Час убийства

Аннотация

Часы тикают… Снова наступает час, когда маньяк уносит две женских жизни.

Часы тикают… И в изнывающем от жары городе снова бесследно исчезают две девушки…

Часы тикают… И у агента ФБР Кимберли Куинси остается все меньше времени, чтобы победить в игре, в которую ее втянул безумный убийца. Потому что в этой игре опоздание – смерть!..

Пролог Мужчина начал следить за этими происшествиями в девяносто восьмом году. Две девушки отправились в бар и обратно уже не вернулись. Дианна Уилсон и Марлин Мейсон, студентки университета штата Джорджия, жившие в одной комнате и, по всем отзывам, славные, стали первой парой. Весть об их исчезновении даже не попала на первые полосы газеты «Атланта джорнэл конститьюшн». Люди исчезают. Особенно в больших городах. Потом, конечно же, полиция нашла тело Марлин Мейсон возле семьдесят пятой автомагистрали. Это вызвало легкое беспокойство. Претенциозным жителям Атланты не понравилось, что одна из их дочерей, белая, из хорошей семьи, обнаружена мертвой у шоссе. Здесь такого случаться не должно бы. К тому же дело Мейсон вызывало недоумение. Девушка была найдена полностью одетой, с нетронутой сумочкой. Никаких признаков ограбления или изнасилования. Мало того, лежавшая выглядела до того безмятежно, что заметивший, Марлин автомобилист принял ее за спящую. Но она была мертва. Судебно-медицинская экспертиза установила передозировку наркотика, но родители девушки возмущенно утверждали, что их дочь не наркоманка. Ну а куда ж девалась ее подруга? Та неделя в Атланте была тягостной. Все искали пропавшую студентку, а тем временем ртуть в термометрах поднималась почти до сорока градусов. Поиски начались активно, потом сошли на нет. Люди измучились от жары, устали, занялись другими делами. К тому же половина штата считала, что это совершила Уилсон – убила подругу в какой-то ссоре, возможно, из-за парня, и дело с концом. Люди смотрели телепередачу «Закон и порядок» и знали эти дела. Осенью туристы обнаружили тело Дианны Уилсон в ущелье Таллула, примерно в ста милях от Атланты. На мертвой была вечерняя одежда и туфли на высоких каблуках. Однако вид у мертвой был отнюдь не безмятежный. Во-первых, до тела уже добрались падалыцики. Во-вторых, череп ее был раздроблен – видимо, при падении вниз головой с одного из гранитных утесов. Скажем, что мать-природа в стилетах не нуждается, и поставим на этом точку. Снова недоумение. Когда наступила смерть? Где находилась девушка между этим временем и исчезновением из бара в центре Атланты? И убила ли она перед тем подругу? Сумочку Уилсон нашли в ущелье. В ней не было ни намека на наркотик. Но как ни странно, никто не видел ни следов машины Уилсон, ни ключей от нее. Труп достался шерифскому управлению округа Рабан, и об этом деле снова перестали упоминать в «Новостях». Мужчина вырезал из газет несколько статей, толком не зная зачем. Вырезал, и все. В 1999 году все повторилось. Наступила сильная жара, температура и темпераменты набирали высоту, две девушки однажды пошли в бар и не вернулись оттуда. Кейси Купер и Джози Андерс, несовершеннолетние и, пожалуй, не столь уж славные жительницы Мейкона, штат Джорджия. Пить им не стоило, правда, парень, с которым встречалась Андерс, работал в этом баре вышибалой и утверждал, что девушки были «почти совсем трезвыми», когда усаживались в белую «хонду-сивик» Кейси Купер. Обезумевшие от горя родители говорили, что они обе достигли блестящих успехов в легкой атлетике и увезти их куда-то силой было бы трудно. Теперь люди занервничали чуть больше, задаваясь вопросом, что происходит. Два дня спустя они получили ответ. Тело Джози Андерс было найдено возле четыреста сорок первой автомагистрали – в десяти милях от ущелья Таллула. Шерифское управление округа Рабан развило бурную деятельность. Были организованы спасательные отряды, наняты разыскные собаки, вызвана национальная гвардия. «Атланта джорнэл конститьюшн» отвела событию первую полосу. Странное исчезновение двух девушек, очень похожее на прошлогоднее. И что, собственно, происходит, когда люди пропадают без вести в такую жару? Мужчина заметил нечто упущенное раньше. Сущий пустяк. Маленькое предупреждение в рубрике «Письма редактору». В нем значилось: «Часы тикают… планета гибнет… животные плачут… реки вопят. Неужели не слышите? Жара убивает…» И тут он понял, почему завел альбом для наклеивания газетных вырезок. Кейси Купер в ущелье не нашли. Тело ее обнаружили только в ноябре, во время сбора хлопка в округе Берк. Люди, работавшие на хлопкоуборочной машине, испытали самое сильное в жизни потрясение – посреди тысяч акров хлопковых полей лежала мертвая девушка в коротком черном платье. На сей раз не было ни раздробленных костей, ни сломанных конечностей. Судебно-медицинская экспертиза установила, что Купер скончалась от множественных поражений внутренних органов, вызванных скорее всего сильным тепловым ударом. То есть девушку бросили посреди поля еще живой. В трех милях от мумифицированного тела нашли пустую галлоновую бутыль из-под воды, а еще в пяти милях – сумочку девушки. Интересно, что ни машины, ни ключей от нее так и не обнаружили. Тревога людей усилилась, особенно после того, когда кто-то из служащих судмедэкспертизы проболтался, что Джози Андерс тоже умерла от передозировки наркотика – роковой инъекции отпускаемого по рецептам ативана. Это выглядело довольно зловеще: две пары девушек за два года. Всех последний раз видели в баре. В обоих случаях первую девушку находили мертвой возле оживленного шоссе, а вторую, судя по всему, настигла смерть гораздо более мучительная… Шерифское управление округа Рабан обратилось в Бюро расследований Джорджии. Пресса снова оживилась. На первых полосах «Атланта джорнэл конститьюшн» начали появляться кричащие заголовки. «БРД ИЩЕТ ВОЗМОЖНОГО СЕРИЙНОГО УБИЙЦУ». Слухи носились, статьи множились. И мужчина прилежно вырезал их из газет. Теперь у него в груди нарастало какое-то холодное чувство, и он вздрагивал при каждом телефонном звонке. Однако БРД хранило молчание об этом деле. Расследование продолжается, заявляли представители полиции штата. И это все, что могло бы сказать БРД до начала сильной жары летом 2000 года. Это произошло в мае. Две хорошенькие студентки из Огасты поехали на выходные в Саванну и домой уже не вернулись. Последний раз обеих видели в баре. Машина их исчезла. Тут уже возмутились национальные средства массовой информации. Испуганные избиратели устраивали марши протеста. Мужчина лихорадочно перебирал стопы газет, а БРД делало бессмысленные заявления в таком роде: «На сей раз у нас нет оснований предполагать наличие какой-то связи». Мужчина знал, что это не так. Люди знали, что это не так. И во вторник тридцатого мая мужчина обнаружил в рубрике «Письма редактору» то же предупреждение. Слово в слово: «Часы тикают… планета гибнет… животные плачут… реки вопят. Неужели не слышите? Жара убивает…» Тело Селии Смизерс нашли у двадцать пятой автомагистрали в Уэйнсборо, в пятнадцати милях от хлопкового поля, где полгода назад обнаружили мертвую Кейси Купер. Полностью одетая Селия сжимала в руке сумочку. Ни травм, ни признаков изнасилования. Лишь темный кровоподтек на левом бедре и красное пятнышко от укола на левой руке выше локтя. Причина смерти – передозировка отпускаемого по рецептам транквилизатора. Ативана. Люди выходили из себя; полиция тут же активизировалась. Но лучшую подругу Селии, Тамару Макдэниелз, так и не нашли. Однако полицейские не обыскивали хлопковые поля в округе Берк. Вместо этого они отправили добровольцев на илистые берега реки Саванны. «Наконец-то, – подумал мужчина, – они начинают понимать правила игры». Тут бы ему следовало поднять телефонную трубку и позвонить по спешно созданной прямой линии. Его сочли бы анонимным источником информации или психом считающим, что ему известно все. Однако мужчина не притронулся к телефону. Он не знал, что сказать. «У нас есть основания полагать, что мисс Макдэниелз еще жива, – сообщил в вечерних „Новостях“ особый агент Мэйкл Маккормак, Мак. – Мы считаем, что подозреваемый похищает женщин парами, одну сразу же убивает, а вторую бросает где-нибудь в безлюдной местности. В данном случае нам представляется, что он выбрал место на берегах реки Саванны. Мы уже собрали более пятисот добровольцев для осмотра берегов. Наша цель – вернуть Тамару домой в целости и сохранности». А потом особый агент Маккормак высказал поразительное откровение. Он тоже читал письма редактору, поэтому теперь обратился к автору предупреждений с призывом поговорить. Полицейские будут рады выслушать его. Будут рады помочь. К началу одиннадцатичасового выпуска новостей спасательные отряды прибыли на реку Саванна, и подозреваемый наконец получил прозвище. Журналисты вещательной компании «Фокс» окрестили его Экокиллером. Этот сумасшедший наверняка считал, что, убивая женщин, спасает планету. Он не был Джеком Потрошителем. Мужчине хотелось наорать на них. Крикнуть, что они ничего не понимают. Но что он мог сказать? Он смотрел телег новости. Одержимо вырезал из газет статьи. Посетил бдение при свечах, устроенное обезумевшими родителями несчастной Тамары Макдэниелз – девушки, которую последний раз видели в узкой черной юбке и туфлях на платформе. Тела на сей раз не нашли; река Саванна редко возвращает то, что взяла. Однако двухтысячный год еще не кончился. Июль. Температура превышала сорок градусов в тени. И две сестры, Мэри Линн и Нора Рей Уоттс, поздно вечером отправились поесть с подругами мороженого. Обе исчезли где-то на темной петляющей дороге, ведущей к дому. Мэри Линн нашли два дня спустя возле триста первой автомагистрали. Температура в тот день приближалась к сорока градусам. В горле мертвой девушки оказалась коричневая ракушка, покрытая тонкими полосками. Ноги были испещрены стебельками травы и грязью. Полиция хотела скрыть эти детали, как и многие другие раньше. Их снова разгласил кто-то из служащих судмедэкспертизы. И наконец люди узнали, что было известно полиции – что предполагал мужчина – в течение прошедшего года. Почему первую девушку Экокиллер всегда оставлял у большого шоссе, где ее легко было найти. Для чего ему вообще были нужны две девушки. Первая представляла собой просто-напросто реквизит, необходимое для игры орудие разового использования. Она была картой. Истолкуй указания правильно, и, возможно, найдешь вторую девушку еще живой. Если будешь действовать быстро. Если жара не убьет ее раньше. На поиски отправились опергруппа и бригада журналистов; особый агент Маккормак объявил в теленовостях, что, поскольку на теле Мэри Линн обнаружены морская соль, стебельки спартины и болотная улитка, он санкционировал всеохватывающий поиск на трехстах семидесяти восьми тысячах акров соленых болот Джорджии. «Но в каком районе, идиоты? – написал мужчина в своем альбоме для вырезок. – Вы должны бы уже получше понимать этого человека. Часы тикают!» «У нас есть основания полагать, что Нора Рей еще жива, – объявил особый агент Маккормак, как уже объявлял однажды. – И мы вернем ее домой». «Не давай обещаний, которых не можешь исполнить», – написал в альбоме мужчина. Однако наконец он ошибся. Последняя вырезка в набитом альбоме: «27 июля 2000 года. Нора Рей Уоттс извлечена полуголой из трясины одного из соленых болот Джорджии. Восьмая жертва Экокиллера продержалась пятьдесят шесть часов при сорокаградусной жаре, под палящими лучами солнца, в едкой соли, потому что жевала спартину и обмазалась защитным слоем грязи. Теперь на газетной фотографии видно, как ее, целую и невредимую, полную жизни, вертолет береговой