Поздоровавшись за руку с офицерами и шофером зампотеха Хусаиновым, Борис сел рядом с капитаном Осадчим.

— Как дела там?

— Говорят, немцы Лауцен взяли! — хмуро ответил Осадчий.

— А наши как? — каким-то не своим, сдавленным голосом спросил Борис.

— До утра, сообщили, продержатся.

— Быстрее бы добраться туда!

— А что толку от этого? — насмешливо взглянул на Бориса капитан Осадчий. — Много с такими вояками, как мы, навоюешь…

Что ж, беспокойство его понятно. Действительно, трудно рассчитывать на боевые качества всей этой наспех вооруженной тыловой команды. Да и что могут сделать несколько десятков ремонтников, кладовщиков и музыкантов против целой вражеской группировки?

Похоже, что те же мысли одолевали большинство участников предстоящего рейда.

Бориса поразил капельмейстер Лелеко. Все началось с того, что он подсел к новичкам и, нервно поигрывая одной из своих улыбочек, стал пугать их предстоящими боями.

— Дай бог, чтоб из нас шестерых хотя бы один остался в живых, — заключил он.

Возможно, так и будет. И все-таки Борис с трудом удержался, чтобы не одернуть его. От этих бесконечных нервных ужимок и гримас даже простые слова приобретали какой-то зловещий оттенок. Кроме того, Лелеко с явным удовольствием и интересом наблюдал за растерянностью ребят. А это уже было совсем неблагородно. И главное — непохоже на него. «Тихий капельмейстер шумного оркестра», — как-то отозвался о нем Юрка, и Борису до сегодняшнего дня казалось, что этой оценкой исчерпывается характеристика Лелеки. И вдруг такая черточка. Во всяком случае недалекий и самодовольный Осадчий куда проще и понятнее.

— Эй! Принимайте! — раздалось за бортом машины, и старший сержант из трофейной команды перебросил к ним в кузов деревянный ящик.

— Что здесь? — спросил Борис.

— Ерши в масле! — подмигнул тот.

— Сейчас мы его распатроним, — сказал Осадчий.

Хусаинов достал из-под своего сиденья ломик. Осадчий поплевал на ладони и в один прием отодрал крышку.

— Лимонки? — радостно воскликнул один из новичков.

— Почти, — попробовал напустить туману Лелеко.

Паренек покраснел. Смущенно поднялся со скамейки, присел перед ящиком. Взял гранату и с обидой в голосе заметил:

— Обыкновенные лимонки. Мы их проходили в училище.

Капельмейстер послал одну из своих загадочных улыбочек Борису. Но тот ответил холодным взглядом и молча отвернулся.

В кузов перелез Хусаинов. Взял из ящика три гранаты и рассовал их по карманам. После этого сказал всем:

— Давай разбирай!

И с усмешкой добавил:

— Запалы не забудьте!

Естественно, для него, бывшего механика-водителя, горевшего в танке, они — жалкие тыловики, аники-воины. По-своему он прав: компания подобралась малогероическая.

Впрочем, и без него все это знали и видели. Все, кроме этих двух пареньков — младших лейтенантов, которые даже Лелеку считали бывалым фронтовиком. Хотя в данном случае ошибиться нетрудно. У него все как у строевого офицера — и погоны, и петлицы, и околыш фуражки. Никакой малости, говорящей о его причастности к военной музыке.

Борис хмыкнул. У него у самого медицинские эмблемы валялись где-то в чемодане. Но он хоть не строил из себя лихого фронтовика. Так же как не строил его из себя Осадчий. Только тот, в отличие от них с Лелекой, свои интендантские погоны носил с невозмутимым видом.

Вслед за лимонками в распоряжение Бориса и его товарищей по «доджику» поступил ящик с противотанковыми гранатами, шесть трофейных автоматов с запасными дисками, одно ПТР, а под конец — огромное количество патронов. Теперь они были вооружены до зубов. Оставалось немного — научиться всем этим пользоваться.

Но едва они принялись за противотанковое ружье, как послышались радостные голоса:

— Идут!.. Идут!..

Сквозь непрерывный шум автомашин прорвался гул танковых моторов и громкое лязганье гусениц.

Через несколько минут из-за поворота показались две «тридцатьчетверки», С передней машины соскочил офицер в черном комбинезоне. Твердой походкой он подошел к зампотеху и доложил о прибытии.

— Что это за танки? — спросил Борис Осадчего.

— Только что из ремонта, — ответил тот.

— По машинам! — раздалась команда.

Хусаинов обернулся. Его смуглое худощавое лицо с глазами-вишенками выражало нескрываемое презрение. Ну и солдаты! По меньшей мере десять минут ушло у всех этих кладовщиков, ремонтников, портных и так далее на то, чтобы занять свои места на машинах и танках. Сколько ненужной суетни!

Подошел подполковник Рябкин.

— Ну как, все на местах?

— Все, товарищ гвардии подполковник, — ответил Борис.

— Тогда поехали, — сказал тот, усаживаясь рядом с Хусаиновым.

«Доджик» рванулся вперед, объезжая встречные машины. А за ним двинулась и вся колонна.

Борис сидел на боковой скамейке спереди и неотрывно смотрел на дорогу, забитую отводимыми тылами. Чтобы ликвидировать пробку, часть машин направили в обход. По обочинам протянулись новые колеи. Но они быстро одна за другой затекали грязью и становились труднопроходимыми. В них, покрывая натужным ревом шум проходящих по дороге машин, буксовали «газики», ЗИСы и «форды». Доставалось даже «студебеккерам». Два из них на свой страх и риск свернули с колеи в чернеющую гладь пахоты и там безнадежно застряли. С шоссе было видно, как отчаянно метались затем их водители от машины к машине, упрашивая своих более осторожных товарищей помочь им выбраться на дорогу или хотя бы на ближайшую колею, но желающих искушать судьбу не находилось.