Шрифт:
Время .
Оно у меня на исходе.
Сегодня я решила, что, поскольку мне больше не завязывают глаза и не связывают, я должна отправиться на поиски сокровищ в картонных коробках под столом. Есть какая-то старая одежда и семейные альбомы одного из парней, но я не знаю какие, и они настолько устарели, что люди на фотографиях либо слишком стары, либо слишком молоды, чтобы их можно было узнать.
Снова засунув руку в сырую коробку, я достаю простую на вид красную книгу. Когда я открываю ее, в моей груди трепещет тепло, беря верх, заставляя мое сердце биться чаще.
ЭТОТ ДНЕВНИК ПРИНАДЛЕЖИТ
НЕЙТ ТОМАС ВЕЛА
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ # 21593
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТЮРЬМА САН-ДИМАС, КАЛИФОРНИЯ
Ни за что.
Нет сомнений, что он принадлежит Биту, а не Инку. Готова поспорить на что угодно, что Инк едва знает, как пишется его собственное имя. Бит, с другой стороны. Когда я впервые увидела его, у него в заднем кармане была свернута книга в мягкой обложке.
Его прозвище — дань уважения литературному движению.
Я переворачиваю страницу и читаю первую запись, прижавшись спиной к заколоченным окнам, лучи света лижут желтую, покрытую коркой бумагу.
23 ОКТЯБРЯ 2010 ГОДА
ЕСЛИ ТЫ ПРОХОДИШЬ ЧЕРЕЗ АД — ПРОДОЛЖАЙ ИДТИ (УИНСТОН ЧЕРЧИЛЬ)
Кафетерий. Красные глаза. Расфасованная еда. Все еще нетронутая.
— Заняло время, но ты сделал это, мальчик. — Сжатие моего плеча возвращает меня к реальности, и я выхожу из режима зомби. Удивленно повернув голову, я вижу своего старого соседа Фрэнка. В детстве я проводил много времени на его заднем дворе, помогая ему строить дерьмо из всех испорченных вещей, которые он собирал на углах улиц. Его любимыми были сломанные велосипеды и телевизоры. Мне нравилась его готовность чинить сломанные вещи. Мне также нравилась его черная повязка на глазу. Думал, что он пират. А может, отважный солдат, получивший ранение во Вьетнаме.
Он не был ни тем, ни другим.
Кто-то выколол ему глаз в драке в баре.
Я знал, что он отбывает здесь срок за торговлю наркотиками, потому что через несколько мгновений после того, как пять лет назад полиция вытащила его задницу из дома, пиная и ругаясь, его лаборатория метамфетамина взорвалась и образовала грибовидное облако, похожее на атомную бомбу, над нашим районом. Потребовалось две недели, чтобы избавиться от этого черного дерьма.
Я сжимаю плечо, которое он сжимает, пожимая плечами.
— На улице особо нечего делать, а? — Он скользит рядом со своим подносом и вгрызается в свои четыре сосиски, как будто это Бургер Кинг. — Здесь, по крайней мере, тебе не нужно платить арендную плату.
Я отвожу взгляд от него обратно к толпе в кафетерии, мой взгляд останавливается на море лысых татуированных голов передо мной, выстроенных многослойными горизонтальными рядами.
— Что ты сделал, Натаниэль?
— Я убил его. — Я провожу языком по зубам.
Он кивает. — Наконец-то.
Ага. Папа везде оставил впечатления. Он был таким особенным.
— Сделка о признании вины? — Он протыкает вилкой что-то отдаленно напоминающее говядину и пахнущее нафталином.
— Пятнадцать за непредумышленное убийство, условно-досрочное освобождение через четыре. — Судья сказал, что ни один мужчина не должен так легко и жестоко убивать кого-то другого. Если это была чисто самооборона, возражал судья Честер, то почему я ухмылялся, когда копы зачитывали мне мои права?
— Сколько тебе будет лет, когда ты выйдешь?
— Двадцать шесть.
Это награждает меня удовлетворенным кивком. Ха. Мой сосед думает, что меня можно искупить.
Подумай еще раз, старик.
Я пришел сюда с кучей дырок в ботинках и кучей пустого живота. Жизнь как будто пью через узкую соломинку. Я всегда задыхался от большего.
Вся эта печальная история написана в ее предсказуемости по всему моему резюме. Плохая школа, плохой район, плохая семья.
Единственный момент, когда я глубоко вздохнул, был, когда я разбил вазу о голову Натаниэля Вела-старшего. Между работой уборщиком в местном торговом центре и попытками помешать моему отцу выбить дерьмо из моей матери, было не так много места для погони за возможностями или хватания жизни за горло.
Насколько я мог судить, Сан-Димас был апгрейдом.
Но я не такой, как они, молодые заключенные.
Голодный и злой и кипящий от едва сдерживаемой ярости. Я в мире с тем, где я. Черт, наверное, это именно то место, где я должен быть.