охраны поднимает в голубое-голубое небо». Полицейские в конце концов поняли эту игру. В конце концов одержали верх. Вот и последняя страница альбома. Ни новых вырезок, ни фотографий, ни расшифровок вечерних «Новостей». На ней мужчина вывел четким почерком всего четыре слова: «Что, если я ошибаюсь?» И подчеркнул их. Двухтысячный год кончился. Нора Рей Уоттс выжила. И Экокиллер нападений больше не совершал. Год за годом наступало и проходило лето. Жаркие месяцы мучили добропорядочных обитателей Джорджии немилосердным зноем и неотвязным страхом. Но ничего не случалось. Три года спустя «Атланта джорнэл конститьюшн» вернулась к той теме. В ответ на расспросы о семи нераскрытых убийствах, о трех летних периодах парализующего страха особый агент Маккормак ответил: «Наше расследование не окончено». Мужчина не вклеил в альбом эту статью. Он скомкал ее и швырнул в мусорную корзину. Потом пил до глубокой ночи. «Все позади, – говорил он себе. – Все позади, я в безопасности, это ясно как дважды два – четыре». Но в глубине души сознавал, что ошибается. В ряде случаев нет проблемы «если», есть только проблема «когда»… Глава 1 Квонтико, штат Виргиния 15 часов 39 минут. Температура 35 градусов – Господи, ну и жарища. Кактусы не выдержали такого зноя. Пустынные скалы тоже. Уверяю тебя, именно это и произошло перед тем, как на Земле исчезли динозавры. Никакой реакции; – Ты всерьез считаешь, что оранжевый-это мой цвет? – снова завела разговор сидевшая за рулем. – «Всерьез» – это преувеличение. – Ну, красное тоже идет не всем. – Верно. – Знаешь, это пекло прямо-таки убивает меня! —У Алиссы Сэмпсон, начинающего агента ФБР, лопнуло терпение. Она подергала свой костюм семидесятых годов из полиэстера, тщетно пытаясь добиться движения воздуха под ним, стукнула ладонью по рулю и раздраженно вздохнула. Снаружи было тридцать пять градусов, в «букаре», видимо, за сорок. Погода для костюмов из полиэстера не самая подходящая. Собственно говоря, и роль бронежилетов они выполняли не слишком хорошо. Под мышками у Алиссы расплывались ярко-оранжевые пятна. Пахший нафталином костюм в красно-розовую клетку начинающего агента Кимберли Куинси выглядел немногим лучше. Улица, где стояла машина, была тихой. Ничего не происходило ни в бильярдной, ни в городском пассаже, ни в закусочной. Минута шла за минутой. Секунды тянулись медленно, как скользящая по щеке Кимберли капля пота. Над ее головой находилась пристегнутая к потолку, но в любую минуту готовая к стрельбе винтовка «М-16». – Вот о чем никогда не скажут в век диско, – проворчала Алисса. – Полиэстер не дышит. Господи, да что там у них? Алисса заметно нервничала. До поступления в бюро она была бухгалтером в суде, и ее высоко ценили за укоренившуюся любовь ко всему напоминающему ведомость. Дай ей компьютер, и она почувствует себя в раю. Однако тут была не укромная контора, а боевое дежурство. Теоретически уже вот-вот должна была появиться черная машина со здоровенным, вооруженным до зубов предполагаемым торговцем оружием. В машине он мог оказаться не один. Кимберли, Алиссе и еще трем начинающим агентам следовало остановить машину и арестовать всех, кто находился в ней. Руководил операцией Фил Лехейн, бывший нью-йоркский полицейский, который имел наибольший опыт работы на улице. Том Скуайр и Питер Винс находились в первой блокирующей дорогу машине, Алисса и Кимберли – во второй. Кимберли и Том, как хорошие стрелки, были вооружены винтовками. На Алиссу с Питером возлагалось тактическое вождение, для самозащиты у них были пистолеты. В лучших традициях ФБР они были не только проинструктированы и одеты для этого ареста, но и прошли предварительную тренировку. Однако на репетиции Алисса споткнулась, вылезая из машины, и при падении ударилась лицом. Верхняя губа ее распухла, в правом уголке рта темнела засохшая кровь. Раны Алиссы были поверхностными, однако ее донимало беспокойство. – Сколько можно ждать, – ворчала она. – Он должен был появиться у банка в четыре. Сейчас десять минут пятого. Небось и не выехал еще. – Опаздывают люди. – Специально, чтобы поиграть у нас на нервах. Разве ты не злишься? Кимберли наконец взглянула на партнершу. Нервничая, Алисса становилась болтливой. Кимберли– немногословной и резкой. В последние дни она почти все время была такой. – Когда появится, тогда и появится. А теперь помолчи! Алисса плотно сжала губы. На миг в ее светло-голубых глазах что-то вспыхнуло. Гнев? Обида? Смятение? Трудно сказать. Кимберли была одной из женщин в управляемом мужчинами бюро, поэтому ее грубость казалась почти кощунством. Им полагалось поддерживать друг друга. Женская власть, женская солидарность и тому подобная дребедень. Кимберли снова стала смотреть на улицу. Теперь она тоже злилась. Дьявольщина. Проклятие. Из рации на приборной доске внезапно послышалось потрескивание. Алисса, не скрывая облегчения, взяла ее. Голос Фила Лехейна звучал приглушенно, но твердо. – Говорит машина А. Появился объект, садится в свой «мерседес». Машина Б, готовы? – Готовы. – Машина В, готовы? – Готовы и рвемся в бой, – ответила Алисса. – На счет «три» начинаем действовать. Один, два, три. Первая сирена огласила ревом жаркую, душную улицу, Кимберли, хотя и ждала этого звука, вздрогнула. – Успокойся, – сухо обронила Алисса и завела мотор. Горячий воздух из вентиляции ударил им в лица, но теперь, настроенные так решительно, они не обратили на это внимания. Кимберли потянулась к винтовке. Алисса держала ногу над педалью газа. Сирены приближались. Еще нет, еще нет… – ФБР. Остановите машину! Голос Лехейна прогремел из мегафона в двух кварталах от них, он преследовал подозреваемого, приближавшегося к их боковой улочке. Объект питал склонность к бронированным «мерседесам» и гранатометам. Теоретически им следовало арестовать его, пока он