Шрифт:
Может пришло уже время покончить с хунтой? Пожалуй так. Но не сегодня. Пока Гитлер в Риме жив — я не могу сделать фюреру такой подарок, не могу атаковать его врагов здесь. Ибо мое прямое противостояние с Ольбрихтом вполне может закончиться тем, что мы с руководством Вермахта просто друг дружку перебьем. И тогда Гитлер вернется в Рейх на все готовенькое, обратно за своей властью, которая упадет фюреру в руки.
Так что сейчас об открытом выступлении против военных не может быть и речи. Завтра… Когда фюрер будет мертв. Вот тогда.
К счастью, на улице меня встретил мой адъютант Гротманн, он раскрыл надо мной зонт, а потом мигом вывел меня из депрессии:
— Некоторые проблемы, рейхсфюрер…
— Ну?
У меня уже едва хватало сил, чтобы слушать о проблемах, не то чтобы их решать. Но я взял себя в руки стальным усилием даже не воли, а скорее моего желания закончить войну или умереть.
— Бунт, — коротко доложил Гротманн, — В Вене. Курсанты Nationalpolitische Erziehungsanstalten…
— Nationalpolitische что?
— Это элитная школа, шеф. Такие школы готовят будущую правящую элиту для партии, они есть по всему Рейху. Так вот: курсанты Венского Национал-политического училища наслушались по итальянскому радио речей Гитлера. Того Гитлера, который в Риме. И вышли на улицу. С факелами. Они идут к дому венского гауляйтера, чтобы потребовать ответа.
— Какого ответа? Ты тревожишь меня бунтом школоты, Гротманн, ты серьезно сейчас?
— Простите, шеф, — извинился Гротманн, — Но эта «школота» — исключительно одаренные юноши, получившие всестороннюю физическую, идеологическую и военную подготовку. И они вооружены. У них стрелковое оружие, а еще 150-мм гаубица, а еще пара штурмгешютцев…
— Штурмгешютцев?
— Это самоходно-артиллерийская установка, рейхсфюрер.
— Ммм, ясно. Школота с гаубицами и САУ. Откуда у них?
— Это же военно-политическая школа, шеф, я же вам объяснял — у них были учебные орудия, этим юношам предстоит в будущем отправиться на фронт…
— Сколько этих юношей? Возраст, количество?
— Пара тысяч человек. Возраст — от четырнадцати до восемнадцати. Это фанатики, рейхсфюрер, вы знаете, как фанатичны мальчики в этом возрасте. Но самое паршивое — что к ним присоединился и преподавательский состав…
Мы уже почти дошли до моего мерседеса, припаркованного за пределами Ольбрихтовских баррикад, но теперь я решительно развернулся и двинулся к моей машине спецсвязи.
Благо, она была тут рядом. Похоже, что вместо теплой постели я большую часть ночи проведу именно в этой машине. Можно, конечно, поехать в один из штабов ??, которых в Берлине пара десятков. Вот только хрен я поеду туда, где меня могут поджидать наемные убийцы Ольбрихта или Гитлера…
Я, похоже, становился параноиком, но имел для этого все основания.
— Так чего они хотят, Гротманн?
— Полагаю — выяснить у Венского гауляйтера фон Шираха, почему настоящий фюрер сбежал в Рим и вынужден обращаться к своему народу по итальянскому радио…
— Не настоящий фюрер! — перебил я Гротманна, — В Риме — двойник. Запомните, раз и навсегда. Настоящий Гитлер здесь, у нас, в Берлине.
— Простите, рейхсфюрер… Но это еще не все. Сообщения от группенфюрера Мюллера. Мюллер это…
— Да-да, это начальник гестапо. Знаю. Что там от Мюллера?
— Он уже арестовал 52 человека, с которыми Гитлер пытался выйти на связь из Рима…
— Замечательно.
Приказ арестовывать всех, с кем попытается связаться Гитлер, был дан мной еще раньше, как только я узнал, что фюрер объявился в Риме.
Теперь же по идее Муссолини должен обрубить Гитлеру любую связь с внешним миром, если только дуче будет соблюдать наше соглашение. Но дел Гитлер успел наворотить — мое почтение. Все же глупо было ожидать от Гитлера, что тот будет бездействовать, даже с проломленной головой, даже с кусками черепа в мозгу. Живучесть бесноватого ублюдка просто поражала.
— Проблема в том, что с Гитлером вступил в контакт Альфрид Крупп, — продолжил Гротманн, — И он нам об этом контакте добровольно не сообщил. А Крупп это…
— Промышленник, капиталистическая свинья, — закончил я за Гротманна, — Знаю. Но Крупп — свинья крупная. Настоящий кабан в общем.
— Он со вчерашнего дня еще и рейхсминистр вооружения, — напомнил мне Гротманн.
Вот черт. А ведь и правда. Должность досталась Круппу после того, как я казнил Шпеера, ранее занимавшего эту рейхсминистерскую должность.