Пассажиры с любопытством глядели на необычно оживленного человека, на его горящие глаза. Им казалось даже, что он немного выпил. Но Шмаю теперь меньше всего интересовало, что о нем подумают случайные соседи по вагону, с которыми он через час расстанется. Его больше волновала встреча с сыном, дружба с ним и его товарищами.

Станция, сын, его новые молодые друзья остались где-то за заснеженным лесом, и Шмая, сбросив полушубок, улегся на верхней полке. А через несколько минут он уже рассказывал соседям о своем большом счастье так, будто перед ним были старые друзья и знакомые.

Хороша все-таки жизнь! Хорошо, когда тебя окружают добрые люди и есть с кем переброситься словом в дороге! Жаль, конечно, что жену не взял с собой, увидела бы, какой у него славный сынок и как радушно его, Шмаю, все встретили. Не грызла бы его, не злилась. Но пусть грызет, пусть злится! На то и жена!..

Глава двадцать первая

ПРИШЛА ВЕСНА

Испокон веков так бывает, что весна любит перед своим приходом немного пококетничать. Приходит она не сразу, а с разными фокусами, выкрутасами. То солнце ярко светит и, словно наперегонки, пускаются вскачь к Ингульцу веселые ручьи, то они застывают, покрываются ледяной коркой, и вступает в свои права метель, вьюга. Снег заносит степь, дороги, тут и там вырастают высокие сугробы. Кажется, что сызнова начинается лютая зима…

Но как бы то ни было, весна уже властно давала о себе знать.

В эти дни больше всех был озабочен Овруцкий. Шутка сказать, сколько теперь дел навалилось на него! Избрали председателем артели. Дело новое, работы невпроворот.

Уж люди диву давались, откуда у человека столько энергии! Другой на двух ногах ничего не успевает, а этот на одной и на костылях носится, как вихрь, и всюду, чтоб не сглазить, поспевает!

Ночь сегодня выдалась не из приятных, хоть весна уже была на носу. Ветер истошно выл в проводах и дымоходах, валил с ног, а сырой, лохматый снег сыпал без конца, точно в декабре.

И в этакую непогоду, когда, как говорится, добрый хозяин собаку за ворота не выпустит, Шмая-разбойник услышал стук в дверь. Пришел не кто иной, как Овруцкий с группой колонистов. Зашли, отряхнулись от снега, сели на скамью, что под окном. Хотели что-то сказать, но, видно, застеснялись хозяйки, которая сидела у печи, что-то вязала и ругала Мишку, младшего разбойничка.

Все на нем горит! Наденет новую рубашку, штаны, возвращается из школы в лохмотьях; сапоги сшили — солдат не порвет за три года!.. А этот озорник порвал их за две недели… И в кого он только пошел?! А с чего это пожаловали к ним поздние гости? Что случилось?.. Рейзл косилась на мужа, о чем-то шептавшегося с председателем. Хоть это ей явно не нравилось, она сдерживала себя, молчала. Но когда Шмая стал быстро одеваться, ее прорвало. Она вскочила с места и сердито закричала:

— Что это еще за секреты? Куда это вы собрались? Банк или церковь ограбить решили?.. — И, немного подумав, добавила: — Вы как себе хотите, а Шмаю я никуда не пущу!..

— Он скоро вернется, — тихо сказал Овруцкий.

— Вы мне голову не морочьте! Думаете, я не знаю, что вы идете выселять Авром-Эзру из поселка?

— А разве это секрет? Так решил сход, так, значит, и будет…

— Делайте, что вам угодно, но Шмая никуда не пойдет! Он не будет вмешиваться… Нам уже пригрозили, что дом подожгут. Не хочу! Идите сами!

— Нехорошо, Рейзл! Не пристало тебе так говорить, — вмешался старик Гдалья, мягко касаясь плеча соседки. — Разве мало горя причинили тебе, мне, всем нам эти душегубы? Ты уже, видно, забыла, что Авром-Эзра проломил мне голову и я только чудом выжил? Таких злодеев жалеть не приходится. Будут они подальше от нас, спокойнее будет на душе…

— Все знаю! Все помню!.. Но мой муж никуда с вами не пойдет, и все тут! Он не пойдет людей убивать…

— А кто говорит, что их собираются убивать? — рассердился старик. — Я никогда еще не убивал хороших людей. Цейтлиных просто выгонят из колонии, чтоб они больше не могли нам пакостить… С собственной женой, бывает, расходятся, почему же мы должны вечно жить по соседству с этими паршивцами, будь они трижды прокляты?

— Да говорю я вам, — вспыхнула она, — что Шмая никуда не пойдет! Не хочу, чтоб он связывался с ними!

Шмая подошел к ней, поправляя на ходу шапку-ушанку и задорно улыбаясь:

— Скажи мне, дорогая, ты в самом деле обо мне так заботишься или просто жалеешь их, этих Цейтлиных?.. Что ты, маленькая, не понимаешь, что жизнь у нас светлее станет, когда мы избавимся от таких соседей?

— Никуда ты не пойдешь, говорю тебе!

— Что ж, Шмая, — поднялся с места Овруцкий, — может, и вправду останешься? Пойдем сами…

— Вот тебе и раз! — воскликнул Шмая, застегивая полушубок на все пуговицы. — Хорош бы я был, если б в таких делах по бабьему разумению действовал! Про такие случаи и говорят: жену надо выслушать, а сделать все наоборот!..

Рейзл покраснела, испытывая страшную неловкость перед колонистами. Так ее обидеть при людях!..

Придя немного в себя, она сказала:

— Смотри, Шмая, как бы тебе не раскаяться… Небось, если б тебя твой сынок Саша позвал, ты на край света помчался бы?.. Тебе не трудно проехать тысячи километров, чтобы встретиться с ним. А если жена тебя о чем-нибудь просит, так ты и слушать не хочешь… Ты еще пожалеешь об этом!