не сел в машину, схватить внезапно относительно безоружного. Теоретически. – Остановите машину! – снова приказал Лехейн. Однако, судя по всему, объект не собирался подчиниться. Вместо визга тормозов Кимберли и Алисса услышали, как взревел мотор. Нога Алиссы опустилась ближе к педали газа. – Проезжаю мимо кинотеатра, – отрывисто сообщил по рации начинающий агент Лехейн. – Подозреваемый направляется к аптеке. Приготовились… Вперед. Алисса нажала на газ, и темно-синий «букар» понесся по пустой улице. Тут же слева появилось блестящее черное пятно. Алисса нажала на тормоз и развернула машину так, чтобы она встала под углом сорок пять градусов. Одновременно справа появился еще один «букар» и перегородил всю улицу. Кимберли теперь полностью видела несущуюся к ним красивую серебристую решетку мотора с горделивой эмблемой «мерседеса». Она распахнула пассажирскую дверцу, расстегнув при этом привязной ремень, прижала приклад к плечу и прицелилась в передний скат. Палец ее плотно лег на спусковой крючок. Подозреваемый наконец нажал на тормоз. Колеса взвизгнули. Запахло паленой резиной. Машина остановилась всего в пятнадцати футах от них. – ФБР. Руки за голову! Лехейн, затормозивший позади «мерседеса», кричал с властной яростью. Распахнув свою дверцу, он просунул в проем пистолет и прицелился в остановленную машину. Держать мегафон стало нечем. Он заорал: – Водитель, руки за голову! Протяните левую руку и опустите стекла! Черный седан не двигался, дверцы не распахнулись, тонированные стекла не опустились. Дурной знак. Кимберли перехватила поудобнее ложу винтовки и, поведя плечами, сбросила конец привязного ремня. Ступни она держала в машине, чтобы они не стали мишенью. Голову и плечи тоже. В хороший день нужно, чтобы преступник видел только длинный черный ствол твоей винтовки. Она пока не знала, хороший ли это день. На лбу Кимберли выступила капля пота и медленно покатилась по щеке. – Водитель, поднимите руки, – снова приказал Лехейн. – Левой рукой опустите все четыре стекла. Стекло водительской дверцы наконец заскользило вниз. Под этим углом Кимберли видела только силуэт головы водителя, солнечный свет окружал ее ореолом. Казалось, руки его подняты, как приказано. Она чуть ослабила пальцы, сжимавшие винтовку. – Водитель, выньте левой рукой ключ зажигания. Лехейн заставлял этого человека пользоваться левой рукой, исходя из закона больших чисел. Большинство людей правши, поэтому агентам нужно постоянно видеть эту руку. Потом водителю прикажут выбросить ключи в открытое окошко и открыть дверцу – все левой рукой. Дальше он получит приказ медленно вылезти из машины, держа руки за головой. Он медленно повернется на триста шестьдесят градусов, чтобы они видели, есть ли у него оружие. Если на нем куртка, его попросят распахнуть ее: агенты должны видеть, что под ней. Наконец он получит распоряжение подойти к ним, держа руки на голове, повернуться, встать на колени, скрестить лодыжки и сесть на пятки. Тогда они приблизятся и арестуют подозреваемого. К сожалению, водитель, очевидно, не знал этих теорий. Руки он не опускал, но и не тянулся к ключу зажигания. – Куинси? – протрещал голос Лехейна по рации. – Водителя вижу, – доложила Кимберли, глядя через прицел винтовки. – Однако не могу разглядеть, есть ли кто на пассажирском сиденье. Стекла тонированные, темно. – Скуайр? Том целился в «мерседес» из машины Б, стоявшей в двадцати футах справа от Кимберли. – Вроде бы… вроде бы сзади кто-то есть. Но сквозь эти стекла не разглядишь. – Водитель, выньте левой рукой ключ зажигания, – повторил Лехейн. Голос его теперь звучал громко, но сдержанно. Необходимо сохранять терпение. Заставить водителя подойти, не ослабляя контроля. Казалось это Кимберли, или «мерседес» медленно покачивался вверх и вниз? Внутри кто-то двигался… – Водитель, это ФБР! Выньте ключ зажигания! – Черт, черт, черт! – воскликнула Алисса. По ее лицу текли струйки пота. Наполовину высунувшись из машины, она прицелилась из своего «Глока-40», однако правая рука заметно дрожала. Тут Кимберли заметила, что Алисса не совсем освободилась от привязного ремня и его половина все еще опутывала ее левую руку. – Водитель… Левая рука водителя наконец пришла в движение. Алисса с облегчением вздохнула. И тут все пошло прахом. Кимберли первой заметила опасность. – Ствол! Заднее сиденье, водительская сторона… Поп, поп, поп. По их ветровому стеклу стали расплываться красные пятна. Кимберли нагнулась, выскочила из машины и укрылась за дверцей. Потом быстро поднялась и открыла огонь поверх нее. Снова поп, поп, поп. – Перезаряжаю винтовку! – крикнула она в рацию. – Винс перезаряжает пистолет. – Нахожусь под сильным огнем из правой задней дверцы! – Алисса! – окликнула Кимберли. – Прикрой нас! – Она повернулась к партнерше, торопливо вставляя новые патроны в магазин, и вдруг осознала, что той не видно. – Алисса? Кимберли легла животом на переднее сиденье. Начинающий агентАлисса Сэмпсон лежала на асфальте, по ее дешевому оранжевому костюму расплывалось темно-красное пятно. – Агент ранен, агент ранен! – крикнула Кимберли. Опять раздалось поп, и желатиновый шарик с краской разбился об асфальт в двух дюймах от ноги Алиссы. – Проклятие, – простонала Алисса. – Черт, до чего же больно! – Где винтовки? – крикнул Лехейн. Кимберли вскинула голову, увидела, что дверцы «мерседеса» теперь распахнуты для прикрытия, и шарики с яркими красками взрываются буквально повсюду. Операция явно провалилась. – Винтовки! – снова крикнул Лехейн. Кимберли быстро повернулась и выставила ствол винтовки из-за дверцы. Она лихорадочно пыталась вспомнить протокол. Их задачей по-прежнему оставался арест. Но они находились под сильным огнем, возможно, потеряли агента убитым. Черт. Она начала стрелять во все движущееся возле «мерседеса». О ее