Вскоре из дома вышли Ойдекопп, Юло, Харьяс и еще три-четыре человека. Все, кроме Харьяса, были вооружены. На груди у Ойдекоппа висел автомат.

Ойдекопп подошел к Элиасу и молча стиснул его руку. Потом посмотрел на часы и объявил:

– Пора начинать..

После того как все столпились вокруг него, он пояснил:

– Пойдем через Метсаэрское пастбище. Будем держаться за деревьями и кустами. Со стороны шоссе к нам подойдет Аоранд со своим отрядом. Бояться нам некого. Раньше, чем из Пярну явится милиция, немцы будут уже здесь.

"Откуда взялся у Ойдекоппа немецкий автомат?" - подумал Элиас. Кто-то сказал:

– Так вот оно что! Значит, немцы так близко!

Ни Ойдекопп, ни кто другой не откликнулись на возглас.

Вдруг раздался спокойный голос:

– Я с вами не пойду.

В человеке, который это произнес, Элиас узнал невозмутимого хуторянина, которого звали Сассем. Это он не верил вчера ничьему радио и советовал не соваться башкой в огонь.

Ааду Харьяс подскочил к Сассю:

– В такой момент каждый из нас обязан что-то сделать во имя освобождения родины. Подумай, Сассь! Время-то какое! Точно такое же, как освободительная война, а ты ведь в ней участвовал.

Но Сасся это не смутило.

– Не забывай, что я дрался и с ландесвером.

– Сейчас некогда спорить, - заявил Ойдекопп кате- горическим офицерским тоном.
– Мы никого не принуждаем, но нечего и не забудем! Люди! За мной!

И размашисто зашагал первым. Сассь и еще несколько совсем незнакомых Элиасу крестьян все же не пошли за ним.

Юло, по-прежнему шагавший впереди Элиаса, оглянулся через плечо и сказал с невеселой улыбкой:

– Вечная наша беда - никогда весь народ не бывает заодно.

За спиной глухо слышались разговоры:

– Если немцы до вечера не придут, здорово мы влипнем. Позвонят в Пярну, прикатит истребительный батальон и спалит всю деревню.

– Пожалуй, было бы умнее не слишком злить красных. Можно ведь подождать денек-другой.

– Где же они, эти немцы? Дошли хоть до Мыйзакюлы?

Элиас слышал эти разговоры, но делал вид, что они его не интересуют. С того момента, как на сеновале ему вручили винтовку, все пути к отступлению были отрезаны Сейчас он хотел только одного - чтобы все поскорее кончилось.

Они прошли каким-то болотом, где ноги увязали чуть ли не по колено. Потом выбрались на пастбище, где было посуше. Потом начался низкорослый ельник, здесь тоже чавкало под ногами. Когда они вышли из ельника, Элиас увидел перед собой большое многооконное деревянное здание. Уж не исполком ли?

Да, это был волостной комитет.

Изо всего, что потом случилось, в памяти Элиаса уцелели только отдельные картины. Он стоит за кустом сирени и ждет. Харьяс, который присел на корточки за поленницей, без конца повторяет: "Он там, я знаю, он там" Вдруг появляется откуда-то Ойдекопп и подает ич знак, после чего Ойдекопп первым, остальные - следом, все через черный ход, врываются в волисполком. В дверях возникает толчея; Харьяс почему-то непременно хочет прорваться первым. Перед глазами Элиаса качается его жирное лицо. Рот Харьяса приоткрыт, изо рта разит водкой, глаза блестят. Откуда-то доносится заливистый младенческий плач. Харьяс внезапно начинает орать: "Я!.. Я!.. Я!.."

Элиас обнаруживает себя в просторной, перегороженной барьером комнате. Взгляд его останавливается на человеке, который стоит в стороне от всех с какой-то бумагой в руке.

Ворвавшись в дом, только что толкавшаяся в дверях толпа внезапно притихла. Все сбились в кучу и пялятся на того, в чьих пальцах белеет лист бумаги.

Домотканый пиджак этого человека расстегнут; почему-то именно этот пустяк привлекает внимание Элиаса. Человек скользит взглядом по всем, кто ворвался в помещение: он, видимо, догадывается, чего следует ждать.

Харьяс подскакивает к нему, задирает голову. Он гораздо ниже этого человека и поэтому выглядит комично. Потом вдруг ставит к стене стул, забирается на него, срывает с гвоздя портрет и швыряет на пол. Соскакивает со стула и снова кидается к человеку.

Тот спрашивает со спокойной насмешкой:

– А портретом Гитлера ты уже обзавелся?

Заносчивый старик, покрасневший пятнами, отступает на шаг, вскидывает подбородок, тычет рукой в дверь и тонко взвизгивает:

– Выходи!

Не глядя на Харьяса, тот говорит:

– Все-таки зря мы не отправили тебя в Сибирь. Здорово ты можешь напакостить.

– Выходи] - кричит Ааду Харьяс еще визгливее. Ойдекопп подходит к человеку и командует клокочущим басом:

– Давай пошел! Человек не двигается.

– Так, значит, это вы сегодня ночью Роберта?.. Тогда и Аоранд подходит к человеку и бьет его

по лицу. Начинается всеобщая суматоха, всеобщий крик.

Человека хватают за руки. Он отбивается и кричит: