Шрифт:
Голос подрагивает, потому что волнение не стихает. Да и вряд ли скоро стихнет. Слишком мощный заряд получила. Тело тоже трясется прилично, словно замерзла. Но я ведь понимаю, что проблема не в температуре.
– Даже не надейся, – отсекает Ян.
– Как это называется?
Странно, но мое дыхание еще отрывистее становится. Хватаю по верхам часто-часто и при этом с резкими паузами.
– Что именно, Ю?
– Когда во время движения поднимаешь переднее колесо в воздух?
– Вилли. А если понятнее для народа – закозлить.
– Хм…
– Ты так делать не будешь. Козлят только парни.
– Неправда! Я видела девчонок, вытворяющих подобное.
Нечаев ухмыляется, но быстро возвращает себе серьезность.
– Это неправильные девчонки, Одуван.
– Я тоже неправильная! – протестую по-детски обиженно.
Он смеется.
И переходит к прямой провокации.
– Докажи.
– Тебе еще нужны доказательства?
– Конечно, – подтверждает спокойно. – Я думаю, – приподнимая брови, выдерживает столь искушающее выражение лица, что у меня судорогами живот сводит. – Думаю, мне тебя еще портить и портить.
Покусываю губы.
– А почему вы, Ян Романович, решили, что эта миссия возложена на вас?
– Иди сюда, Ю, – голос Яна становится вкрадчивым.
Незамедлительно вызывает мурашки. Едва они слетают, осознаю, насколько разгоряченная сейчас моя кожа. Контраст температур выносит мне мозг. Однако нервы закорачивает не только в голове. По всему телу.
Двигая бедрами, взволнованно ерзаю на сиденье. То вперед, то взад, пока не понимаю, что выглядит это, очевидно, достаточно пошло. Ян смотрит с тем сексуальным голодом, который обычно в процессе секса выплескивает.
– Иди сюда, Ю, – повторяет жестче.
И я больше не могу сопротивляться.
Соскальзываю на землю и практически сразу же в объятиях Нечаева оказываюсь. Он сам ставит мой мотоцикл на подножку и, не дав мне лишнего вздоха совершить, усаживает на свой.
Упираемся лбами, а у меня начинает щипать губы.
– Знаешь… – шепчу, ощущая как свою дрожь, так и его. – С тобой у меня часто возникает ощущение, будто я на воротах стою, а ты атакуешь.
Приглушенный смех Яна так восхитителен и сладок, что я зажмуриваюсь. И в это время трещу, как контактирующая с влагой взрывная карамель.
– Ты же знаешь, что со мной у тебя нет шансов, Зай?
– Эй! – восклицаю возмущенно, словно это не является правдой. Отрывая глаза, заявляю: – Я так не думаю!
Нечаев изгибает бровь, но снисходительно делает вид, что верит.
– Почему ты бросил футбол? Ты же так любил…
Отворачивается раньше, чем я успеваю договорить. Смотрит в сторону. Хмурится. Молчит. Сжимает челюсти так люто, что не только прочерчиваются скулы, но и различим скрежет зубов.
– Ответь мне, – прошу задушенно. – Сам ведь требуешь так много!
Пронизывает взглядом.
– В один момент понял, что должен двигаться дальше. Вот и все.
Вот и все? А кажется, что скрывается нечто большее. Иначе бы так не реагировал.
Но что ему скажешь?
Приходится продолжать задавать вопросы.
– Почему ты не пошел работать в компанию отца?
Взгляд наглее, глубже, алчнее. Распечатывает. Вскрывает на живую. Без анестезии.
– Потому что ты бы туда не пришла, – ошарашивает Ян.
Сам же никаких эмоций не выдает. Настолько беспристрастно эту информацию сообщает, что звучит попросту жестоко.
– Супер, – хрипло ерничаю я.
Скрещивая руки на груди, расстроенно замолкаю.
– Раньше думал, самые близкие – это по крови, – проговаривает Нечаев серьезно и одновременно по-особенному внушительно. – Разлука с тобой продемонстрировала, что не всегда эта теория работает. Есть исключения.
– И что это значит, Ян? – выдыхаю с трудом.
– Тебя недоставало так, словно я с тобой родился, – признается с тем удивительным сочетанием грубости, важности и нежности, на которые только Ян Нечаев способен. – Как жизненно важного органа, Ю. Как сердца, печени, почек, легких, кожи… – выдает с таким давлением, силой и скоростью, что поражает, как автоматная очередь. Мне даже кажется, что я запах пороха чувствую, пока я задыхаюсь, а он срывает. – Блядь… Всего, сука, сразу, Ю!
– Что же мешало тебе вернуться?! Что, Ян?! Раньше, чем через год!!! Не знаю, чем ты занимался… Как справлялся… А я реально много пережила!
И снова он молчит.
Смотрит – до дна души достает. Когда пытаюсь отвернуться, ловит мое лицо руками. Прикасается лбом к переносице.
– Расскажи мне про этот гребаный год. Расскажи, – шепчет, обжигая губы.
Так больно, грудь до треска тисками сжимает.
Мотаю головой.
– Это уже неважно! Просто отразила твое очередное наступление. Сейчас у нас с тобой отношения сугубо на физическом уровне!