дверцу разбился шарик с красной краской. Кимберли невольно вскрикнула и пригнулась. Поп – и на тротуаре в дюйме от ее ступней появилось желтое пятно. Черт! Она вскочила, открыла огонь, потом снова спряталась за дверцу. – Кимберли перезаряжает винтовку! – крикнула она в рацию. Руки ее так сильно дрожали от возбуждения, что ей не удалось сразу сдвинуть переключатель и пришлось передать сообщение снова. «Держись, Кимберли. Дыши!» Им нужно снова контролировать ситуацию. Треклятые шарики никак не лезли в магазин. «Дыши, дыши, дыши. Держись». Уголком глаза она заметила какое-то движение. «Мерседес». Черный седан со все еще распахнутыми дверцами ехал вперед. Кимберли схватила рацию, бросила ее, схватила опять и крикнула: – Стреляйте по скатам, стреляйте по скатам! Скуайр и Лехейн то ли услышали ее, то ли сообразили сами, так как следующий выстрел забрызгал мостовую и седан неуклюже остановился в одном футе от машины Кимберли. Подняв глаза, она поймала испуганный взгляд мужчины на водительском сиденье. Он выпрыгнул из машины, и Кимберли бросилась из-за своей дверцы следом за ним. Секунду спустя на ее пояснице появилось блестящее ярко-красное пятно. Начинающий агент Кимберли Куинси упала и больше не поднялась. – Так вот, это было упражнением в глупости, – громко объявил куратор курса Марк Уотсон через пятнадцать минут. Отработка задержания машины окончилась. Пятеро начинающих агентов вернулись заляпанными краской, измученными жарой и буквально полумертвыми к сборной площадке на Хоганз-Элли. Теперь их удостоили чести подвергнуть суровому разносу перед тридцатью восемью однокурсниками. – Кто назовет первую ошибку? – Алисса не сняла привязной ремень. – Да, она расстегнула зажим, но не стянула ремень. Потом, когда пришло время действовать… Алисса понурила голову. – Я слегка запуталась, стала высвобождаться… – Высунулась и получила рану в плечо. Потому мы и практикуемся. Ошибка номер два? – Кимберли не пришла на помощь напарнице. Глаза Уотсона вспыхнули. Это была одна из любимых тем бывшего денверского полицейского, десять лет назад перешедшего в бюро. – Да, Кимберли и напарница. Кимберли, почему не заметила, что Алисса не сняла привязной ремень? – Заметила! – возразила Кимберли. – Но потом «мерседес», стрельба… Все произошло очень быстро. – Да, все произошло очень быстро. Эпитафия мертвым и неопытным. Имей в виду – наблюдать за подозреваемым нужно. Помнить о своей роли нужно. Но надо замечать и то, что происходит рядом. Твоя напарница что-то упустила. Это ее ошибка. Но ты ничего не сказала ей, и это твоя ошибка. Потом она получила рану, ты осталась одна, и эта ошибка все усугубляется. Мало того, почему ты оставила ее лежать на тротуаре? – Лехейн требовал огневой поддержки… – Ты бросила напарницу на произвол судьбы! Будь она просто ранена, ее бы тут же непременно убили! Не могла втащить ее в машину? Кимберли открыла рот и закрыла. У нее возникло злобное, эгоистичное желание, чтобы Алисса все-таки сама позаботилась о себе, и она перестала участвовать в этом споре. – Третья ошибка? – твердо спросил Уотсон. – Они не держали под прицелом «мерседес», – подал голос другой сокурсник. – Совершенно верно. Вы остановили машину подозреваемого, но не держали ее под прицелом. – Инспектор обратил: взгляд к Лехейну. – Что нужно было предпринять, как только дела приняли нежелательный оборот? Лехейн смущенно поежился. Коснулся воротника слишком большого коричневого спортивного костюма с ярко-красными и желтыми пятнами на левом плече. Маркеры [1] , из которых стреляли на этих учениях актеры – и так называемые преступники, – пачкали все, что возможно, поэтому они одевались в обноски. Кроме того, при попадании шарики причиняли весьма ощутимую боль, поэтому Лехейн бережно прижимал левую руку к телу. Официально курсанты Академии ФБР пользовались не маркерами, а настоящим оружием с холостыми патронами. Объяснялось это тем, что их нужно научить обращаться с ним. Точно так же официально все надевали бронежилеты, чтобы привыкать к их тяжести. На словах все было замечательно, только вот почему актеры не стреляли холостыми? 1 Гладкоствольное пневматическое оружие, стреляющее вместо пуль желатиновыми шариками. У курсантов имелись на этот счет свои теории. Пятна краски делали попадание еще более неприятным. И боль запоминалась надолго. Как сухо заметил Стивен, психолог с их курса, эти учения со стрельбой на Хоганз-Элли представляли собой, по сути дела, классическую шоковую терапию в совершенно новом масштабе. – Прострелить скаты, – ответил Лехейн. – Да, по крайней мере Кимберли в конце концов об этом подумала. Что приводит нас к серьезнейшей ошибке дня. Взгляд Уотсона обратился к Кимберли; встретив его, она поняла, что он означает, и вздернула подбородок. – Она вылезла из машины и осталась без прикрытия, – Сказал первый курсант. – Оставила в машине оружие. – Погналась за подозреваемым, не прострелив скаты «мерседеса». – Перестала обеспечивать огневое прикрытие… –Оказалась убита… – Видимо, захотела присоединиться к напарнице. Смех. Кимберли бросила на автора последней реплики уничтожающий взгляд. Здоровенный бывший морской пехотинец Свистун – он постоянно дышал с присвистом – улыбнулся в ответ. Накануне серьезнейшую ошибку дня совершил он – при ограблении банка стрелял в грабителя, а попал в кассира. – Я слегка растерялась, – призналась Кимберли. – Была убита, – поправил инспектор непререкаемым тоном. – Всего лишь парализована! За эти слова она удостоилась еще одного взгляда, насмешливого. – Сперва лиши машину возможности двигаться. Возьми положение под контроль. Потом начинай преследование. – Он скрылся бы… – Но осталась бы машина, представляющая собой улику, остались бы соучастники, способные вывести на его след, и главное, осталась бы жива сама. Синица в