Впоследствии нас выгоняют из музея мадам Тюссо, но мы так сильно смеемся, спотыкаясь, что у нас болит пресс. Это определенно стоит удара по запястью.

Мы пробираемся в автобусы и стоим два гребаных часа в капсуле «Лондонского глаза» рядом с японской парой, которая яростно ругается, и их ребенком, который размазывает сопли по всему стеклу.

Ночью я обнимаю ее так близко, что мое сердце расширяется, заполняя каждый дюйм моего тела. Я занимаюсь с ней любовью и ненавижу ее, потому что иногда лучший вид секса — это злобное дерьмо, которое ты просто хочешь выкинуть из своей системы.

Но в Лондоне Прескотт не просит Бита. Она просит Нейта. Впервые в жизни я копаюсь внутри себя, пытаясь найти, кто он. Как бы он вел себя в постели с любимой женщиной.

Оказывается, я могу быть нежным маленьким засранцем. Не ванильным, я все еще люблю покусывать, щипать и дергать ее соски и клитор, пока она не оттолкнет меня плечом и не вывернется, но Прескотт знакомит меня с чем-то под названием "секс в отношениях".

— По сути, это ленивый трах, — она трется о меня сверху в стиле наездницы, кладя пальцы на свои губы, целуя их, а затем прикасаясь ими к моим. Она двигается неторопливо, и я наслаждаюсь своим видом с расслабленной ухмылкой на губах. — Так люди трахаются, когда за ними не гонится весь чертов мир, — подмигивает она.

— Хм, — я провожу руками вверх и вниз по ее телу, потирая ее соски большими пальцами, прежде чем двигаться вниз, чтобы провести пальцем по ее набухшему клитору. — Я не знаком с этой концепцией, и, честно говоря, меня это не волнует. Какого хрена мне делать со своей жизнью, если никто не охотится за моей задницей?

— Живи этим, — выдыхает она, наслаждаясь моим прикосновением к своей коже. Я щипаю ее клитор и кусаю ее запястье. — Наслаждайся этим.

— Мне это нравится, — я сосу ее пальцы. Мы слышим, как итальянки в соседней комнате хихикают. Они уже несколько дней подслушивают, как мы занимаемся сексом. — Тебе нравится трахать меня так же, как убивать людей, Кокберн?

— Да, — задыхается она. — Конечно.

Я засовываю палец в ее киску и скручиваю ее. В этот момент она наклоняется, чтобы поцеловать меня, и я шепчу ей в лицо. — Потому что иногда мне кажется, что ты жаждешь крови больше, чем члена.

Она кончает на меня, дрожа и улыбаясь, а я вхожу в нее, стону и смеюсь.

Я мог бы привыкнуть к этому. Жить так вечно. Я бы взял с собой долбанный багаж Берлингтон-Смит, включая Престона. Но моя девушка хочет убить человека, который ее погубил, и мы это сделаем, так или иначе.

Ей нужно собрать еще одну частичку души.

Разговор с Кэмденом лопнет наш пузырь. После того, как мы закончим, мы выясним, где мы хотим жить, что мы хотим делать.

Сегодня мы обсудим наш план загнать его в угол после похорон его отца. Мы сидим в маленькой кофейне в Челси, чертовски дорогой, но это заведение дорого сердцу Горошка. Именно здесь она часто убегала от своего парня-изменщика в витрину. Я встаю со своего места, потягиваюсь, залпом выпиваю небольшую порцию эспрессо и хлопаю ею о деревянный стол.

— Я иду поссать. Жди здесь.

— Не волнуйся, я никогда не покину тебя, — говорит она, подмигивая.

Я целую ее губы и иду к туалету. Пока я спускаю воду, я насвистываю и смотрю на свой член ленивыми глазами. За последнее время он столько раз зарывался в киску и задницу Прескотт, что уже практически может назвать ее домом. Я мою руки и смотрю на себя в зеркало, и по моей дерьмовой ухмылке, которую я демонстрирую в эти дни, люди могут подумать, что я счастлив. Шокирующе, но это так. Я действительно чертовски счастлив, впервые в жизни.

Я прошел через столько дерьма, недавно убил так много людей, и все же я никогда не чувствовал себя более живым.

Живым, потому что есть еще одно сердце, ради которого мне нужно жить.

Оно бьется о мое каждую ночь.

Бьется, бьется, бьется.

ПРЕСКОТТ

Я смотрю на свой телефон, переписываясь с парнем из Брикстона, который предлагает наемную силу. Нам понадобится вся помощь, которую мы сможем купить, когда мы нападем на Кэмдена в Кенте. Быстро набирая текст, яростно постукивая подушечками пальцев по экрану, я приостанавливаюсь, когда в ноздри ударяет запах дорогого одеколона. Мои руки замирают, брови нахмуриваются. Это знакомо...и отвратительно.

Я не смею оторвать глаз от экрана.

— Диабла , — его низкий голос настолько леденит кровь, что он звучит как сам Жнец. — Такая красивая, поцелованная калифорнийским солнцем. Жаль, что ты больше никогда этого не увидишь.

Я вскакиваю со своего места, собираясь броситься через дверь и бежать, спасая свою жизнь, но я слишком озадачена. Кэмден сжимает меня в объятиях, прежде чем я успеваю ускользнуть, заключая меня в объятия. Его руки обвивают мою шею, как будто мы старые друзья, разделяющие мгновение, и я чувствую, как лезвие давит на мою сонную артерию. Люди этого не видят. Его руку закрывают мои длинные волосы. Но она там, и безумие, кружащееся в его сапфирах, говорит мне, что он все еще сумасшедший. Достаточно безумен, чтобы убить меня.