Замираю на миг, понимая, что всем телом дрожу. Плавно качаюсь под музыку, только чтобы разрушить сразившее тело оцепенение.

Вдох через губы. Хватаю ими горячий наэлектризованный воздух. Не смыкая, на миг замираю. Страшусь того, что взорвусь. Медленно усваиваю. Сглатываю, когда понимаю, что во рту слишком много слюны собралось. Взволнованно выдыхаю.

Ладонь Давида устремляется к моему животу. Поглаживая, уходит на сторону и еще ниже смещается. Застывает на голой коже бедра. Меня передергивает. Желудок протестующе сокращается. Тошнота становится невыносимой.

Понимаю, что не выдержу больше. Даже назло Яну не могу. Себя теряю, а это, можно сказать, единственное, чего новая я боюсь. Со вздохом отстраняюсь, ухожу в бок и с улыбкой тяну за руку Давида. Приоткрыв глаза, ловлю его взгляд. Сокрушаюсь и злюсь на себя за то, что не могу оценить этого мужчину.

Он ведь реально очень хорош собой. Красив, силен и обаятелен. А меня не то что не впечатляет… Прям отталкивает.

Как другие умудряются отключать голову и получать чисто физическое удовольствие?

Я же понимаю, что сексуального желания в моем организме в избытке. На взводе с тех самых пор, как увидела Нечаева. Думаю, об удовольствии. Ловлю себя на развратных мыслях. Но сосредоточиться на ком-либо, кроме проклятого Яна, не получается.

Когда закрываю глаза и прикасаюсь к себе… Вижу, слышу и чувствую только его. Сейчас точно так же. Как ни отгораживаюсь.

Знаю, что он здесь. Знаю.

– Устала? – спрашивает Давид, обдавая мою ушную раковину влажным дыханием.

– Немного, – выдаю с улыбкой я. – Жарко. Пить хочу.

– Понял. Пойдем.

Прежде чем уйти с танцпола, смотрю туда, где стоял Нечаев.

Вроде и понимаю, что увижу его… Готовлюсь к этому. Но сердце все равно совершает одуряюще-болезненную остановку.

Ян полосует взглядом, будто лезвиями.

Больно. Мне так адски больно, что я буквально умираю. Едва сдерживаюсь, чтобы не выдать внешне все, что в этот миг чувствую.

Перевести дыхание удается только за столиком. Опускаюсь на диван и практически сразу же в теплом кольце рук оказываюсь.

– Ну рассказывай, красавица Юния, – проговаривает Давид с хрипотцой, которая призвана очаровать любую. В том-то и дело, что призвана. Но не очаровывает ведь. Совершенно! – Кто ты? Чем занимаешься? Что заставило тебя пропустить сегодня обед?

Мужчина касается ладонью моего лица, гладит большим пальцем по щеке, скользит мимо уголка губ вниз и, наконец, сжимает, приподнимая, подбородок.

– Студентка, спортсменка, чертовка, офисный работник, – выталкиваю тихо и задушенно, но якобы с юмором. Заставляя себя выдерживать зрительный контакт, растягиваю губы в улыбке. – Могу быть очень разной.

– Я заметил, – глухо выдыхает Давид и демонстративно оценивает меня. Сверху вниз проходится – крайне медленно. У меня на коже проступают мурашки. Но, увы, это всего лишь озноб. Его интерес перестал тешить мое самолюбие, едва мы столкнулись на танцполе. – Контрасты, конечно… Лишаешь дара речи, Юния. Честно, я таких, как ты, за свои двадцать семь еще не встречал. Когда видел тебя днем, ты казалась нереальной, как звезда высшей касты, которой суждено стать классикой. Не просто красивая, хотя и это тоже. Лучше вообразить невозможно. Но, помимо того, есть в тебе какая-то загадка. Ты притягиваешь взгляды, а сама не замечаешь никого. Lady in red, – замечает с акцентом, в котором не столько английский звучит, столько какой-то раздражающий пафос. Приподнимаю бровь, рассчитывая, что за маской моего скепсиса не видно. Но Давид, очевидно, улавливает. Со смешком поясняет: – Когда увидел тебя впервые, ты была в красном.

– Иногда я люблю красный, – выдыхаю, вкладывая в эту фразу больше, чем он способен понять.

– И тебе он очень идет.

– Спасибо.

– Но сейчас ты… – замолкая, прикусывает нижнюю губу. – Правда, нет слов. Ты ослепляешь. Лишаешь возможности думать. Воспаляешь восприятие. Усиливаешь чувственность. Ставишь на инстинкты. Я один на один с ними, – последнее Давид шепчет мне на ухо. Я прекращаю дышать. Со стороны может показаться, что он меня волнует. В действительности же я борюсь с новым приступом тошноты, который настолько сильный, что возникает головокружение. – Хочу тебя. Хочу, чтобы ты была моей.

Сказать, что я к такому не готова – ничего не сказать. Я ошарашена. Не знаю, как реагировать. И заметив, что к нашему столику кто-то подошел, изначально даже рада. Пока не вижу, кому принадлежит опустившаяся Давиду на плечо рука.

Избегая взгляда Нечаева, с трудом сдерживаю волнение.

– Ян, дружище, – явно радуется сидящий рядом со мной мужчина, чем незамедлительно вызывает у меня злость.

Может хоть кто-нибудь его не знать?!

Мои эмоции вырываются из-под контроля и тут же сталкиваются с холодной темнотой Нечаева. Он снова выглядит равнодушным и мрачным. Но вместе с тем… Мелькает в тьме его глаз нечто такое, что, как случалось в юности, вызывает у меня резкое беспокойство, будто Ян готов к драке.