руках, Кимберля, синица в руках. – Бросив на нее последний суровый взгляд Уотсон обратился к остальным курсантам. – Запомните, ребята, в острых ситуациях нужно сохранять спокойствие. Придеть полагаться на полученные знания и бесконечные тренировки, которые мы проводим. Хоганз-Элли учит вас принимать верные решения. Делать рискованный выстрел во время ограбления банка – решение ошибочное. – Взгляд на Свистуна. – И покидать прикрытие своей машины и своих товарищей, чтобы преследовать одного подозреваемого, тоже ошибочное. Снова взгляд на Кимберли. Будто она нуждалась в нем. – Помните, чему вас учили. Проявляйте находчивости. Сохраняйте самообладание. Тогда останетесь в живых. – Уотсон взглянул на часы и хлопнул в ладоши. – Все, ребята, пять часов, закругляемся. Ради Бога, смойте всю эту краску. И смотрите пейте в такую жару побольше воды. Глава 2 Квонтико, штат Виргиния 17 часов 22 минуты. Температура 34 градуса Двадцать минут спустя Кимберли стояла в блаженном одиночестве в своей маленькой спальне в Вашингтон-Холле. Во время сегодняшнего разноса она боялась разрыдаться. Теперь Кимберли осознала, что на девятой неделе шестнадцатинедельной учебной программы она так устала от всего, что ей не до слез. Стоя совершенно раздетой посреди крохотной спальни, Кимберли рассматривала в большом, во весь рост, зеркале свое отражение и отказывалась верить собственным глазам. Справа доносился шум струящейся воды – Люси, ее соседка по комнате, только что вернувшаяся со спортплощадки, принимала душ в ванной, которой они пользовались вместе с двумя другими однокурсницами. За ее спиной раздавались пушечные выстрелы и время от времени разрывы снарядов. Занятия в Академии ФБР и в Национальной академии на сегодня прекратились, но Квонтико оставался шумным местом. Морские пехотинцы вели стрельбы совсем рядом. Управление по борьбе с наркотиками проводило различные учения. Пожалуй, в любое время на раскинувшихся трехстах —восьмидесяти пяти акрах [2] кто-то из чего-то стрелял. 2 1 акр – 0,405 га. Кимберли приехала сюда в мае; выйдя из автобуса, вдохнула смесь запахов порохового дыма и свежестриженых газонов и подумала, что ничего более приятного не ощущала. Академия показалась ей красивой, хотя на удивление непримечательной. Ансамбль из тринадцати больших зданий, построенных из бежевого кирпича, походил на любое учреждение семидесятых годов – например, местный колледж или административный центр. Здания весьма обыкновенные. Внутри тоже не было ничего особенного. Прочное сине-серое ковровое покрытие тянулось насколько хватает глаз. Стены окрашены в светло-желтый цвет. Скудная обстановка отличалась функциональностью – невысокие оранжевые шезлонги, короткие дубовые столы. Академия официально открылась в семьдесят втором году, и, как пошучивали, убранство ее с тех пор почти не изменилось. Однако в целом комплекс выглядел респектабельным. Джефферсон-Холл, где разместились прибывшие, располагал к себе красивой деревянной отделкой и стеклянным портиком – превосходным местом для пикников под крышей. Больше десятка длинных коридоров, застекленных дымчатым стеклом, соединяли все здания между собой, и казалось, что идешь по буйному зеленому саду, а не остаешься в помещении. Радовали взгляд выложенные камнем-плитняком внутренние дворики с цветущими деревьями и железными скамейками. В солнечные дни курсанты могли бы загонять в класс сурков, кроликов и белок, когда животные бегали по бугристым лужайкам. В сумерках на опушке леса мерцали янтарные глаза оленей, лис и енотов, они смотрели на здания с таким же любопытством, как курсанты на них. Однажды, на третьей неделе занятий, Кимберли, идя по коридору, повернула голову, чтобы полюбоваться кизилом в белом цвету, как вдруг среди ветвей появилась толстая черная змея и спустилась в патио. Хорошо, что она не завопила. Но один из ее сокурсников, в прошлом морской пехотинец, завопил. От неожиданности, смущенно объяснял он. Честное слово, от неожиданности. Разумеется, потом все они издали по одному-два вопля, чтобы не разочаровывать преподавателей. Кимберли вновь сосредоточила внимание на большом зеркале и отражавшихся в нем травмах на теле. Правое плечо было темно-фиолетовым. Левое бедро – желто-зеленым. Грудную клетку покрывали кровоподтеки, голени были иссиня-черными, правая сторона лица – после вчерашних стрельб из дробовика – выглядела так, словно по ней колотили молотком для отбивания мяса. Кимберли повернулась и взглянула на свежий синяк, появившийся на пояснице. Он будет хорошо сочетаться с громадным красным следом ожога на правом бедре сзади. Девять недель назад вес ее при росте пять футов три дюйма составлял сто пятнадцать фунтов мышц и сухожилий. Кимберли с детства увлекалась спортом, была выносливой, подтянутой и занималась физподготовкой играючи. Имея за плечами степень магистра криминологии, практику в стрельбе с двенадцати лет общение с агентами ФБР – главным образом с отцом – всю жизнь, она вошла в широкие стеклянные двери академии широким хозяйским шагом. Кимберли Куинси здесь и помнит одиннадцатое сентября. Бросайте оружие, все злодеи, и прячьтесь. Это было девять недель назад. Теперь же… Она явно теряла очень нужный вес. Под глазами темнели круги, щеки ввалились, ноги казались слишком тонкими, плечи слегка ссутулились, как у женщины, которую часто поколачивают. И ногти были неровно обкусаны. Измотанная Кимберли едва походила на саму себя. Телесные травмы были под стать душевным. Ей было противно видеть свое тело. Но она не могла отвернуться. Из ванны послышались скрип и лязг: Люси перекрыла воду. Сейчас она выйдет. Кимберли протянула руку к зеркалу и обвела пальцами отражение посиневшего плеча. Стекло под их кончиками была прохладным, твердым. И вдруг ей вспомнилось то, о чем она не думала шесть лет. Мать, Элизабет