— Давайка, ты проваливай! — сказали мне мои соседки по комнате. — Нам дурная слава не нужна. Если не смогла по уму все сделать, раз уж выбрала такую профессию, то теперь сама разгребай. А нас марать не вздумай.

Я пыталась им все объяснить. Рассказать правду. Только никто меня не слушал. Даже комендантша стала на их сторону и мои вещи попросту выкинули в коридор.

Меня пересилили в комнату, в которой уже давно никто не жил. Она находилась в самом отдаленном закутке, около подвала, с грибком на стенах и стойким запахом плесени. Там стояла поломанная тумбочка и треногая кровать.

Сестра уехала к себе, ей надо было возвращаться на работу. Напоследок засыпала меня словами поддержки, расцеловала.

Дошли слухи о моем падении и до матери.

— А чего ты хотела, все правильно. Нечего свинье лезть, куда не следует. Знай свое место, дочь. Таких как мы всегда сжирают. Я тебя предупреждала, но ты меня не слушала. Собирай манатки и быстро домой.

— Нет, мам, я станусь, — сказала с твердостью в голосе.

— Идиотка! Мало тебя унизили!

Во мне проснулось упрямство. Хотелось доказать всем, что я смогу, выстою, обязательно доучусь. Моя мечта горела во мне еще ярче, она поддерживала меня, давая силы проходить через все испытания.

Работы свои я потеряла.

— В тихом омуте порок водится. А я сразу знала, что ты с гнильцой! Ишь чего надумала, к моему сыну присосаться! — сказала мне мать Сергея.

— Ваш сын — разбалованная сволочь! Он оговорил меня, потому что я ему отказала.

За это я получила пощечину, от уже бывшей работодательницы. И еще куча оскорблений в спину.

На других работах тоже не подбирали выражений, обвинили во всех смертных грехах. И воровство приписали. Пытались навесить сумасшедшие суммы долга. И если не оплачу, грозились написать заявление в полицию.

Я жила в адском огненном кольце, и оно все сжималось, сдавливало меня в тиски, не давая возможности дышать. Но я упорно продолжала учиться. Выдерживала насмешки, издевательства. Училась не реагировать на них.

— Маша! Не подходи к нам! — так в один голос завопили мои так называемые подруги, когда попыталась с ними заговорить.

— И вы туда же? — спросила обреченно.

— Пойми, не важно, делала ты эти вещи или нет. Просто сейчас, ты как прокаженная, и кто с тобой общается сразу законтачится и его тоже будут таким считать. Так что… — Ольга не договорила, взяла Светлану за руку и они развернулись и ушли.

Я осталась одна в окружении монстров, которых победить не представлялось возможным.

Так прошел месяц. Мои мучители не забывали обо мне. Они изощрялись, придумывали новые издевательства.

— Ты получила по заслугам. Теперь не скули, — сказал как-то Сергей, проходя мимо и любуясь, как я оттираю сумку, в очередной раз облитую какой-то гадостью.

Я даже не посмотрела в его сторону. И лишь мысленно подумала, что придет день и он непременно за все заплатит.

Даже преподаватели сторонились меня. Я ощущала себя действительно заразным изгоем.

Устроилась работать в кафе уборщицей. Больше нигде не брали. А мне нужны были деньги. И вопреки всему, я продолжала учиться. Я не могла сдаться. Не сейчас! Не вот так! Они не могут меня сломать! Если сейчас отступлю, то больше никогда не буду себя уважать.

В тот день, на моих мучителей напал какой-то озверин. С самого утра они не давали мне проходу. Цеплялись на каждом шагу, насмешки и гнусные предложения, сыпались со всех сторон, меня щипали, снова плевали.

А после четвертой пары, когда я вышла на крыльцо и отправилась в сторону общежития, группка студентов меня уже поджидали. Они по команде начали закидывать меня помидорами и яйцами, выкрикивая непристойности.

Я побежала, не разбирая дороги. Яйца и помидоры летели мне вслед, преследовали не отставали. Слезы застилали глаза, унижения и обида достигли предела. Мне хотелось провалиться сквозь землю, не чувствовать, не слышать.

Я бежала из последних сил, ничего не видя, перед глазами черная воронка безысходности. С разбегу налетела на что, упала бы, но чьи-то руки меня удержали. Обжигающие руки, такое ощущение, что они оставляли ожоги.

Подняла голову. Ничего не вижу, ядовитые слезы застилают глаза, и сквозь мою черноту безысходности пробивается золотой свет. Он окутывал меня, таким плотным кольцом, что я мгновенно забыла про своих преследователей.

— Тшшш, Манюня, не дрожи, — его голос походил на тихий шепот моря.

И это его «Манюня»… никто никогда меня так не называл. Нежно, проникновенно, сердце приятно кололо.

— Я грязная, — всхлипывала. — Не трогай меня!

Он крепче прижимал меня к себе, а я вопреки своим же словам, сама обнимала незнакомца.

Мне столько раз твердили — грязная, что я поверила. Уже самой казалось, что даже душа пропиталась грязью и смрадом. Я не такая, я низший сорт, я та, которую все презирают.