Я промолчал, но пожалел, что заранее не предупредил капитана о горе, постигшем старшину.

— Садитесь, — сказал нам Борисов.

Мы уселись на нарах, он же пристроился на снарядном ящике.

— Я хочу с вами посоветоваться, — начал он, почему-то избегая встречаться со мной взглядом. — О том, что делается на плацдарме, вам, наверно, и без меня известно. Последняя новость. За один вчерашний день наши отбили восемь атак. Потери огромные. В частности и среди медиков…

И тут я почувствовал, что этот разговор затеян не случайно, что он имел прямое отношение ко мне.

— Сегодня я побывал в истребительном противотанковом дивизионе. За час до моего прибытия там был убит военфельдшер. Сейчас там вообще никого нет…

Теперь осталось узнать, кому из нас — мне или Лундстрему — предложат восполнить собой потери…

Капитан перевел взгляд на меня.

Мне!

— Голубчик, выручите нас…

Так и есть!

— Я должен послать кого-то из вас двоих, — продолжал он. — Но вы уже понюхали пороху, а Лундстрем только что прибыл на фронт.

— Да, конечно, — сдавленным голосом произнес я.

В наступившей тишине я услышал легкое пошмыгивание носом — от волнения у «академика» всегда усиливался насморк. Когда я теперь увижу Валюшку? Да и увижу ли ее вообще?

— Ну как, договорились?

Как будто спрашивал моего согласия. Как будто я мог отказаться от нового назначения. Уж лучше бы он прямо взял и приказал!

— Слушаюсь, товарищ капитан! — ответил я, не вставая с нар.

— Иного ответа я и не ждал, — одобрительно заметил капитан. — А вам, Лундстрем, придется взять на себя командование взводом.

— Есть! — вскочил тот, сверкнув треснутым стеклышком очков, — уже успел разбить.

— Ну вот и хорошо, все согласны, — подытожил наш разговор капитан и обратился ко мне: — Голубчик, вы сможете отправиться в дивизион сегодня?

— Хоть сейчас! — сказал я.

— Честно говоря, чем раньше, тем лучше, — извиняющимся тоном произнес он.

— Мне собраться одну минуту.

— Ну так торопиться незачем. Спокойно сдайте взвод, имущество и затем поезжайте…

Было б что сдавать! Имущества-то у нас всего полмешка перевязочных материалов да двое носилок. Пяти минут за глаза хватит!

— Товарищ капитан, разрешите обратиться?

Саенков? Он тяжело поднялся, в упор посмотрел на капитана.

— Я слушаю вас, старшина.

— Прошу откомандировать меня вместе с товарищем лейтенантом!

— Вот как? — капитан встал. — Не хотите расставаться? Другая причина? Может, скажете какая?

— Надо и делом заняться. — В глазах Саенкова впервые после гибели Зины промелькнуло что-то вроде усмешки.

— По-вашему, выходит, то, чем занимается взвод, не настоящее дело? — возмутился капитан. — Спасение жизни раненых, с вашей точки зрения, пустяк или забава?

— Никак нет. Дело полезное, — сказал Саенков. — Да не мое оно, товарищ капитан. Мое дело — стрелять.

Капитан внимательно посмотрел на старшину.

— Что ж, в этом есть свой резон, — проговорил он. — Хорошо, быть по сему!

Я чуть не подскочил от радости. С первой же минуты на передовой иметь рядом верного и испытанного друга! О чем еще может мечтать новичок в боевой обстановке?

Ну и денек выдался. Пятый и последний день моего пребывания на переправе. Едва мы с Саенковым собрались попрощаться со всеми, как в землянку вбежал взволнованный Задонский:

— Хлопци! Форму прывезлы!

— Какую форму? — удивился Козулин.

— Червоноармийську! Для нас!

Вся четверка во главе с Орлом выскочила из землянки. Я переглянулся с Саенковым. Теперь им будет не до нас. Но просто так взять и уйти мы тоже не могли — столько пережито вместе!

Узнав от нас, в чем дело, остался и Лундстрем. Он аккуратно укладывал в пустом снарядном ящике принятые от меня перевязочные пакеты, бинты и вату.

— Может быть, сходим посмотрим? — спросил я Саенкова.

— А нам-то зачем? — ответил он, застегивая вещмешок.

В сущности Иван прав: получили ли они форму или не получили, нам уже должно быть все равно. А на деле я еще по инерции продолжал интересоваться делами взвода.

— Я взгляну! — сказал я Саенкову и вышел из землянки.

Неподалеку стоял «виллис». Около него, прямо как в сельмаге, суматошились все четверо санитаров: разглядывали, примеряли на глазок, выбирали подходящие по росту и размеру гимнастерки, брюки, шинели и ботинки. Тянулись и извивались серпантином солдатские обмотки. А Задонский уже скинул с себя пиджак и нырнул с головой в широченную гимнастерку.