Куинси. Слегка вьющиеся темно-каштановые волосы, тонкие, патрицианские черты лица, ее любимая шелковая блузка цвета слоновой кости. «Кимберли, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Господи, если б только ты не была вся в отца…» Пальцы Кимберли оставались на стекле, но она закрыла глаза, ибо кое-что даже спустя столько лет оставалось для нее невыносимым. Еще один звук из ванной: Люси задергивает занавеску. Кимберли открыла глаза, быстро подошла к своей кровати и взяла лежавшую на ней одежду. Руки ее дрожали, плечо ныло. Она надела синие спортивные шорты и форменную светло-голубую майку. Шесть часов. Ее однокурсники пойдут на ужин. Кимберли отправилась на спортплощадку. Кимберли приехала в академию на третьей неделе мая членом КНА 03-05, то есть курса начинающих агентов, приступившего к занятиям в мае 2003 года. Как и большинство сокурсников, Кимберли мечтала стать агентом ФБР почти всю жизнь. Сказать, что она обрадовалась зачислению, мало. В академию принимали всего шесть процентов подавших заявления – конкурс был больше, чем в Гарварде, – и Кимберли чувствовала себя взбалмошной, благоговейной, возбужденной, ошеломленной, нервозной, испуганной и пораженной попеременно. Целые сутки она ни с кем не делилась этой новостью. Это был ее особый секрет. После стольких лет учебы, тренировок, стараний и стремлений… Кимберли взяла извещение о приеме, пошла в Центральный парк и сидела там, глядя с глупой улыбкой на гуляющих ньюйоркцев. На другой день она позвонила отцу. Тот сказал: «Кимберли, это замечательно» – негромким сдержанным голосом, и она ни с того, ни с сего залепетала: «Мне ничего не нужно. Я вполне готова ехать. Право, у меня все прекрасно». Отец пригласил ее поужинать с ним и его партнершей Рейни Коннер. Кимберли отказалась. Вместо этого она укоротила длинные белокурые волосы и остригла ногти. Потом два часа ехала в машине до Арлингтонского национального кладбища и молча сидела там среди моря белых крестов. Кладбище всегда пахло как свежескошенный газон, было зеленым, солнечным, веселым. Кроме Кимберли, это мало кто знал. Приезд в академию три недели спустя очень походил на прибытие в летний лагерь. Всех начинающих агентов собрали в Джефферсон-Холле, инспекторы громко выкликали фамилии и черкали в списках, новички сжимали дорожные сумки и притворялись спокойными и невозмутимыми. Кимберли выдали комплект тонкого белого постельного белья и оранжевое одеяло. Кроме того, она получила одно старое туалетное полотенце и столь же старое посудное. Ей сказали, что начинающие агенты сами заправляют кровати, а когда понадобятся свежие простыни, нужно собрать старые и пойти в пункт обмена белья. Потом дали справочник курсанта с подробным изложением всевозможных правил, управляющих жизнью академии. В нем было двадцать четыре страницы. В гарнизонном магазине Кимберли купила в отделе уцененных товаров за триста двадцать пять долларов форму начинающего агента – коричневые брюки, коричневый ремень и темно-синюю трикотажную тенниску с логотипом Академии ФБР слева на груди. Как и ее сокурсники, Кимберли приобрела официальный ремешок академии, на котором носила карточку-идентификатор. Она узнала, что идентификатор важен. Во-первых, если курсанты постоянно носили его, их не арестовывали и не выдворяли с территории. Во-вторых, он давал право бесплатно поесть в кафетерии. Начинающим агентам полагалось носить форму по будням с восьми утра до половины пятого. После этого все чудесным образом снова превращались в простых смертных и потому переодевались в повседневную одежду – сандалии, шорты, топы, фуфайки-безрукавки. В конце концов, это академия. Иметь пистолеты на территории академии не разрешалось. Кимберли сдала свой «глок-40» в оружейную кладовую. Взамен получила то, что начинающие агенты любовно называли «пугач» или «красная игрушка» – красный пластиковый пистолет примерно той же величины и того же веса, что и «глок». Курсантам полагалось носить «пугач» постоянно вместе с поддельными наручниками. Теоретически это помогало им привыкать к ношению оружия. Кимберли презирала «красную игрушку». Ей хотелось получить обратно свой «глок». А вот бухгалтеры, юристы и психологи с ее курса, никогда не имевшие дела с оружием, любили эти штуки. Можно было стряхивать их с ремня, ронять в коридоре, садиться на них без риска выстрелить в зад себе или кому-то еще. Однажды Джин Ивз так неистово жестикулировал, что ударом отбросил свою «красную игрушку» на середину комнаты, где она угодила в голову другому курсанту. Хорошо, что в первые недели курсанты не были вооружены. И все же Кимберли хотелось получить обратно свой «глок». Нагруженные постельным бельем, формой, игрушечными пистолетами, начинающие агенты вернулись в спальни знакомиться с соседями по комнате. Все начинали жить в Медисон и Вашингтон-Холле, двое жильцов в комнате, на две комнаты ванная. Комнаты были маленькими, но функциональными – две койки, два маленьких дубовых письменных стола, одна большая книжная полка. В каждой ванной, выкрашенной в ярко-синий цвет по причинам, известным только уборщикам, имелись маленькая раковина и душ. Ванны не было. На четвертой неделе, когда все покрытые синяками тела жаждали долгого отмокания в горячей воде, несколько курсантов сняли номера в отелях соседнего Стаффорда только ради ванн. Вместе с Кимберли поселилась тридцатишестилетняя Люси Доберз, в прошлом судебный адвокат и владелица особняка в Бостоне. Оглядев в первый день их спартанское жилище, она застонала: «Господи, что я наделала?» У Кимберли в конце того дня создалось отчетливое впечатление, что Люси пошла бы на убийство ради бокала хорошего шардонне. Кроме того, она очень тосковала по пятилетнему сыну. Радовало – особенно тех начинающих агентов, которые не очень уживались с