В целом наблюдать за этим хождением в зале было довольно интересно. Это если не думать о том, что сейчас, в эти минуты, решается судьба девушек. Невесты, возвращающиеся на свои места, были слишком молоды и плохо владели собой. У некоторых на глазах уже блестели слезы. И было понятно, что при близком знакомстве жениху она не понравилась. Несколько девушек возвращались на свои места, распрямив плечи и сложив руки под грудью одна на другую, непременно так, чтобы кисть правой руки была сверху. И все видели, что на пальце поблескивает только что подаренное кольцо.

Этих, уже выбранных в жены девушек монашки отводили куда-то в конец зала, где неожиданно обнаружился довольно большой письменный стол и сидящий за ним невысокий старичок в серой одежде и черной суконной шапочке. К этому же столу подходил и женихи. Старичок задавал пару вопросов, что-то записывал на больших листах бумаги и, небрежно отгоняя пару коротким жестом руки, громким скрипучим голосом говорил:

– - Следующие!

Наблюдая все это, я пропустила момент, когда ко мне подошел лакей и поклонившись сказал:

– - Госпожа баронетта, граф Паткуль желает побеседовать с вами.

Я растерянно оглянулась на побледневшую Ангелу, совершенно не представляя, что делать. Впрочем, раздумывать долго мне не дали. Монахиня ловко подтолкнула меня в спину и тихо сказала:

– - Поторопись, дитя. Возможно, это твоя судьба.

Глава 21

Дорогие мои читатели, я вернулась и рада встрече с Вами. Сори, но вместо 4-5 дней мы, из-за погоды, добирались 7. Я почти живая, сегодня поставли комп и вот новая глава)) С любовью Полина Ром.

Свиданием это назвать было трудно. В отличие от вольготно раскинувшегося в кресле графа, я испытывала смущение от нелепости ситуации. «Неужели правда, этот мужик, совершенно мне незнакомый и чужой, может в ближайшие дни стать моим мужем?!». Я рассматривала его осторожно, как какое-то диковинное животное, совершенно не представляя, чего от него ждать. Между тем граф чувствовал себя легко и свободно и оказался весьма говорлив.

Он задал мне несколько вопросов, не дождавшись толком ответа ни на один. Он перебивал меня каждый раз, когда я собиралась с духом и произносила несколько слов. Зато он гордо и с удовольствием рассказывал, сколь богато и обширно его графство. Хвастался своим домом, точнее, дворцом. Многозначительно намекал, что с войны он везет прекрасную добычу:

– - Вы, юная баронетта, даже не представляете, какие туалеты сможет сшить себе моя жена! Одна лишь маарская парча чего стоит!

Я чувствовала себя диковинным зверьком, на которого глазеет почтенная публика. Мне прожигал спину взгляд сестры-монашки. Меня внимательно рассматривал лакей, стоявший за стулом графа. А еще больший интерес я вызывала у мужчин, небольшими группками столпившихся в отдалении. Похоже, многим из них было любопытно посмотреть, кого именно выберет себе граф.

Затем жених от рассуждений о собственном богатстве перешел к разговору о родителях. Небрежно выразив мне соболезнования в связи с гибелью отца, он начал восторженно рассказывать о собственной матушке.

– - Знаете, баронетта, она и при жизни отца хозяйство держала крепко. А уж после его смерти и вовсе сняла с меня всякую заботу о доме. Даже моя покойная жена Сесиль не смела ей перечить! Потому как матушка прекрасно управляется и с арендаторами, и со старостами. А особенно с прислугой в замке. Она держит прекрасного повара, и ее ужины славятся изысканностью! Да что говорить… -- он сделал какой-то странный жест, как будто почесывая шею.

Я смотрела, не понимая, что это такое мужчина делает. Пока граф, покопавшись под кружевным воротником, не вытащил толстую цепь, на которой поблескивала приличных размеров серебряная с чернью бляха:

– Вот, баронетта, посмотрите сами. Это и есть моя матушка, вдовствующая графиня Паткуль.

Серебряная блямба оказалась овальным медальоном, довольно крупным, сантиметров семь в длину. На медальоне была выписана миниатюра: портрет сухопарой, со слегка поджатыми губами женщины. Благородная седина волос пряталась под кружевным чепцом. Черный траурный наряд, наглухо закрытый, оторочен единственной узкой полоской кружева по вороту. Женщину даже не портил длинноватый орлиный нос. Пожалуй, живописец изрядно польстил ей, убрав большую часть морщин. Может быть, из-за этого, а может быть, и по другой причине, ее лицо казалось застывшим и неживым. Я вернула графу Паткулю медальон, вежливо сказав:

– - Думаю, в молодости ваша матушка была очень красива.

– - Ну еще бы! Чтобы на ней жениться, отцу пришлось выиграть турнир! – с гордостью ответил он. Потом на секунду замолчал, окинув меня очень внимательным взглядом. – А вы вовсе не глупы, баронетта Ингерд.

Кто его знает, с чего он сделал такой вывод. Но еще некоторое время порассуждав вслух, граф протянул мне руку открытой ладонью кверху. Не сообразив сразу, чего он хочет, я на мгновение замерла и тут же получила тычок между лопатками от сестры-монашки.