Рядом с ним стоял Хацкель, а за его спиной виднелось несколько подвыпивших молодчиков с дубинками.

Заметив колонистов, спешивших сюда, они застыли в настороженном ожидании и молча смотрели на приближавшуюся толпу, на Овруцкого, который подпрыгивал на своих костылях, стараясь не отстать от остальных.

Овруцкий подошел к лежавшему на вспаханной земле изувеченному Гдалье и, опершись на костыли, смотрел на безжизненное лицо старого колониста, на женщин, которые перевязывали его. Он побагровел от злости и с трудом сдерживался, чтобы не выместить сейчас же весь свой гнев на бородаче в ермолке.

Все молчали, стиснув зубы.

И тут из толпы вышел Шмая-разбойник. Окинув ненавидящим взглядом разъяренного, но все же растерявшегося Цейтлина, он сказал, стараясь сохранить спокойствие:

— Вы, господин Цейтлин, кажется, недавно говорили, что надо жить в мире и согласии… Люби, мол, ближнего и так далее. В священном писании будто так написано… Злодей в ермолке! — не сдержался кровельщик и плюнул в его сторону.

— Надоели! Надоели вы мне хуже горькой редьки, голодранцы! — рявкнул Авром-Эзра. — Я вас своим хлебом и картошкой все годы кормлю. Я для вас ничего не жалею. Кто приходит с протянутой рукой, тому и даю… А вы меня разоряете! Знайте, — кивнул он в сторону лежавшего на земле старика, — так будет со всеми, кто тронет мою землю, мое добро!

— Все у тебя награбленное! Все это — наш пот и наша кровь! — послышались возгласы в толпе.

— Искалечил человека! А за что?

— Убить его мало!

— В тюрьму убийцу! — раздались гневные голоса, и уже трудно было сдержать колонистов, бросившихся к Цейтлину.

— Стойте, люди! — преградил им дорогу Овруцкий. — Судить его надо, а не пачкать об него руки…

— Я никого не боюсь, Овруцкий! И не стращай меня! — крикнул срывающимся голосом Авром-Эзра. — Никому не отдам свое добро! Только через мой труп!.. Но и мертвый я не отдам вам ничего, запомните это навсегда! Убью, своими руками убью!

Овруцкий сделал несколько шагов по направлению к взбешенному старику и негромко сказал:

— Все это мы уже слыхали! Ваш крик никого не испугает. Мы уже пуганные… Кстати, может быть, вы на минутку бросите свою тросточку? — кивнул он на оглоблю, которую Авром-Эзра не выпускал из своих крепких рук. — Бросьте ее, говорю! Кого запугать собираетесь? Весь народ? — показал он на возмущенную толпу, которая готова была растерзать Цейтлина, его зятька и прятавшихся за спиной Хацкеля подвыпивших молодчиков.

Овруцкий так посмотрел на своего бывшего хозяина, что тот, не выдержав его взгляда, отшвырнул в сторону оглоблю.

И тут произошло неожиданное. Авром-Эзра весь съежился, заплакал и стал бить себя кулаком в грудь:

— Разбойники! Грабители! Откуда вы взялись на мою голову? Если б эти голодранцы пришли к тебе, Овруцкий, отнимать твою землю, твое добро, ты бы молчал? Если б сеяли твоим зерном, пахали твоими волами, ты молчал бы, скажи? А я должен молчать? Знай, кровь прольется!..

— Уж мы на своем веку видали, как льется кровь, — прервал его Овруцкий, — и сами немало крови своей пролили… А вот вы только пили нашу кровь! — И, замахнувшись на него костылем, крикнул: — Убирайтесь вы к чертовой матери, чтобы и духу вашего здесь не было!..

— Вон с нашего поля! — загалдела толпа.

Первыми побежали пьяные наемники, побросав дубинки и железные палки. За ними двинулись Авром-Эзра и Хацкель.

Люди с презрением смотрели им вслед, бросая вдогонку крепкие словечки.

Увидев, что еле живого Гдалью уже положили на воз, Овруцкий громко сказал:

— Они заплатят за твою кровь, Гдалья, дорого заплатят!..

И он направился к разорванным мешкам с зерном, возле которых сгрудились колонисты.

— Люди, товарищи, — крикнул он. — Чего вы стоите? Уже полдень, смотрите, где солнце! Пора приниматься за работу!..

— А если эта банда опять сюда явится? — послышался чей-то робкий голос.

— С ними опасно шутить… Они подкупят босяков, тогда нам несдобровать!

— Очень мы их испугались! — оживился Шмая-разбойник. — Первую атаку отбили? Отбили! А если они снова сюда сунутся, мы им печенки отобьем…

— Шмая, дорогой, ты нам в сельсовете, кажется, какую-то историю рассказать хотел… — подошел к нему кто-то из молодых парней.

— Что вы! Кажется, такой интересной истории, — улыбнулся кровельщик, кивнув в сторону поселка, куда удрал Авром-Эзра со своим зятьком, — мне не рассказать. Да не думайте вы о них, запрягайте волов, лошадей и сейте на здоровье! Нечего бояться, больше они сюда не полезут…