А вот для связи с информаторами, Сергей выходил из дому, как правило, в сумеречное время суток. Благо улицы старого города извилисты и угловаты, не составляло труда укрыться от комендантского патруля в глубине дверного проема или за фигурным выступом каменной стены. В деталях он вспомнил маршрут с Погулянки вниз по Доминиканской и дальше в гущу улочек еврейского квартала. Конечно, прикинуться ортодоксальным евреем, держащим путь в Старую или Новую синагоги, Воронов не мог, так как не носил пейс и широкополых шляп. Но вящая причина на деликатные случаи жизни у него имелась, — университетские корпуса, готические дворики виленской альма-матер построили в центре старого города, а башня костела Иоаннов служила их неизменным ориентиром.

Информация, которой располагали еврейские подпольщики, встречались еще люди бундовской закваски, — дорогого стоила для НКВД. Где за деньги, а где по присущими этому племени любопытству и проницательности, сыны израилевы получали достоверные сведения по всем аспектам польского присутствия в Литве.

Когда пришла пора возвращаться в Москву, пожилой шамес (по-нашему завхоз) из Старой синагоги принес Воронову плотный сверток для Бокия. На вопрошающий взгляд Сергея служитель пояснил, что там запечатлены криптографические изыски Каббалы. Воронов понимал сугубое значение посылки и передал пакет Глебу Ивановичу, как и оговорено: без огласки, при прямом контакте.

Третий раз они встретились за полгода до ареста самого комиссара, Бокий говорил сумбурно, перескакивал с одной темы на другую, такое неуклюжее общение оставило у Сергея неприятный осадок. Воронов внутренним чутьем понимал, что нервный собеседник уже в проскрипционных списках, да и собственных неприятностей Сергею хватало по горло. Как бы там ни было, по делу Бокия, которое вел зам. наркома Вельский с подручным Ахмедом Али, Воронова не вызывали. Суда или трибунала, как таковых не было, комиссия в составе наркома НКВД, прокурора СССР и председателя Военной коллегии Верховного суда СССР приговорила Бокия к расстрелу, и в тот же день пятнадцатого ноября тридцать седьмого года Глеба Ивановича не стало.

«Господи, — подумал Сергей, — и чего только в голову не лезет, когда сижу в засаде. Но главное, не испытываю никаких эмоций к прошлому, смотрю будто на водяную гладь. И еще, как видимо, мозг не тупой инструмент, заточенный на приземленные действия, типа — лежи, молча и посапливай. Чуть тронул память и пошли накладываемые друг на друга ассоциации, поток былых образов, вытекающих друг из друга, как вода из фонтанных каскадов Петергофа или Кисловодска».

Чу! В терраске домика возникло движение, послышалось недовольные возгласы. Вот заскрипела и рывками подалась наружу ободранная дверь.

Наконец, дождались! Все бойцы во внимании и полном стреме. Да и у самого Сергея, не впервой ловившего отморозков, взыграл адреналин, проняло даже до внутренней дрожи.

На порог избенки вышел кряжистый плешивый мужик, лет сорока не больше, босой, без поясного ремня на расстегнутой гимнастерке. На вид плотный, упитанный, но не жирный, накачанные бицепсы так и играют под тканью солдатской робы, если такой начнет сопротивляться, придется с ним повозиться. Крепыш заспанно огляделся и неспешно направился в сторону уборной, но, не дойдя метров трех, стал мочиться на едва проросшую картофельную ботву.

Тэошник, затаившийся в бурьяне за спиной зассанца, как и учили, ловко дернул бугая за голени, и тот рухнул мордой на грядку. Еще не поняв, что случилось, крепыш получил удар по кумполу рукояткой нагана. Наглухо вырубленного диверсанта по-пластунски оттащили подальше в огород, засунули в рот кляп, крепко связали, загнув ноги к спине, чтобы по дури не взбрыкивал. Расторопный пожилой боец, деловито обыскал «языка», тот оказался «пустым», не считая кисета в брючном кармане. Видимо диверсанты, окопавшись в глуши, чувствуют себя в полной безопасности, что выходят на двор запросто, как у родной мамани в гостях.

Воронов еще раньше сообразил, что дядек не главный, но вероятно, этот болван и поджог дом Машкова, облив керосином. Ну, вот — теперь лежит смирненький, косорылит морду, измазанную ссаной землицей. В избе остаются убийца громила и тщедушный пацанчик радист, так кто из них выйдет первым… И вдруг, произошло непредвиденное. Вновь, но уже тихо-тихо приоткрылась дверца терраски. Молодой солдатик ловко прошмыгнул меж полураскрытой створки и скорым шагом направился в сторону туалета. Дойдя до того места, где повязали первого диверсанта, вояка, не оглядываясь, нервным шепотом стал часто произносить:

— Товарищи я сдаюсь… Товарищи… сдаюсь…

Воронов также тихо ответил:

— Иди в сортир и закрой за собой дверь.

Паренек оказался сообразительным, быстро выполнил указание. Там бедняжку предусмотрительно ждал боец ТО, вывел через проделанный лаз в задней стенке и обыскал. Сергею пришлось проползти достаточный крюк, чтобы побеседовать с «пленником».

— Выкладывай, кто таков, — миролюбиво начал Воронов.

Солдатик, чуть не заикаясь, произнес глухо:

— Радист группы, позывной Тита…