– Они не лишили тебя решимости? – спросил угрюмо Кермор.

– Отнюдь нет, хотя я и думал, что несправедливо преследовать невинных женщин за преступления отцов их или друзей.

– Фелинис, Фелинис, – сказал старик серьезно, – не доверяй тому, что ты увидишь в Риме, городе всевозможных соблазнов, вертепе всяких пороков и всякого вероломства. Будь всегда настороже против нежностей этих искусных сирен. Если твоя ненависть против Флавиев и наших других смертельных врагов когда-нибудь могла бы ослабнуть, тогда припомни, что я тебе покажу сейчас.

Порывистым движением он сбросил часть своих одежд. Его плечи, спина, грудь были исполосованы широкими глубокими рубцами.

– Смотри хорошенько! – продолжал он, сверкая взором. – Смотри – вот полосы, оставленные на моей коже кнутом римлян. Так они обращались с самыми славными начальниками кенимагетон, триновантов, силуров и многих других могущественных племен нашей родины.

– Довольно, – сказал холодно Фелипис, – Я этого не забуду!..

При помощи перевязки, сделанной патрицианками, раны скоро зарубцевались. Но молодой и энергичный человек не любил отдыха и пренебрегал оставаться в жилище.

На следующий день после визита благородных римлянок, два чужеземца, покидая свое первое жилище, поселились в десятом квартале, где находился храм семьи Флавиев. Кермор переменил свое жилище, разумеется, для того, чтобы избежать новой встречи с женою и племянницей консула Климента.

На самом деле, эти две таинственные личности нуждались в жилище только для ночного отдыха, так как они весь день находились на улице. Они выходили из дома при первых лучах рассвета и возвращались поздно ночью.

Однажды, 6-го мая, Фелинис не пошел с Кермором, который вернулся в полдень, в сопровождении старика лет восьмидесяти, со следами от тяжелых работ, долгих страданий и незавидного существования. Он носил платье рабов; члены его были тверды и черты лица выражали такую же непреклонность, как и у Кермора.

Последний представил незнакомца Фелинису и сказал ему:

– Вот человек, которого мы так старательно отыскивали. Случай навел меня на него, и я привел его к тебе.

– Сердиган! – сказал раненый, поглядев внимательно на прибывшего.

– Он самый, – отвечал старик, – рад за себя, что вижу сына Масменоя.

Старик не мог говорить более; волнение пресекло его голос, слезы потекли по его грубому лицу, и он несколько раз поцеловал руки Фелиниса.

Кермор, наклонясь к уху Фелиниса, шепнул ему:

– Сердиган, как я и предполагал, знает место погребения; оно на Латинской дороге. Он проводит туда нас на склоне дня.

Часа за два до ночи, они вышли из дома, быстро прошли город и направились к Латинским воротам. Дойдя до обширной и круглой площади, находящейся перед воротами, они остановились пред большой толпой народа; они справились о причине этого сборища и узнали, что хотят наказать одного человека.

Конец ознакомительного фрагмента.