Шрифт:
Элиас все чаше ловил себя на мысли, что не стоит тешить себя надеждой, будто с возвращением в Таллин всем его бедам придет конец. Война и в Таллине перевернет вверх дном всю жизнь и отношения людей. Желания и стремления отдельной личности не играют во время войны никакой роли. И вообще, кто сейчас имеет право мечтать о личном счастье, когда над будущим целых народов нависла смертельная угроза? Во всяком случае, над будущим эстонского народа.
Но почему-то все эти рассуждения казались Элиасу глупыми. Ойдекопп был прав, когда называл его бессильным, неустойчивым человеком. Несчастье его, Энделя Элиаса, состоит в том, что он в самом деле не может выбрать, к кому присоединиться. Два месяца назад он не колеблясь пошел бы вместе с коммунистами. Может, вступил бы даже в истребительный батальон. А теперь...
На этом месте Элиас всегда заходил в тупик.
Даже и теперь, когда ему хватало времени докопаться до всего, он так ни к чему и не пришел. Словно пути к истине" и не существовало. От него отреклись и красные и белые. Обе стороны видели в нем врага, а сам он не доверял ни коммунистам, ни фашистам, вроде Ойде-коппа.
По ночам Элиас продолжал слышать глухие залпы и зажимал уши руками. У него возникало чувство, будто его опять швырнули в грузовик и захлопнули за ним дверь.
Может ли правда убийц быть правдой народа?
Элиас все больше думал об Ирье. Она словно бы снова вернулась в его жизнь. Бывали моменты, когда Элиасу казалось, будто она совсем близко. Села рядом и разговаривает. Элиас слышал низкий голос Ирьи, видел ее серьезные глаза, и если бы он осмелился ее коснуться, то, может быть, ощутил бы и жаркую теплоту ее тела. Таким сильным было это наваждение.
Ирья одета так, как одевается, когда ходит на службу: в платье-костюме темных тонов, который придает ей немножко строгий вид. Она сидит спокойно, придерживая пальцами сумочку на коленях. Появление Ирьи волнует Элиаса, он боится, что женщина в любой миг может исчезнуть, а это очень беспокойно. Ведь у него столько всего на душе. Он хочет, чтобы Ирья выслушала его до конца, поняла и простила. Знать, что думает о нем Ирья, это для него самое важное, самое существенное.
Ирья. Ну, как ты живешь?
О н. Мне так хотелось тебя видеть.
Ирья. Я спросила о другом.
О н. Не спрашивай меня ни о чем. Мне очень трудно тебе ответить. Попытайся понять меня.
Ирья. Почему ты уехал из Таллина?
О н. После каждого твоего вопроса положение мое все безвыходнее. Я боюсь признаваться тебе во всем. Ты станешь презирать меня, если узнаешь все.
Ирья. Больше всего ненавижу трусов.
О н. Я и есть трус, Ирья. Страх, панический страх гнал меня все время. В Таллине я даже не посмел сесть на поезд.
Ирья. А говорил, что любишь меня. Значит, ты обманывал?
О н. Нет, дорогая, нет. Я люблю тебя. Люблю сильнее, чем когда-нибудь. Поверь мне.
Ирья. Хочу тебе поверить и не могу. Если бы ты любил меня, так не стал бы ничего скрывать.
Он. Я не хотел тебя потерять.
Ирья. Недоверие страшнее самой страшной правды.
О н. Я надеялся, что все быстро уладится.
Ирья. Как это могло быстро уладиться, если ты сбежал из Таллина? Кто мог что-то сделать вместо тебя? Или кто-то из друзей пообещал тебе помочь?
О н. Ужасно глупо все получилось
Ирья. Для меня было таким несчастьем узнать, что с тобой случилось. А больше всего я мучилась из-за твоего притворства. Помнишь, ты солгал мне, будто уезжаешь на некоторое время в командировку, а на сколько, это выяснится на месте. Ты солгал мне так обдуманно. Я ни на миг не усомнилась в твоих словах. В то утро я была слепа от счастья. И ты воспользовался этим.
О н. Я видел, что ты счастлива. И не хотел разрушать твоего счастья.
Ирья. Ты снова лжешь. Будь я в то утро печальной, ты ведь все равно не сказал бы ни слова.
О н. Ты не права. Я вообще не должен был больше приходить, но не смог уехать из Таллина, не повидав тебя. В ту ночь я не сомкнул глаз, все смотрел на тебя. У меня было ужасное предчувствие, что мы никогда больше не увидимся, - это меня убивало.
Ирья. А может, я поехала бы с тобой?
О н. На этот раз ты говоришь недравду, Ирья.
Ирья. Радость моя стала бы еще сильнее, если бы ты поделился со мной своими заботами. Да и тебе самому было бы легче.
О н. Значит, мы ничего не можем исправить?
Ирья. Слишком много я плакала из-за тебя, чтобы все забыть. Если бы тебя выслали в Сибирь, я поехала бы с тобой. Я верила в тебя. В голове моей никак не укладывалось, что ты враг. Или ты притворялся во всем? Говорил то, во что не веришь, поддакивал мне? Лишь бы переспать со мной.
О н. Ирья, ты безжалостна.
Ирья. Безжалостна? Нет. Просто я не знаю, когда ты был искренний, а когда хладнокровно лгал.
О н. Теперь я понимаю, почему ты не ответила на мое письмо.
Ирья. К тому времени я знала уже слишком много, чтобы помчаться в Пярну. И все это мне пришлось узнать от других. Думаешь, это легко? Ты превратил меня в дурочку, Эндель. Как насмешливо меня спрашивали, не знаю ли я что-нибудь о тебе. А потом сочувственно сообщали, будто ты ушел в подполье. По утрам мне страшно было идти на работу. Мне хотелось заступиться за тебя, а вместо этого приходилось глотать слезы. Сколько отчаянных минут я пережила из-за тебя.