Она сердито посмотрела на него.

— Я ничего не могла поделать с тем, что вода попала мне в нос, когда волна сбила меня с ног!

Он засмеялся.

— Да, волна надрала тебе задницу.

— Ты даже не зашел в воду. Просто наблюдал. Я бы посмотрела на тебя там.

Она указала в сторону океана.

— Тогда пойдём. — Он встал. — Идем, Элай. Пойдем и покажем твоей сестре, как это делается.

Элай натянул ботинки и взял его за руку.

— Только по колено, ребята, и не дальше! — предупредила я их, глядя на Элайджи. — Подержи Элая, пожалуйста. И не надо так сильно дразнить Люси. Я и так волнуюсь...

Я наблюдала за тем, как Люси пошла к воде, и оглянулась в нашу сторону, чтобы посмотреть, идет ли Элайджа.

— Знаю, детка. Вот почему я иду с ней. Она хочет вернуться к воде, но я вижу, что она боится оставаться там одна. Она не зайдет глубоко.

— Сестренка боится? — спросил Элай удивленно.

— Пойдем. — Элайджа подхватил его на руки. — Эти волны — не шутка. Поэтому лучше не заходить одному. Она не столько боится, сколько умна...

Чем дальше он отходил, тем я меньше слышала, и я улыбнулась ему вслед.

Когда я посмотрела вниз, Джексон улыбался мне.

— Что? — ворковала я. Он засмеялся, когда я снова надела бикини на грудь. — Хочешь сказать ма-ма?

— Па-папа!

— Нееет! Ма-ма...

— Пааа-пааа.

Я рассмеялась.

— Ладно, предатель, поговорим, когда тебе понадобится еще молоко. Папа дает тебе молоко?

— Пааа-пааа.

Я взъерошила его темные волосы. Он был темноволосым и темноглазым, как и Элайджа.

— Теперь я знаю, что ты делаешь это специально.

Мы с Джексоном немного поиграли в песке, пока я наблюдала за тем, как они втроем играют в воде.

Скотт звонил Люси раз или два в год. Элай так и не узнал своего отца, поэтому, когда тот пытался поговорить с ним, ему было неинтересно. Каждый раз Скотт обвинял в этом меня, и на этом все заканчивалось. Мы уже некоторое время ничего о нем не слышали.

Лилли не доставляла мне проблем с ними. Думаю, в тот день она хотела лишь задеть мои чувства и напугать. Как и ее сын, она не находила времени, чтобы стать частью их жизни, но все равно винила в этом меня.

Они знали, где мы живем, и могли приходить к ним в любое время. И когда мы переехали в дом Элайджи, я сказала им об этом. В прошлом году мы снова переехали. Тот же город, только новый дом. Салон Элайджи, школа Люси и больница — именно поэтому мы остались в городе, ну и не стоит исключать тот факт, что наши родители будут рыдать, если мы переедем. Мы также рассказали Скотту и его родителям, где находится наш новый дом.

Насколько трудно поднять телефонную трубку и позвонить кому-то? Или приехать и повидаться с детьми, когда вы жили в одном городе?

Мне было жаль только моих детей. Я ненавидела, что они не видятся с отцом, хотя никто из них этого не хотел. Я знала, что все было бы иначе, если бы я простила Скотта. Он по-прежнему валялся бы на диване, пока я работала. Они, скорее всего, видели бы его каждый день, но я не могла представить их счастливыми, потому что они видели бы, как я пытаюсь быть счастливой с человеком, которому больше не могу доверять. Скотт до сих пор жил с родителями. Он больше не учился, но и не работал. Это заставило меня задуматься. Если бы я осталась со Скоттом, мои дети никогда бы не увидели, как на самом деле должны обращаться с их мамой. Они бы не узнали, каково это — рассчитывать на кого-то и быть рядом, несмотря ни на что.

Элайджа был отцом для всех моих детей. Они не называли его папой. Ну, Элай называл его папой, и я не была уверена, стоит его поправлять или нет, ведь он не знал никого, кроме Элайджи. Я видела, как блестели глаза Элайджи, когда он называл его папой, и это вызывало у меня очень много эмоций. После этого я перестала чувствовать вину.

Он любил их беззаветно, и когда я однажды поправила Элая, то увидела разочарование на лице Элайджи. Никто не был разочарован больше, чем я. Теперь, когда Элаю скоро исполнится пять лет, я села и поговорила с ним о Скотте и Элайджи. Я сказала ему, что все в порядке, если он хочет называть Элайджи папой. Я заплакала, потому что Элай плакал от счастья. Он думал, что все те разы, когда я поправляла его, когда он называл Элайджи папой, я разочаровывалась в нем. Он боялся, что я злюсь на него, и от этого я почувствовала себя самой плохой матерью на свете.

Я поняла, что Элайджа заслужил это, а Элай заслужил отца, который всегда будет рядом. После нашего разговора Элай весь день, называл его папой. Той ночью мой большой, злой муж плакал у меня на груди, он был очень счастлив.

Иногда мне казалось, что Элайджа забывал о том, что Скотт — часть Элая и Люси, и вспоминал об этом в редкие моменты, когда он звонил. Я не понимала, зачем Скотт звонил, ведь в основном он спорил со мной. Скотт имел наглость флиртовать со мной, зная, что я замужем, и Элайджа бы его прирезал, если бы он хоть раз моргнул в мою сторону.