— Вот, выпей это, солнышко, — она берет воду, которую я протягиваю, но вместо того, чтобы открыть её, ставит себе на колени.

— Ты такой красивый, Зак. Почему ты такой чертовски красивый? Меня посадят в тюрьму, да? — спрашивает она, будучи абсолютно серьезной.

Взяв Алиссу за руку, я подношу её запястье ко рту и целую, прежде чем положить наши переплетенные руки на своё бедро. Мне нравится прикасаться к ней, если бы всё было по-моему, я бы всегда прикасался к какой-то её части. Она еще даже не стала моей, а я уже так жажду её прикосновений. Что же будет, когда я наконец-то затащу её в свою постель и раздену?

Я отвлекаюсь от своих мыслей, когда Алисса снова говорит:

— Мне очень нравится, когда ты так делаешь, это вызывает у меня дрожь, но хорошую, а не жуткую.

Глядя на заднее сиденье, она говорит Саре:

— Я определенно собираюсь в тюрьму в ближайшем будущем, ты ведь навестишь меня, правда?

Сара смеется и добавляет:

— Я, наверное, буду твоей чертовой сокамерницей. Нам придется стать лесбиянками. В тюрьме не подают огурцы, ты же знаешь.

Мне приходится встряхнуть головой, чтобы очистить мысли. Всё, что я услышал, это то, что «нам придется стать лесбиянками». Обычно фантазии о двух женщинах меня сильно возбуждают, но мысль о том, что Алисса может быть с кем-то еще, даже с женщиной, вызывает ярость во всем моем теле.

— Солнышко, ты не попадешь в тюрьму. Что бы ты ни сделала, я исправлю это за тебя. Всё, что тебе нужно сделать, это сказать мне, и я все исправлю. И Сара, держи свои грязные руки подальше от моей женщины. Ни при каких обстоятельствах ты не сделаешь из неё лесбиянку, в тюрьме или за её пределами. Поняла?

И Алисса, и Сара смеются, их смех наполняет машину. Я могу слушать смех Алиссы вечно, это как лучшая песня, которую я когда-либо слышал.

Сара бормочет:

— Твоя женщина, — а затем снова разражается смехом.

Это не кажется мне смешным.

— Да, моя женщина, моя Алисса, и я не делюсь.

— Оу, ты назвал её своей Алиссой, а сегодня утром она назвала тебя своим Заком, — похлопывая Алиссу по плечу, она серьезно говорит: — тюрьма, несомненно, в твоем будущем, подруга.

— Алисса, детка, что, черт возьми, ты сделала такого, за что, по-твоему, тебя могут посадить в тюрьму? — обе женщины снова смеются, но меня это не впечатляет. Все эти разговоры о тюрьме после того, что я сделал прошлой ночью.

Черт, она знает, что я сделал? Неужели она думает, что всё, что я сделаю, отразится на ней? Одна мысль о том, что она может беспокоиться об этом, вызывает у меня тошноту.

Алисса, должно быть, заметила перемену во мне, сжав мою руку, она говорит:

— Дело не в том, что я уже сделала. Дело в том, что я, скорее всего, сделаю со всеми девушками, которые думают, что смогут добраться до тебя. Ну, теперь им придется пройти через меня, потому что я не делюсь и очень задиристый боец. Научилась в молодости.

От моего внимания не ускользнуло, что она сделала замечание о том, что научилась драться в юности, как и сегодняшнее утреннее замечание о том, что она заботится о себе с пяти лет. Однако сейчас не время говорить об этом, и я чувствую облегчение от того, что она не беспокоится о том, что мои поступки отразятся на ней. Не то чтобы я когда-нибудь, черт возьми, позволил бы этому случиться.

Въехав на парковку перед домом Алиссы, я открываю ей дверь.

— Сбегай и собери сумку на ночь. А ещё лучше, собери вещи на несколько дней, чтобы тебе не пришлось возвращаться. Я подожду здесь, мне нужно сделать звонок.

Алисса поднимается на цыпочки и целует меня в щеку.

— Конечно, жеребенок, — я в шоке смотрю, как она берет Сару за руку, и они вместе идут в свой дом.

— Я только быстро освежусь, — говорит Алисса, заходя в ванную и закрывая дверь.

Наконец-то она вернулась в мою спальню, где я хотел её видеть с тех пор, как она покинула комнату сегодня утром. Сев на край кровати, я снимаю ботинки и носки. Я снимаю рубашку и начинаю расстегивать ремень, когда дверь ванной открывается. Я смотрю вверх, и всё дыхание покидает меня.

Благодарю тебя, Бог, Иисус, Будда и любое другое благочестивое божество, которое послало мне этого ангела. В дверях ванной стоит Алисса в черных кружевных трусиках и бюстгальтере. Я вижу её соски сквозь кружево бюстгальтера, волосы каскадом спадают на плечи.

— Святое дерьмо, солнышко, я даже не знаю, что сейчас сказать.

Она немного стесняется. Алисса протрезвела между выходом из кафе и приходом сюда. Глядя вниз, она говорит:

— Ну, ты можешь либо сказать, что тебе нравится то, что ты видишь, либо что тебе не нравится то, что ты видишь. Я переживу любой вариант.