Употреблял? Точнее, злоупотреблял.

— Энджи, смотри! Это непременно надо предать гласности, — заявил я. — Что? Ты так не считаешь?

— Нет, Маркус, я думаю, этого делать не следует. Ты же сам только что ругался на всех из-за утечки. А теперь сам хочешь ее организовать. Твоему примеру последуют и остальные. Мы договорились, что сначала каталогизируем весь массив, решим, что из него имеет наивысший приоритет, потом опубликуем так, чтобы не навлечь неприятностей ни на кого из нас. Если завтра ты нас подведешь, Маше и Зебу не выкарабкаться. Да и нам всем тоже. Нельзя ставить под угрозу всю наш группу ради того, чтобы свести счеты со школьным завучем, на которого у тебя зуб.

— Да он же извращенец, вуайерист! Это не просто личная месть. Общество имеет право знать, что этот подонок подглядывает за их детьми. Энджи, на месте этих ребят мог быть я. У меня в школе имени Чавеса осталось много друзей, и Бенсон их терпеть не может. Могу спорить, он с них глаз не сводит ни днем, ни ночью!

— В твоем представлении он сидит у себя дома, потирает руки и упивается властью и секретностью. Но пойми, в этих файлах Бенсон еще не самое страшное чудовище. Посмотри, что творят другие. Загляни в файл 439 412.

Я пролистал таблицу и прочел краткое содержание:

«Государственный департамент. Транспортная накладная на доставку устройств для полицейского перехвата в Сирию. См. 298 120»

Файл 298 120:

«Отчет разведывательного персонала посольства о гибели под пытками диссидентов, схваченных с применением устройств для полицейского перехвата».

— Ого, — выдохнул я.

— Вот тебе и «ого», — передразнила Энджи. — Так что прекрати. Соблюдай дисциплину. Тут не просто детские шалости, игра идет по высшему разряду.

И не успел я рассердиться на нее — рассердиться по-крупному, как бывает, когда ты совершенно неправ, а тебя ставят на место, и ты понимаешь, что не можешь ничем оправдаться и поэтому бесишься, — как снизу окликнула мама:

— Маркус, Энджи, пора ужинать!

В старые добрые времена «семейные ужины» бывали у нас чуть ли не каждый вечер. Либо мама с папой приготовят что-нибудь, наполняя кухню звоном кастрюль и сковородок, веселыми голосами и вкусными запахами, либо, если все устали, заказываем что-нибудь из ресторана с доставкой. Даже я время от времени удосуживался что-нибудь состряпать, и мне это нравилось, хотя, по-моему, самое трудное в этом деле — начать. Пустая кухня всегда навевает унылые мысли о домашней рутине. Однако у меня получалось вполне пристойное каре ягненка, а когда я готовил пиццу, на тарелках не оставалось ни крошки.

Семейные ужины остались в прошлом вместе с родительской работой. Временные подработки, которые удавалось урвать то папе, то маме, иногда задерживали их до позднего вечера, но настоящая причина была не в этом. А в том, что они целыми днями сидели дома, с глазу на глаз, и довольно часто с ними сидел и я, поэтому никому не хотелось лишний час проводить за столом в пустых разговорах. У нас просто не осталось тем для застольных бесед. Спрашивать друг у друга, как прошел день? Дурацкий вопрос, если с самого утра мы не расходились дальше чем на пять метров.

Однако, когда пришла Энджи, все расстарались. Родители в ней души не чаяли. Я, конечно, тоже. При этом смотреть, как она ест, было очень забавно.

Входя в кухню, она, как всегда, воскликнула:

— Как вкусно пахнет!

И сразу достала свой аэрозольный баллончик. Когда мы только познакомились, она намешивала себе перечное масло до жгучести в сто тысяч единиц по шкале Сковилла, примерно как у карибского красного перца. Но Энджи постоянно тренировалась и наращивала обороты, поднимаясь к высочайшим вершинам кулинарной отваги. Каждый месяц она стряпала себе новую порцию обжигающего соуса. Брала убийственную дозу молотого перца хабанеро в плотно завинченном флакончике и растворяла в нескольких унциях масла. С каждым месяцем увеличивала концентрацию перца, пока не получила, по ее словам, «то, что надо». В переводе на человеческий язык это означало жгучесть, при которой через минуту после дегустации капли этого масла на верхней губе выступал пот.

Пару раз в год она старательно измеряла жгучесть своего масла, примешивая к своей месячной дозе немного спирта, потом постепенно разбавляя это сладкой водой, пока острота не переставала ощущаться. Последнее измерение показало триста двадцать тысяч по Сковиллу. Примерно тогда я начал требовать, чтобы между едой и поцелуями она чистила зубы. У меня на губах начали появляться химические ожоги.

— У нас сегодня колбаски с чипсами, — сказала мама. — Вкусная и сытная британская еда.

— Но приготовленная американцем, — отозвался от духовки папа.

— Да ладно! Это ведь я поставила чипсы в духовку! — Под чипсами мама как истинная британка подразумевает жареную картошку, особенно ту ее сладкую разновидность, которую она сама запекает в духовке и замораживает. Надо признать, получается очень вкусно.

— Да, милая моя, конечно ты. И к тому же наблюдала за приготовлением.

Папа поставил на стол блюдо тихо шкворчащего мяса. Как-то раз он выполнил небольшой заказ по анализу данных и отладке онлайн-торговли для кооператива, производящего органическое мясо. Потом написал им опять и спросил, нет ли для него еще какой-нибудь работы. Они сжалились и предложили продавать ему мясо по льготным ценам, как для сотрудников. Поэтому у нас на столе часто появлялись страусятина, оленина и буйволиная колбаса. Больше всего мне нравилась оленина; вкус замечательный, главное — за едой не думать о Бемби.