхнула в раковину хлебные крошки.

– Батюшки, а времени-то уже! Сейчас чайник закипячу, и пора обедать садиться, стынет ведь все.

Посередине увитой виноградником террасы стоял массивный круглый стол на трех ногах, одна ножка выглядела совсем новой, под две других были подоткнуты картонки. Столешница была покрыта клеёнчатой скатертью с полустертым рисунком, посередине дымилась кастрюля с сочным борщом. Сладковатый аромат ноздреватого бородинского, дразня, перемешивался с острым запахом молодого чеснока. В желтой эмалированной миске с черной окаемкой лежали крупно нарезанные овощи, свежие, блестящие, прямо с грядки – огурцы, помидоры, редис, зеленый лук. Все это богатство хозяйка щедро приправила ароматным подсолнечным маслом и мелко резаной зеленью.

Нина Семеновна громыхнула чайником и озабоченным взглядом обежала накрытый стол.

– Вроде, все. Только батя наш, как всегда, не торопится, – вытерев руки о выцветший фартук, она приподняла край кружевной занавески. – Небось, опять с капустой разговаривает. Слышь, Ванечка, сына, иди, кликни отца к обеду, стынет ведь…

Ванечка, угловатый, худощавый паренек, восемнадцати лет от роду, на просьбу матери даже ухом не повел. Притулившись в углу огромного кожаного дивана, затертого и много раз латанного, пятый день он вел ожесточенный бой с монстрами, посему все происходящее на планете Земля его совершенно не интересовало. Прилипшие к электронной игрушке конечности сотрясались в такт стрельбе, волосы стояли дыбом, глаза вращались каждый по своей траектории, а пальцы двигались с ужасающей скоростью.