Главному срочно потребовался квартальный отчет по потребленной электроэнергии:

— Звонили с отделения дороги, опять хотят срезать лимиты, — начальство было расстроено…

Роман Денисович быстренько нашел скоросшиватель с нужными материалами, и коллеги принялись обсуждать возможные варианты экономии ресурса по производственным участкам. В круг обязанностей инженера по оборудования входила и ежемесячная фиксация показаний электросчетчиков. Так что, зная производственные мощности и загруженность участков, Ширяеву с Акишиным не составило серьезного труда рассчитать, где и как придется сберегать электроэнергию. На предварительный анализ у них ушло минут сорок, да и до обеденного перерыва оставалось не свыше получаса.

— Ну, спасибо, Денисович, — главный инженер пожал Ширяеву руку. — За тобой как за каменной стеной. На пятнадцать ноль-ноль назначу оперативное совещание, будь добр, уж помоги там, разжевать мастерам, почему прижимаем со светом. Ну, лады…

Что еще оставалось делать подневольному человеку, как согласно кивнуть головой. Притворив дверь за Акишиным, Ширяев подумал, что последнее время часто возвращался к одной, каверзной мысли: «Не схожу ли окончательно с ума, бедолага… Не привело ли притворное лицедейство к душевной клинике, к диссоциативному расстройству, а проще к раздвоению личности».

А что, разве не так? Сколько лет, уже и не сосчитать, в нем живут два человека: немец Альберт Арнольд и визави — русский Роман Ширяев. Один элитный офицер с академическим образованием, другой железнодорожник, выдвиженец из самых низов. Даже думать приходится на двух языках, непроизвольно чередуя применительно к амплуа: играя то ли самого себя, то ли болванчика, прописанного «легендой». А ведь он поначалу гордился такой способностью, относил себя к удивительным фигурам, но потом остыл, ведь и жена Татьяна из той же породы. Но женщине проще, круг общения домохозяйки слишком тесен, да и притворяться приходится на бытовом уровне. Роман Денисович же, помимо повседневных контактов с людьми, обязан добросовестно выполнять приевшиеся профессиональные обязанности, чуждые по духу, надоевшие как горькая редька. Вот ведь загвоздка…

В голову лезли уже страшные мысли, ужасающие тем, что эти два «Я» пока мирно уживаются, соблюдают установленные границы, не конфликтуют друг с дружкой. Но вдруг, «русское я» взбунтует и подомнет под себя «немецкое», или хлеще того — аннулирует под ноль, что тогда станется?

Или бяка уже случилась… Зачем так жестоко расправился с Семеном Машковым? Поступил, словно хрестоматийный маньяк. Науке известно, что эти выродки страдают раздвоением сознания, и в сумеречной, пограничной ипостаси совершают непотребные гнусности. Уж не уподобился ли Джеку-Потрошителю, не тут ли подоплека содеянного безрассудства? Определенно, оказался в маразматическом состоянии, вот откуда взялась такая неоправданная жестокость. И это не минутная слабость… Он обдумывал акцию не один день, детально прорабатывал и даже смаковал. Странно, даже не приходило в голову поставить под сомнение спорное решение, найти здравые контраргументы, наконец, возмутиться чудовищностью замысла. И это ли не больное воображение… Не сигнал ли того, что игры с «Alter ego» добром не закончатся…

Роману Денисовичу стало дурно, мужчина аж взмок. Так нельзя, кадровому разведчику недопустимо опускаться до слюнтяйства, подвергать сомнению дееспособность разума. Требуется взять себя в руки….

Опять накатила тоска… Ширяев неожиданно понял, что как ребенок хочет поплакаться в подушку, а потому — нуждается в жене Татьяне. А ведь Роман Денисович не придавал тому значения, что она с годами стала для него своеобразной «утешительной жилеткой». Да, да муж плакался супруге, а как еще назвать постоянное недовольство и жалобы на судьбу, начальство, погоду и боль в спине… Роман искал у нее утешение, оправдания, и находил у сильной духом женщины поддержку в минуты собственной слабости или растерянности. И мужчина с горечью почувствовал себя половой тряпкой и никудышным слабаком.

Инженер налил из конторского графина полный стакан стылой воды и залпом выпил. Иссохшим нутром ощутил, как ледяной глоток взрывает окостенелое естество, рвет на части опутавшую липкую блажь. И он протрезвел. Снова стал оберст-лейтенантом Абвера Альбертом Арнольдом — сильным, молодцеватым, уверенным в правоте и непогрешимости, образцовым «рыцарем плаща и кинжала».

«К черту бабьи стенанья! В конце концов, мужик я или нет… Идет война, смертельная схватка двух сильнейших армий в мире. На карту поставлена судьба Германии, а это равно смыслу моей жизни, состоящему в служении Отечеству и великому немецкому народу. Годятся даже чудовищные средства ради победы над общим врагом. И я на передовой линии этой борьбы и отступить никак нельзя… Пусть это звучит слишком патетично, даже литературно надуманно, но это здравый ориентир, и лучше не сворачивать с него. Так что — «вперед Альберт, тебя, мальчик, ждут великие дела!» Ха-ха, если бы так…» — не удержался и съерничал в конце.

Через пятнадцать минут Роман Денисович стоял у входа в «Столовую ОРС-5», сделанную с большим столичным размахом, как и остальные новые постройки в Кречетовке. Здание поистине примечательное: фасадные стены с пилястрами, помпезный портал у входа, громадные витринные окна. Интерьер еще шикарней — лепные потолки и карнизы, филенчатые стены и фигурные ампирные изыски. Что и определило назначение этого общепитовского учреждения, отличающегося от неказистых рабочих столовок. По сути это ресторан, состоящий из двух залов. Первый объемистей в дневное время использовался как столовая с самообслуживанием. Второй, следующий за ним, рассчитан на состоятельную публику: начальство, итээровцев, командированных и военных. Столики с хрустящими белыми скатертями, венские стулья, вежливые официантки, — ну, как полагается в культурном заведении. Правда, теперь по военному времени, спиртным не торговали, но и не препятствовали, если гости проносил выпивку с собой. Пиво же, случалось (как ни странно), завозили. Разумеется, «ресторация» не каждому по карману для частого посещения, но зато в дни получек там стоял дым коромыслом.

До войны Ширяев позволял себе частенько столоваться в ресторане, ну, и не редко приходил с супругой, в частности, когда ОРС приглашал заезжих певцов и музыкантов. Показательное было заведение, в городе такое еще поискать…

Впрочем, в кречетовском клубе-театре также имелся вместительный буфет с посадочными местами, где до войны подавали алкогольные напитки, но выпивать там интеллигентному человеку считалось неуместным.

Конечно, в июньский полдень столовая пустовала, так… человек пять-шесть, по-видимому, военные с проходящих составов. Роман Денисович наблюдал трапезу красноармейцев сквозь панорамные окна, покуривал папироску, делая вид равнодушного прохожего.