Из уст в уста передавалась весть, что в Киеве будто вот-вот должна смениться власть. Центральной раде приходит конец. Никто не знал, каких перемен нужно ожидать. В каждой волости нынче своя власть, свои порядки. Появились какие-то батьки-атаманы. Все рвутся к власти. Что будет дальше?

Ясно было одно: море вышло из берегов, и неизвестно, когда жизнь войдет в свою колею. Но все хорошо знали, что к прошлому возврата нет… Нужно только набраться терпения и ждать, что принесет завтрашний день, и не только ждать, а бороться за то новое, что он несет с собой. Нужно идти на смертный бой, чтобы установить порядок на этой многострадальной земле…

Глава пятая

МЕСТЕЧКО В ОГНЕ

Местечко со своими кривыми улочками, тупиками и небольшой площадью раскинулось в глубокой зеленой долине, вдалеке от большой дороги. С трех сторон оно было на виду у всего мира, а с северной стороны его ограждал от ветров и бурь старый дубовый лес, величавый и таинственный.

До тракта и железной дороги отсюда было не близко, но все же местные остряки утверждали, что Раковка лежит как горох при дороге — в том смысле, что кто ни пройдет, тот щипнет…

Некогда мимо местечка проходили чужеземные орды, оставляя за собой реки крови, могилы, пепелища и руины. Казалось, не воскреснет оно больше, не встанет из пепла. Не вернутся сюда разбежавшиеся, чудом уцелевшие жители. Но проходило время, и люди возвращались к своим очагам, на родную землю, в которую вросли обеими ногами, в которой покоился прах их дедов и прадедов. И среди развалин снова начиналась жизнь, на убогих улочках и в тупиках опять слышался детский гомон и девичий смех…

«Заколдованный городок… — говорили иные. — Ни в огне не горит, ни в воде не тонет…» А как щедро одарила его природа! Как прекрасно было местечко весною, в цветении лугов и садов, со своими сверкающими зеленью крутыми холмами, с извивающейся серебристой лентой буйной речушкой…

Кто хоть раз побывал здесь, кто пожил среди жизнерадостных, трудолюбивых, никогда не унывающих людей, тот долго помнил красу этого милого, тихого и мирного уголка и его обитателей.

Здесь, в этом городке, родился, провел свою юность, отсюда ушел на войну Шмая-разбойник, кровельщик Шая Спивак.

Глядя на него, люди ломали себе голову: в кого пошел этот веселый человек? И все сошлись на одном: не иначе, как похож он на своего деда-кантониста, прослужившего царю-батюшке двадцать пять лет как один день, ни больше ни меньше. Именно от деда Шмая вместе с профессией кровельщика унаследовал все его солдатские замашки, веселый нрав и доброту. В глубокой старости чернобородый Авром-Бер, дед, еще мог выпить добрую чарку, спеть солдатскую песню и погулять с красивой молодухой. Старушка-жена на него за это уже не обижалась. «Если уже пришлось, — говорила она, — отбарабанить в солдатах четверть века и не изведать многих земных благ, так пусть уж хоть на старости лет наверстает…»

В таком местечке, как Раковка, большого выбора профессий нет, и отец Шмаи стал, как и дед, кровельщиком. Люди шутя говорили: «Слава богу, что он поселил на этой земле Спиваков, а то без них худо нам пришлось бы, — жили бы без крыш, как цыгане». На долю отца Шмаи тоже выпало немало горя. Хоть служил он в солдатах меньше, чем дед, но воевал в русско-японскую войну в самом пекле — в Порт-Артуре — и где-то там сложил свою голову…

И о деде и об отце Шмаи можно было бы рассказать немало удивительных, веселых, а порой и грустных историй, но для этого ни времени, ни бумаги нам не хватило бы…

Сам Шмая немало натерпелся на своем веку, не зная и не ведая, за чьи грехи. Бывал он на коне и под конем, но никто вам не скажет, чтобы человек этот роптал на свою судьбу или приходил в уныние, а тем более в отчаяние. Иные покидали родное местечко и отправлялись в дальние края в поисках счастья, а он никуда не собирался. Он любил свой дом, свой уголок, как любят бедную, но преданную, заботливую мать.

За последние годы довелось ему повидать немало городов и сел, но такого городка, как Раковка, по его словам, нигде не найдешь. Скольких людей повидал на своем пути, но таких, как его земляки, не встречал.

В ожидании лучших времен он старался не падать духом и подбадривал других, сам не любил скучать и другим, по возможности, скучать не давал.

— Ничего, — частенько говорил он, — перемелется, мука будет…

А люди ему отвечали:

— Ой, что-то долго, Шмая, у тебя мелется…

В свободные часы бывалый солдат обучал молодых ребят-дружинников обращаться с винтовкой, швырять самодельные гранаты-«лимонки». Вместе с ними, с дружинниками, по ночам ходил с винтовкой, охраняя местечко от бандитов, грабителей. Он участвовал в жарких схватках и драках, и ребята восхищались его смелостью и солдатской смекалкой, умением выходить победителем из любого сложного переплета.

Таков уж у него закон: всегда быть среди людей, ближе к людям. Он всегда старался успокоить, развлечь их, рассмешить.

Но вот родное местечко поблекло, утратило прежнюю привлекательность. Давно уже не слышно было на его улицах звонких песен девчат. Безлюдно стало вокруг. Война забрала почти всех мужчин, молодых ребят. Немногие вернулись домой. Иные еще находились в войсках, а большинство нашли свой вечный покой где-то в Карпатских горах, в Пинских болотах. Полку вдов и сирот, нищих и калек все прибывало.