Покорено буйство чувств, самых разнообразных переживаний и прозрений, стремящихся нарушить душевное равновесие. Теперь, в разгар войны, вокруг наконец воцарился мир. Мир тебе! Слово это будто соткано из неземного пения! Пожалуй, оно способно ввергнуть человека в глубочайшее отчаяние, если тот, исполненный внутреннего желания, не отыщет способ, не обнаружит мостик, соединяющий его с божественным началом. В очередной раз мне – и, вероятно, по воле случая – повстречался Гёте. Всякий раз мне кажется, что закладывается первооснова чего-то нового. Как богаты люди! Даже если они присмотрятся к одним лишь явлениям их жизненного пути, то, пожалуй, найдут то, что ищут. Так, переходя со ступеньки на ступеньку, вы поднимаетесь все выше и выше, и даже легчайшее дуновение несет вас вперед. «Мир духов доступен всем».

Война – это кровопролитие, через которое проходит человечество. Не ведающий бед организм изранен настолько, что содержащиеся в нем особые системы вынуждены, в конце концов, ради спасения всего существующего низринуться в хаос заговоров и революций. Долг каждого – не утратить гармонию в хаосе сражающихся друг с другом духов. Ничто не вправе отвлечь его от исполнения этого долга, и пусть он молится, чтобы силы не покинули его. Какими принципами он руководствуется, какие мысли лелеет, – это и есть в тот момент наиглавнейшее, ибо он так близок к Божественному.

Родился 12 июля 1915 г. в Потсдаме, погиб 5 сентября 1939 г. под В. Видовкой, Польша

Польша, начало сентября 1939 года

Позади остались долины нашей родины, зерновые поля и сосновые леса, деревни и города с величественными соборами. Все дальше от нас их флаги и гербы, давно не слышно веселых песен.

Мы прошли через море славы и испытаний, в котором путь наш стал уже не таким гладким и безмятежным, а глаза застит кровавый туман.

Скоро все закончится. Перед нами тянется бесконечная степь, далеко на востоке мелькают огни. В небе стоит мгла. Остается лишь двигаться вперед, к тем далеким очертаниям, за которыми тяжело и уныло скользит наша судьба. Нам с ней не разминуться…

На себе мы несем кровь двух тысячелетий славной истории, и лишь тусклое сияние осталось от венков и лент, которыми устелен этот путь.

Шлем и стиснутое в руке копье, серые балахоны – такими мы некогда вошли во врата человечества, устремив мечты наши к звездам. Сейчас мы вновь неторопливо выходим за них. И лишь печать знаний и опыта у сузившегося рта говорит об усилиях, все еще высоченными башнями громоздящихся на этом пути, и об осознании всей порочности проистекающих из него ответов, от которых нам никуда не деться. Прихватив лишь шлем и копье, мы вместо вопросов припасли парочку ответов, ценность которых для нас сомнительна.

Мы стоим у пылающих ворот Европы, заходим в свой Рагнарёк и лишь даруемое верой благоговение отличает наши преисполненные им черты от тех, кто утверждает о своей решимости следовать за нами на край света…

Родился 10 декабря 1908 г. в Занде, погиб 9 октября 1941 г. у дер. Федино, СССР

Модлин, Польша, 8 октября 1939 года

После двухнедельного развертывания на границе с Померанией мы начали вторжение. Никогда не забуду, как в эти дни отчетливо проявилась реальность войны, как она приближалась и усиливалась с каждым днем, часом и даже минутой, обнажая свою мрачную жестокость. Сначала перед глазами мелькали лишь бесконечные пехотные колонны, потом взорванные мосты, разрушенные дома, затем пронеслась куда-то в тыл первая санитарная машина, и, наконец, мы увидели первую солдатскую могилу… Затем были польские пленные, а однажды утром, на Висле, мы увидели первое поле боя с множеством убитых солдат, мертвых лошадей… жуткое зрелище! Вскоре наступил момент, когда мы сами впервые попали под обстрел, это случилось во время марша. Как потом оказалось, нас обстреляли польские солдаты, отставшие от своих отступающих частей.

В Зегрже нас в качестве саперного подразделения отправили в одну из дивизий, предстояла подготовка к наступлению на Прагу, пригород Варшавы. Наступление отменили; в то утро, когда должны были выступить первые две разведгруппы нашего батальона, мы заступили в караул на вновь возведенном мосту через Нарев. Мы стали свидетелями, как из соседнего Стрия по пути в Насельск через этот мост перевозили гроб барона фон Фрича. Наше последнее задание касалось Модлина, где мы должны были подготовить ударные отряды для штурма крепости; каждый взвод представлял собой один такой ударный отряд, а мне предстояло проявить себя отличным командиром. Но все вышло даже лучше, чем ожидалось, и, кроме двух легкораненых, в нашем взводе обошлось без потерь.

Такими стали для нас эти дни войны. Ночью с высокого берега Нарева мы следили за работой нашей артиллерии, наблюдая вдали горящую Варшаву и разрушенный Модлин. С момента нашего вторжения в Модлин война на этом участке закончилась. У Модлина мы возводим большой временный мост, заступаем в караулы, а в остальном живем вполне себе мирной жизнью. Ну, то есть с недавнего времени по ночам вновь спим в постелях, моемся и наслаждаемся роскошью теплого дома. О том, что станет с нами дальше, ходят самые разные слухи. Вообще, никто толком не знает, что теперь будет. Лично я считаю, что мы проведем здесь еще месяц-полтора, а потом отправимся на запад. Наверное, можно вот так ждать войны много лет и не представлять, как должна выглядеть жизнь после нее…

Политические события последних недель и месяцев не застали меня врасплох, в этом смысле я оказался вполне подготовлен. Что же все-таки меня потрясло и чего я не мог себе представить, так это реалии войны во всей ее жестокости. К этим реалиям человек не может и не должен привыкать, это нечто настолько необычное и чудовищное, что его нельзя принять в свою жизнь, лучше оставить где-то снаружи как нечто непостижимое и не поддающееся пониманию. Непросто выработать в себе правильное отношение: с одной стороны, не раскиснуть, не опустить руки, а с другой – не ожесточиться, не сделаться грубым и бесчувственным. Заметно, к сожалению, и то и другое, особенно последнее.