Я потянула дверь на себя и вновь на мгновение ослепла от брызнувшего в глаза света.

Дом, где я очнулась – а вернее, крохотная хижина, – и впрямь располагался на воде. Высокий, сколоченный из уложенных на пустые бочки брёвен плот служил ему основанием, от небольшой площадки перед дверью тянулись к берегу шаткие мостки, теряясь в зарослях только-только очнувшегося после зимнего сна камыша.

Берег озера, приютившего на своей глади с десяток хижин, подобных той, в которой я очнулась, густо порос ивняком – безлистные пока ветви клонились к воде, едва не касаясь её. Чуть дальше, шагах в двадцати, сплошной стеной вставал заснеженный лес. Сугробы среди стволов были тёмные и осевшие, но на ветвях снег ещё серебрился совсем по-зимнему, сиял белизной и не спешил опадать.

Из леса выбегала утоптанная, расчищенная до земли тропинка. У самого берега она ныряла в камыши, а потом выскальзывала из них и, стелясь вдоль озера, спешила к расположившемуся вдалеке длинному дому, одним боком прижавшемуся к воде, а другим – к лесу.

Вокруг не было ни души. Шелестел на ветру камыш, шуршали ветвями деревья, перекликались в обнажённых кронах предчувствующие скорое тепло птицы. Где же люди, чьи голоса я слышала из хижины? Куда они могли уйти?

Я перевела взгляд с леса на дом и обратно, затем с сомнением покосилась на покачивающиеся мостки – а ну как не удержусь и рухну с них. Впрочем, другого пути на берег всё равно нет, так что придётся либо рискнуть, либо ждать.

Постояв в нерешительности какое-то время, я с резким выдохом разжала пальцы, отпуская ручку двери, и сделала шаг. Скреплённые меж собой верёвками доски качнулись, но не так сильно, как я ожидала – покрывший озеро лёд, пусть и успевший уже подтаять у берегов, возле хижины был ещё как крепок.

Ощущение мягкой, слегка пружинящей под ногами земли едва не заставило меня разреветься от счастья. Забыв обо всём, я просто стояла и дышала, ловя ноздрями мельчайшие оттенки запахов, наслаждалась прикосновениями ветра – настоящего, живого, – к разгорячённой коже. Безумно хотелось опуститься на колени, зачерпнуть полной горстью мёрзлую землю, размять в пальцах. И долго смотреть, как водопадом сыплются из ладоней крохотные жирные комочки, полные не проросших ещё семян.

Слёзы всё-таки потекли. Я стыдливо утёрла их рукавом, хоть рядом и не было никого, кто мог бы их увидеть, и побрела по тропинке в сторону леса.

Под ногами зашуршала прелая прошлогодняя листва. Хрустнула, переломившись, палая ветка, с истошными криками вспорхнула над кронами пара перепуганных моим появлением птах. А когда их крики стихли, из-за поворота тропы вновь послышались уже знакомые мне голоса.

Я прибавила шаг.

На пригористой прогалине, куда вывела меня тропа, беседовали двое мужчин, одетых в приметные и хорошо знакомые мне кожаные куртки и штаны.

«Номады? Здесь?» – не поверила я своим глазам.

Но первое впечатление оказалось обманчивым – оба незнакомца были излишне высоки для кочевников, да и цвет волос – тёмно-русый у одного и светлый, почти пшеничный у другого, – недвусмысленно говорил о том, что родом они явно не из Гардейла.

А потом светловолосый, будто почувствовав моё присутствие, обернулся.

Сердце гулко бухнуло и замерло, по щекам с удвоенной силой побежали слёзы. Качнулся навстречу тонкий ствол молодого дубка, заботливо ткнулся в плечо – или это я не смогла удержаться на ослабших ногах и прислонилась к нему, ища опору?

Призрак не солгал – Влад действительно сумел выжить и излечиться от ран, что для человека были бы смертельны. Не знаю, где он был всё то время, что я оплакивала его, и почему нашёл меня только сейчас. Да и знать не хочу! Потому как всё это совершенно неважно.

Лишь одно теперь имеет значение – Влад здесь, всего в нескольких шагах от меня. Не на потусторонних берегах и не под крылом у Отца-Неба.

– Живой, – одними губами прошептала я.

И медленно осела на землю, скользя плечом по стволу дубка и не замечая, как тянутся по твёрдой коре алые следы от разодранной до крови кожи.

Бывший искатель учебной квинты Кориса всегда был неразговорчив. Ещё будучи ребёнком, Арэн предпочитал не раскрывать свой рот понапрасну, не стремился делиться сокровенным с кем бы то ни было, избегал шумных сборищ. Даже Локи, ближайший и единственный друг Арэна, не мог похвастаться тем, что знает много о русоволосом искателе.

Корис, уважая замкнутость своего ученика, никогда не лез к нему с душевными разговорами. Он знал, что угрюмый, всегда сам себе на уме, юноша обладает достаточным набором качеств, необходимых дриммеру – таких, как надёжность, ответственность, смелость. Остальное же он принимал как проявление характера, помноженного на давнюю, оставившую болезненный след, потерю сестры.

Но нынешняя отчуждённость Арэна тревожила Кориса тем сильнее, чем дальше они отходили от разрушенного Кхарра. Искатель не просто не желал рассказывать, что с ним приключилось после того, как он покинул деревеньку «Воробьиные Гнёзда». Он настойчиво сторонился бывших сотоварищей, предпочитая держаться поближе к Глевию – загадочному мальчишке, что ждал их на не пострадавшей ни от магии, ни от чудовищ окраине города магиков с семёркой осёдланных лошадей.

А ещё этот огненноглазый – держится вроде спокойно, но нет-нет да бросает на искателя полные презрения взгляды. И тоже молчит как рыба, о том, что же за конфликт произошёл у него с Арэном.