Шрифт:
— Не подходить, мы уходим, — направив дуло автомата в сторону противника, «Раста» на всякий случай предупредил своих подчинённых и так не горевших желанием познакомится поближе с этой машиной смерти. Рассеявшийся дым открыл вид на разорванное на две части тело, не подающее никаких признаков жизни.
Выстрелив пару раз в туловище и не дождавшись какой-либо реакции, «Раста», успокоился.
Члены группы Альфа, побывали во множестве горячих точек, день за днём отстаивая интересы компании, но видеть подобное им доводилось впервые. Нет ничего плохого в страхе, заставляющем поджилки на ногах трястись, иногда следует довериться голосу разума и бежать без оглядки.
— Валим, — подобрав отброшенный кейс, «Раста», побежал к выходу, подавая пример своим подчиненным с удовольствием последовавших за командиром. Никто из них не увидел как две части тела, неподвижно лежащие в воронке, начинают соединяться воедино, но все они услышали холодящий нутро вопль пришедшего в себя хищника. Подобная регенерация ещё больше изменила Стоуна, превращая его нижнюю часть тела в нечто неузнаваемое.
Дальнейший побег «Раста» у запомнился плохо, слившись в череду перестрелок, взрывов и неудачных попыток оторваться от чудовища с рвением цепного пса продолжавшего погоню. Первым выбыл тяжелораненый, оставленный по его же просьбе за очередным поворотом бесконечных переходов, взрыв выбивший крошку с потолка даже не замедлил монстра, продолжавшего убивать одного члена его отряда за другим.
Лукреций был разрезан на две части, разбрасывая свою требуху по покрытому мхом полу тоннеля, бросившийся ему на помощь Папаша заимел в своём теле отверстие несовместимое с жизнью, а Дрозду попытавшемуся всадить нож в глазное яблоко противника, монстр прост и без затей оторвал голову.
Последнее воспоминанием перед тем, как свет померк, был крик боли Всполоха насаженного бывшим ученым прямо на коготь, отброшенный в боковой тоннель Липкий держащий раскрытый кейс и последовавшая следом ослепляющая вспышка света. Заложенная взрывчатка сделала своё дело обрушивая на голову монстра потолок канализации, погребая того под слоем бетона, камней и земли.
Придя в себя спустя какое-то время, мужчина рассматривал завал, который полностью перегородил дорогу в лабораторию. Посмотрев на пробирку с зажатую в руке, мужчина протяжно вздохнул.
Он вновь единственный выживший, начальство его убьёт.
«…»
Вездесущие крысы с упоением обгладывали останки Липкого, копошась в еле заметной луже образовавшейся из разбитых пробирок. Маленькие частички смертоносного вируса, вырвавшиеся на свободу, нашли своих первых носителей. Этот вирус станет вторым дыханием для ранее появившейся заразы, возможностью достичь реквиема…
Глава двенадцатая. Метаморфоз.
Не знаю, сколько точно времени пробыл без сознания, час, два, может быть три. Но всё хорошее в итоге имеет свойство быстро заканчиваться, так произошло и со мной. Спасительное ничто уступило место адской боли тысячами острых иголок пронзающей моё тело от пяток до макушки головы.
Метался в бреду, моё тело снедал жар, затем сменяющийся сильным ознобом, раз за разом цикл шел по кругу. Непрекращающийся заунывный вой, и монотонные удары в дверь делали моё и без того поганое самочувствие еще хуже, голова в те моменты, когда пытался осмотреться в поисках хоть какой-то тряпки на которую можно уместить мое многострадальное тело ощущалась, словно отлитый из чугуна шар. Только наличие убора на голове, снять которую не успел, спасло меня от добавления к списку моих недугов еще и сотрясения головного мозга.
Высокая температура заставляла мой мозг выдавать качественные галлюцинации, в одних наслаждался видом бесконечных кругов разных расцветок, в других был на месте водителя автобуса, в те моменты, когда температура моего тела достигала наивысшей отметки, ощущал себя непосредственно автобусом, который едет по уходящей вдаль дороге. Находящие волнами рвотные спазмы и кашель вывели из меня все те небольшие остатки жидкости и еды, что не успел переварить организм. К непрекращающейся боли, добавилась и дикая жажда. Место укуса превратилось в пылающий пульсар, в особенно паршивые моменты, когда боль становилось просто невыносимой — кричал, срывая голос, напрягая связки до того состояния в котором до их разрыва оставалась лишь секунда-две. У меня была надежда, что мои дикие крики услышит кто-то кроме жаждущих человеческой плоти чудовищ и придёт мне на помощь.
Но большинство надежд всегда остаются лишь надеждами. Суровая правда жизни в которой нет места для глупых мечтаний. Хотел жить, несмотря на все испытания, свалившиеся на меня, несмотря на всю испытываемую боль, хотел выжить и самое главное — хотел остаться человеком. Наивные желания, но именно они и давали необходимые силы для борьбы с самим собой, они позволяли остаться сознанию на плаву и не дать разуму расколоться на миллионы осколков.
В какой-то момент отключился, проваливаясь в спасительный сон, туда, где нет места боли и страданиям. Ни холодный бетон, ни лужи рвоты, источающие мерзкий запах не могли побеспокоить меня.
Проснулся, впрочем, от холода, и жажды превратившей мой рот в засушливую пустыню, наложив всё это на поврежденное криками горло, мы получаем неприглядную картину. Но, тем не менее, мое состояние стало гораздо лучше, чем ранее, и это вселяло в моё сердце уверенность.
С кряхтением приподнявшись с пола, стараясь не тревожить пострадавшую руку, смог вновь прислониться к стене. Вертеть головой было невозможно, в шею будто вставили штырь, прочно зафиксировавший ее на одном месте. И всё же краем глаза увидел то, что подняло мое настроение на недосягаемую прежде высоту — раковина, и маленький, поржавевший от времени и отсутствия должного ухода кран.