В двух-трех шагах от него, не отставая, шел худенький паренек в старом, выношенном до дыр свитере, в солдатской пилотке без звездочки. Кто он и как его зовут — я еще не знал. Но лет ему было примерно сколько и мне, и я испытывал к нему расположение…

Следующим был болезненного вида человек с огромными малоподвижными глазами. Сперва я решил, что он плохо видит. Но вскоре я убедился, что зрение у него хорошее. При виде меня его толстые губы шевельнула едва приметная улыбка…

Дальше дружно отбивала шаг не протрезвевшая до конца неразлучная тройка. Держались они все время вместе и были, как видно, из одного села. Но лиц их я еще не запомнил: до того они похожи — усатые, краснощекие, коренастые. Впрочем, надо отдать им должное: вели себя сейчас эти трое тихо-мирно, ни с кем не задирались и на глазах трезвели…

За ними, лениво покачиваясь из стороны в сторону, двигался уже знакомый мне детина в расстегнутом полупальто. За его спиной на длинной суковатой палке болталась торба. Фамилия у него была обидная, но запоминающаяся — Дураченко…

Словно для контраста, за ним следовал подвижный и тщедушный человечек по фамилии Зубок. Его все вокруг интересовало. Даже вороны, разгуливавшие по жнивью…

Увидев меня, одновременно засеменили два толстяка в брезентовых плащах — братья Ляшенко. Мне показалось, что главное для них — не навлечь на себя гнев начальства, быть не хуже других…

Потом шел угрюмый, давно небритый человек в солдатской шинели с сильно обгоревшими полами. Странно, но я его видел в первый раз. Откуда он взялся? Надо будет спросить у старшины…

Предпоследним был пожилой крестьянин в войлочной шляпе, с медным чайником за спиной, а последним — тринадцатым — парень в кожаной куртке. Проходя мимо, он посмотрел на меня ласково и дружелюбно, как на того рыжего котенка, с которым недавно возился.

Да, старшина прав: сколько было, столько есть!

Но шагали они как на похоронах. При такой ходьбе ни за что не управиться за сутки!

Я побежал по дороге в голову взвода. Рядом проносились машины с понтонами, боеприпасами, продовольствием, горючим. Катили орудийные упряжки. Грохотом и лязгом наполняли окрестность проходившие танки и самоходки. Тянулась пехота…

И вдруг близкие голоса подхватили чью-то команду:

— Принять вправо!

Я отскочил на обочину и крикнул замешкавшимся санитарам:

— Принять вправо!

Оказалось, когда надо, голос у меня не хуже, чем у других командиров.

Боевая техника, до этого безраздельно господствовавшая на дороге, теперь жалась к правой стороне, пропуская санитарные машины.

«Санитарок» было три. На подножке передней стоял майор медицинской службы и рукой делал знак встречным машинам посторониться. За «санитарками» следовали два открытых грузовика. В них тоже были раненые.

— Неужто все оттуда? — испуганно удивился какой-то солдат.

— А откуда еще? — отозвались рядом.

Яростно крутили баранки шоферы, выводя машины на освободившуюся часть дороги.

— Эй, хлопцы, сколько до Днепра? — крикнул с танка автоматчик.

— Недалеченько! Километров шестьдесят! — весело ответил парень в кожанке…

За горизонтом громыхало. С каждым километром все больше ощущалось приближение Днепра. То ли это казалось, то ли было на самом деле, но ветерок приносил издалека запахи воды и дыма.

Мы сделали привал у околицы какого-то большого села. «Так будет лучше, — решил я. — А то разбредутся по хатам, потом бегай, собирай по одному».

— На все — пятнадцать минут! — предупредил я.

Санитары сразу же развязали свои вместительные торбы. Постелив на траве рушники и платки, выложили обильные домашние припасы: хлеб, шматки толстого сала, крутые яйца, соленые и свежие огурцы, яблоки, груши. Кто с кем шел, тот с тем и сел обедать.

Несмотря на мое предупреждение, большинство ели по-крестьянски неторопливо и аккуратно. Я уселся в сторонке, достал из вещмешка полбуханки черствого ржаного хлеба и маленький кусок шпика — нас так торопили, что мы со старшиной не успели получить по продаттестату. Отломил горбушку и начал рвать зубами жесткое и жилистое казенное сало. Проклятье, ни укусить, ни прожевать! Я махнул рукой и стал глотать его нежеванным.

Саенков же подсел к тройке односельчан и сейчас уплетал за обе щеки вареное мясо.

Вдруг он обернулся ко мне:

— Товарищ лейтенант, идите до нас!

— Зачем? — насторожился я.

— Покушаете с нами!

— Спасибо, я уже сыт, — ответил я, пряча остатки хлеба в вещмешок.

— Наше дело предложить — верно, папаши?

«Папаши» дружно закивали головами и загалдели:

— Хиба нам жалко? Мы люды просты…

— Простые, простые, — не то поддакнул, не то возразил старшина. — Ну, как говорится, — сказал он, поднимаясь, — спасибо этому дому, теперь пойдем к другому…