Воронов по рассказам старых чекистов в подробностях знал об операции органов в Тамбовской губернии, когда использовали эсера Евдокима Муравьева. По наводке завербованного ЧК агента, удалось арестовать видных руководители повстанческой армии Антонова, но сам Александр Антонов ловко уходил от устроенных засад. Тогда пришлось задействовать воинские части Красной Армии и ЧОНа, под прямым руководством Тухачевского и Уборевича. В конце лета двадцать первого года с восстанием крестьян было покончено. Если честно признаться, — правда о тех события тщательно скрывается, да и красные командиры, убивавшие заложников и травившие селян газами, стараются не ворошить постыдное прошлое. Кстати Сергей знал, что генерал армии Георгий Жуков, тогда командир эскадрона, получил первый орден Красного Знамени в боях с бунтующими крестьянами. Потому Воронов и не стал развивать тему «героических» подвигов ЧОНовцев, а стал излагать Селезню план действий горотдела по блокированию передвижений Ширяева в пределах города и прилегающих районов.

Излагал майор до предела четко, толково пояснял заданные старшим лейтенантом вопросы, но видел, понимал по потускневшим глазам Селезня, что бывалого вояку болезненно одолевают мысли иного свойства.

Петр Сергеевич сознавал, что найденные серьезные улики очередной камень в огород начальника горотдела, или даже гвоздь в гроб… «Гроб», сказано фигурально выражаясь, — никто не станет сажать гэбэшника, да и не тридцать седьмой год на дворе. Зачтутся былые заслуги… и тихонечко отправят на фронт. Ладно бы приставят к особистам, а могут ведь назначить командиром в строевую воинскую часть. И тогда… теплый насиженный быт пойдет побоку, семье тоже придется нелегко, как говорится, рухнет чекистская карьера, и уже не будет шанса отмыться… Селезень не стал выспрашивать Воронова о возможных коллизиях в собственной судьбе, не ко времени это, да и не красит старого чекиста подобная суета, — выставлять в такой напряженный момент подлый шкурный интерес. Сдержал себя старший лейтенант Селезень, сказал только, что еще раз пойдет и посмотрит обнаруженные улики.

Да и Воронов, уже внутренне готовый к неприятной беседе, облегченно вздохнул полной грудью и медленно пошел к стоявшей поодаль «Эмке». Усталый мозг Сергея уже отказывался анализировать текущие события. И он счел за благо, что беспричинно вдруг окунулся в далекое двадцатилетнее прошлое.

С апреля двадцать третьего года Воронов работал техником на авиационном заводе (бывшем механическим «Дукса»), а уже в сентябре, естественно, по протекции старых приятелей отца, парня зачислили на трехмесячные курсы по подготовке следователей, разведчиков и комиссаров чрезвычайных комиссий. Распоряжение о зачислении подписал начальник Административно-организационного управления ВЧК Станислав Реденс. Эти курсы помещались в старинной усадьбе на Покровке двадцать семь. Гораздо позже стали понятны обстоятельства такого поворота судьбы… До того, с ним подолгу и на разнородные темы беседовали два соратника отца по партийной работе, часто заходившие к Вороновым на вечерний чаек. Как выяснилось потом, оба оказались руководящими сотрудниками на Лубянке.

На чекистских курсах Сергея, имевшего за плечами гимназию, конечно, заметили и стали готовить по специальной программе для закордонных работников, числя уже на высших курсах ГПУ. Казалось странным, но молодому человеку свели к минимуму общение с другими курсантами, которые старше по возрасту, состояли в партии свыше четырех и имели стаж работы в органах не менее трех лет. Из этих ребят готовили чистых оперативников для внутренней работы в войсках и территориальных органах. А вскоре Воронова отселили из общежития в отдельную комнату в другом районе Москвы.

Вскоре с ним ряд продолжительных бесед провел сам Артур Христианович Артузов в бытность помощником, а затем и начальником Особого отдела. Запомнились наставления, наезжавшего в Москву, Станислава Степановича Турло — начальника контрразведки пограничных войск Западного края (кстати, виленца и автора книг-руководств «Красная контрразведка» и «Шпионаж»). Крепко помогал в учебе Иван Залдат, подбиравший учебные пособия, в том числе книги генерала Владислава Клембовского и другие дореволюционные источники. А уж такие учебники по специальным дисциплинам, как: «Краткие сведения из агентурной разведки», «Канва агентурной разведки», «Техника контрразведывательной службы», «Очерки истории карательных органов» и «Азбука контрразведки» были вызубрены Вороновым наизусть. С автором «Азбуки» Константином Константиновичем Звонаревым, тогда военным атташе в Турции, Сергею довелось встретиться и пообщаться, задав вопросы по нераскрытым в книге моментам.

По панской Польше с ним занимался поистине человек-легенда, имя которого — Кияровский (Стечкевич) Виктор Станиславович: поляк, виленец, на пятнадцать лет старше Сергея. Был кадровым сотрудником второго отдела генштаба Польской армии (небезызвестной «двуйки»). Резидент польской военной разведки в Петрограде. В 1920 году перешел на сторону Советской власти. При Особом отделе состоял сотрудником для специальных поручений (курировал агентуру ГПУ в Польше). Ему помогал заместитель Павел Андреевич Стырне — латыш по национальности.

Конкретно по Литве, а точнее по Вильне, Воронова готовил тоже человек из легенды — заместитель начальника контрразведывательного отдела Роман Александрович Пилляр (барон Ромуальд Людвиг Пилляр фон Пильхау), кстати, двоюродный племянник Феликса Эдмундовича Дзержинского. Этот еврей, тоже виленец, поначалу возглавлял советскую агентуру в Литве, потом работал особоуполномоченным по Западному фронту, а до двадцать первого года состоял на нелегальной работе в Германии. Сергей благодарен советскому барону за то, что еще тот, помимо лучших учителей московских гимназий, ставил Сергею немецкий и польские языки. Помогал Пилляру — латыш Карл Карлович Сейсум-Миллер, и поляк Карл Францевич Роллер, занимавшиеся контршпионажем против прибалтийских буржуазных республик.

К сожалению, эти удивительные люди оказались позже репрессированы и не дожили до Войны.

Вот такая получилась подготовка у Сергея Александровича Воронова — парня на протяжении нескольких лет готовили для больших дел, возможно слишком больших…

Но тут вмешалась смерть Дзержинского летом двадцать шестого года. Воронов двадцать второго июля был на похоронах основателя ЧК и наблюдал, как Сталин и Троцкий несли гроб Феликса Эдмундовича. В том почетном эскорте состояли Рыков, Каменев, Томский, Бухарин, а спереди шел «дедушка Калинин» в мятой косоворотке.