Фидий дал сыну хорошее воспитание. Особенно Архимед отличался в словесности, верховой езде и гимнастике. Однако Фидий не смог найти ему учителя, достаточно сведущего в геометрии, и, хотя мальчик изучил практическую математику, правила определения площадей и объемов фигур, а также приемы счета, геометрия в ту пору не привлекала его. Зато он рано увлекся механикой — отец даже нанял ему опытного мастера, который обучал мальчика своему искусству и помогал изготовлять различные хитроумные игрушки. Мне рассказывали, что однажды (Архимеду тогда едва исполнилось восемнадцать) он придумал подъемник в виде дощечки, висевшей на четырех шнурах. Дощечка поднималась, если в специальное пустотелое колесо запускали мышь и она принималась там бегать. Фидий показал игрушку Гиерону, и она ему очень понравилась. Тогда царь позвал Архимеда и спросил, может ли тот сделать подобный подъемник для подачи метательных машин и других грузов на крепостную стену? Юноша смело согласился, и действительно, через три месяца он перестроил одну из башен городской стены и поставил в ней подъемник собственного изобретения. Подъемник этот действует до сих пор, может поднять сразу десять человек, а в движение приводится ступальным колесом.

После этого случая Гиерон стал поручать Архимеду различные работы по улучшению городских укреплений и скоро сделал его главным над строителями и механиками города. Так, развлекая царя различными хитростями и развлекаясь сам, Архимед жил некоторое время. Но даже загруженный массой царских поручений, он не забыли про математику. В это время он написал сочинение под названием «Книга опор». Книгу эту нельзя считать в полном смысле математической, поскольку в ней исследуются низменные предметы, а именно величина давления здания на колонны. Но все же для этой цели Архимед использовал некоторые геометрические приемы. Как я полагаю, уже тогда, сам того не замечая, он стремился к занятиям геометрией, что впоследствии и осуществилось…»

Гераклид вложил стиль в кармашек между исписанными до конца дощечками, сложил их вощеными сторонами и скрепил застежкой. Поднялся, глянул на кормовой помост и увидел над его перилами широкую спину начальника корабля Гая Прокула. По качающейся палубе Гераклид прошел на корму, где под лестницей, положив голову на узел с поклажей, спал его слуга Ксанф. Гераклид не стал его будить, сам открыл круглый кожаный короб с книгами и достал один из стоявших там свитков. С книгой в руке по крутым ступенькам он забрался наверх.

Гай Прокул, туго подпоясанный, в светлой тунике[4], стоял, привалясь боком к перилам, и смотрел на тянувшуюся справа далекую полосу сицилийского берега. Кроме Гая и нескольких моряков, на помосте оказался Марк Метелл, такой же гость на судне, как и Гераклид. Худощавый, темноволосый, с насмешливо сжатыми губами, он сидел, широко расставив ноги, на складном табурете и время от времени усмирял свою вздувавшуюся от ветра тогу[5].

— Послушай, Гай, — сказал Гераклид, одной рукой протягивая римлянину свиток, а другой хватаясь за перила, — я хочу тебе сделать скромный подарок в память о нашей встрече.

Гай повертел перевязанный лентой рулон папируса, разыскивая название.

— «Начала геометрии» Евклида, — прочел он и поднял на Гераклида светлые глаза. — Благодарю тебя, только, наверно, тебе эта книга больше нужна, чем мне.

— У меня есть другая, — ответил Гераклид, — та, что мне подарили в детстве, с которой я не расстаюсь, а эту я купил по случаю в Александрии и думаю, тебе она пригодится.

— Вот уж чего не советую читать! — вмешался Марк. — Обычная для греков игра словами. Ты даже не представляешь себе, Гай, как Евклид затемнил и запутал то, о чем пишет. Половина книги — доказательства совершенно очевидных правил, вторая половина — бесполезнейшие рассуждения. Например, тебя пытаются убедить, что вообще нельзя найти отношения диагонали квадрата и его стороны.

— Они действительно несоизмеримы! — воскликнул Гераклид. — Эту великую тайну обнаружил еще Пифагор.

— А мне это неинтересно, — возразил Марк. — Я знаю, что диагональ квадрата равна одной и двум пятым доли его стороны.

— Только приблизительно…

— Для дела, Гераклид, большая точность и не нужна. А рассуждения ваши, по-моему, годятся только для того, чтобы морочить людям голову.

— Знаешь, Марк, — сказал Гераклид, пропуская мимо ушей колкость, — ты не прочел Евклида, а только издали взглянул на него. Ты ищешь в геометрии одни правила вычислений. Они там действительно есть, но не в них ее суть. Геометрия — это целый мир, ни с чем не сравнимый, высший по отношению к миру вещей, более тонкий и прекрасный. Занятия геометрией делают нас сотрапезниками богов, очищают и возвышают душу.

Марк презрительно скривился:

— Душу возвышает служение городу и исполнение гражданского долга. А ваши умствования только отвлекают от дела и ведут к падению нравов.

— Ладно, — Гай остановил спор. — Я все же попробую почитать Евклида и надеюсь, это не пойдет мне во вред. Вот про изобретателя машин Архимеда Гераклид рассказывает, что он еще и математик. Так что одно другому не мешает.

— Что-нибудь тут не так, — с сомнением покачал головой Марк. — Кстати, Гераклид, знался ли ты, когда жил в Сиракузах, с. Аполлонидом, сыном Архия?

— Не пришлось. Слышал про него, что он поклонник старинных трагедий и покровитель актера Аристона.

— А я хорошо с ним знаком, — сказал Марк. — Он как-то гостил у меня в Риме и рассказывал много интересного. Сам он потомок гаморов — первых переселенцев-коринфян, основавших Сиракузы. Он говорил, что в давние времена законы Сиракуз напоминали римские. Гаморы составляли сословие сенаторов и правили городом честно и справедливо. А потом лет двести назад чернь изгнала гаморов, и они призвали на помощь правителя Геллы Гелона, который стал тираном Сиракуз. Так пала древняя истинная республика.