В этот вечер начальник курса никак не отреагировал, а вызвал в канцелярию на следующий день после занятий. Первым делом спросил:

— Чобиток, ты о желании выйти из комсомола кому-нибудь рассказывал?

— Только на комсомольском собрании взвода.

— Видишь ли, какое дело, вашим заявлениям ход никто не давал. Пока. Кроме меня никто из руководства не видел, — он многозначительно кивнул в сторону сейфа, где очевидно лежали заявления, — а уже сегодня с утра начальник училища на удивление был проинформирован, что курсант Чобиток написал заявление о выходе из комсомола и агитировал товарищей массово выходить из комсомола! — «О, даже так!» — подумал я, а Филимонов продолжил: — И он собирается исключить из училища всех, кто написал заявления о выходе из комсомола. По этому поводу с тобой хочет немедленно побеседовать начальник факультета.

Управление факультета находилось в соседнем здании. Через три минуты я стоял перед кабинетом начальника факультета полковника Солохина Василия Николаевича. Коренастый, широкий в плечах, занимавшийся ранее тяжёлой атлетикой, дядя Вася, как мы уважительно его называли, встретил меня тяжелым взглядом исподлобья:

— Товарищ курсант, — официальным и повышенным тоном обратился он ко мне, — если бы не ваш отец, которого я безмерно уважаю как принципиального и настоящего коммуниста, вы бы уже готовились убыть в войска дослуживать срочную службу. Поэтому я хочу услышать от вас, вы агитировали товарищей покидать ряды ВЛКСМ?!

— Никак нет, не агитировал!

— А у меня другие сведения!

— Я написал заявление, но никого не призывал. Остальные написали заявления следуя моему примеру, но по собственной инициативе.

— Причина?!

— Товарищ полковник, по своим политическим взглядам я коммунист всю сознательную жизнь. Иначе быть не может, потому что мой отец — убеждённый коммунист и пример для меня во всём. Когда вступал в комсомол, я вступал в передовой отряд коммунистической молодежи. Для меня было честью принадлежать организации, в которой состояли такие герои, как писатель Александр Островский, Зоя Космодемьянская, молодогвардейцы Кошевой, Тюленин, Шевцова, Громова и другие, отдавшие свои жизни за Родину. Но за время идущей Перестройки организация выродилась. Нынешние руководители ВЛКСМ ударились в кооператорство, спекуляцию, конкурсы красоты, политическую демагогию под видом свободы слова. Низовые организации вместо воспитания молодежи отбывают номер, проводя формальные мероприятия и не более. Поэтому, как коммунист в душе, я решил, что с таким комсомолом мне не по пути!

Солохин с минуту внимательно и задумчиво смотрел на меня. Он прервал затянувшуюся паузу спокойным и даже, как мне показалось, потеплевшим голосом:

— Знаешь, Василий, я с тобой согласен. Ты прав. И я рад, что не пришлось разочароваться в сыне Валентина Александровича. Как коммунист, я поддерживаю твои мотивы этого поступка. А как старший товарищ хочу сказать, что это глупость. Ведь ты же хочешь продолжить учёбу и закончить училище?

— Так точно, хочу!

— Вот! Я тебя понимаю и поддерживаю. Но как быть с Рыжим? Ведь ты знаешь его «любовь» к твоему отцу, он, в отличие от меня, твои мотивы не поймет. И, более того, в пику отцу отыграется на тебе. Об этом ты подумал?

«Рыжим» называли начальника училища генерал-майора Шаповалова. Поначалу, когда он прибыл на эту должность, будучи до того комдивом, его за низкий рост и суету в парке боевых машин прозвали Марадонной, но это прозвище не прижилось и он стал «Рыжим», потому что… был рыжим.

— Не подумал, — я виновато склонил голову.

— Ага, не подумал… Смотри сюда. Состоишь ты в комсомоле или нет — формальность, и неважно, главное, что у тебя за душой. Если заявлению дать ход, то Рыжий без разговоров выкинет тебя из училища. Поэтому, уже не как начальник, а как коммунист и старший товарищ, я тебе рекомендую и прошу заявление забрать и уничтожить. Заберешь?

— Заберу.

— Отлично. Давай договоримся. Ты заявление не писал и ничего об этом не знаешь. Откуда пошел слух о выходе из комсомола не ведаешь. Нет бумажки, не было и события. Если Рыжий будет рвать и метать, то пусть сам разбирается со своими стукачами. Договорились?

— Так точно! Товарищ полковник, — решил я разрядить обстановку и сообщил: — мне, было дело, даже за антирелигиозную пропаганду угрожали в пионеры не принять…

— Это как?

— С одноклассниками беседовали, зашел разговор о высших силах. Вот одна одноклассница подняла очи в гору и говорит: «А вдруг Он есть?» А я и отвечаю: «Ага, точно, спустится с неба и тебя выебет!» Она после этого побежала и слово в слово пересказала учительнице. Вот за это и в пионеры принимать и не хотели!

— Ох, тёзка, ну ты и клоун! — засмеялся Василий Николаевич. — Ладно, поговорили, я звоню Филимонову, а ты бегом к нему, забирай заявление и ликвидируй. Не вздумай его сохранить «на память». Кру-гом! На курс бегом марш!

Через две минуты я снова стоял в канцелярии перед начальником курса. Михаил Юрьевич как раз положил трубку на телефонный аппарат, загадочно улыбнулся, открыл сейф и достал листок бумаги.

— Ну, что с ним будем делать?

— Полковник Солохин рекомендовал уничтожить, я с ним согласен.

— Доверишь эту операцию мне?

— Так точно.

Филимонов мелко порвал мое заявление и выбросил в мусорную корзину.

— Товарищ капитан, разрешите вопрос.

— ?!

— Как быть с остальными? Они же тут ни при чем, действовали за мной, просто из принципа «за компанию и жид удавился».

— За остальных не волнуйся. С ними отдельную разъяснительную работу проведем. Ты у нас идейный, а эти «за компанию» должны своей головой думать… Значит так, ничего не было! Ты меня понял?!