соседями, предположим с Кимберли, – что где-то на двенадцатой неделе курсанты могли получать отдельные комнаты в «Хилтоне» – Джефферсон-Холле. Комнаты были там не только чуть больше, но и с отдельными ванными. Сущий рай. Если только протянешь двенадцать недель. Трое сокурсников Кимберли уже не протянули. Теоретически Академия ФБР отказалась от прежних армейских методов обращения с новобранцами и перешла к более мягкой, легкой программе. Поняв, как дорого привлекать хороших агентов, бюро теперь рассматривало академию как последнюю ступень обучения для отобранных людей, а не как последнюю возможность отсеять слабых. Это теоретически. В действительности испытания начались с первой недели. Можешь пробежать две мили меньше чем за шестнадцать минут? Можешь отжаться за минуту пятьдесят раз? Можешь шестьдесят раз присесть? Встречную эстафету приходилось заканчивать за двадцать четыре секунды, по пятидесятифутовому канату следовало взбираться за сорок пять секунд. Начинающие агенты бегали, тренировались, проходили тест на ожирение и старались устранить свои личные недостатки – будь то встречная эстафета, лазанье по канату, пятьдесят отжиманий, – чтобы пройти три цикла тестов на пригодность. Потом началась академическая программа – занятия по должностным преступлениям, гражданским правам, составлению психологического портрета, контрразведке, организованной преступности и торговле наркотиками; по тактике арестов, маневрированию на машине, внедрению в преступную среду и компьютерам; лекции по криминологии, юридическому праву, работе экспертизы, этике и истории ФБР. Кое-что было интересным, кое-что занудным, и по всем предметам в течение шестнадцатинедельного курса трижды проводились испытания. Притом не обычные школьные тесты – выполнять задания требовалось минимум на восемьдесят пять процентов. Если меньше, ты проваливался. В случае одного провала получал возможность повторного теста. В случав двух тебя рециркулировали – переводили на курс последующего набора. Слово «рециркуляция» звучало совершенно безобидно. Здесь, как в некоторых компьютерных спортивных программах, не было победителей и побежденных, тебя просто рециркулировали. Рециркуляция. Начинающие агенты боялись ее, страшились, видели в кошмарных снах. Это зловещее слово произносилось в коридорах шепотом. Тайный ужас перед ней заставлял их тренироваться усерднее морских пехотинцев даже теперь, на девятой неделе; курсанты спали все меньше и меньше, их подгоняли все больше и больше, упражнения становились труднее, требования выше, и каждый день кому-то предстояло получать обвинение в серьезнейшей ошибке дня… Кроме физической подготовки и академических занятий начинающие агенты тренировались в стрельбе. Кимберли полагала, что тут у нее все пойдет как по маслу. Она в течение десяти лет брала уроки стрельбы из «глока», привыкла обращаться с пистолетами, была отличным стрелком. Но огневая подготовка не ограничивалась стрельбой стоя по бумажным мишеням. Курсанты учились также стрелять сидя – словно внезапно застигнутые преступником за письменным столом. Помимо того были тренировки в беге, ползании, ночной стрельбе, сложные ритуалы, когда курсанты сначала ползли, затем поднимались и бежали, ложились, снова бежали, потом останавливались и стреляли. Правой рукой, Левой рукой. Перезаряжали, перезаряжали и перезаряжали оружие. И стреляли не только из пистолетов. Кимберли познакомилась с винтовкой «М-16», выпустила больше тысячи патронов из дробовика «ремингтон» модели 870 с такой отдачей, что приклад едва не стесал ей правую щеку и не сломал плечо. Потом выпустила больше сотни пуль из автомата «хеклер-и-кох» – правда, это походило на развлечение. Теперь они проводили занятия на Хоганз-Элли, действовали по сложным сценариям, где только актеры знали, что произойдет в следующую минуту. Обычные тревожные сны Кимберли – что она вышла из дома голой, что внезапно оказалась в классе и выполняет контрольную работу без подготовки – раньше были черно-белыми. После Хоганз-Элли они приобрели яркие, режущие глаз цвета. Ей снились ярко-красные классы, горчично-желтые улицы. Контрольные задания,. заляпанные фиолетовым и зеленым. И бег, бег, бег по бесконечным туннелям, взрывающимся оранжевым, красным, фиолетовым, желтым, зеленым и черным. Иногда она просыпалась по ночам, подавляя усталые стоны. Иногда лежала с пульсирующей болью в плече. Иногда чувствовала, что Люси тоже не спит. В такие ночи они не разговаривали. Лежали в темноте, не мешая друг другу страдать. В шесть утра поднимались, и все начиналось снова. Прошло девять недель, осталось семь. Не выказывай слабости. Не щади себя. Крепись. Кимберли отчаянно хотела добиться своего. Она была сильной Кимберли с холодными голубыми глазами, как у отца. Была умной Кимберли, ставшей в двадцать один год бакалавром психологии и в двадцать два магистром криминологии. Была целеустремленной Кимберли, твердо настроенной радоваться жизни даже после того, что произошло с ее сестрой и матерью. Она была скандально известной Кимберли, самой младшей на курсе, и о ней все шептались в коридорах. «Знаешь, кто ее отец, так ведь? Как жаль ее семью. Я слышал, убийца чуть не прикончил и ее. Она хладнокровно застрелила его…» Сокурсники Кимберли делали много записей на ожидаемых с нетерпением занятиях по составлению психологического портрета. Она ничего не записывала. Кимберли спустилась на первый этаж. Увидела в коридоре группу болтающих и смеющихся людей в зеленых рубашках – курсанты Национальной академии закончили занятия и наверняка шли в столовую выпить холодного пива. Затем появились синие рубашки, бурно разговаривающие о чем-то. Начинающие агенты тоже закончили занятия и теперь спешили в кафетерии перекусить, перед тем как засесть за книги, отправиться на спортплощадку или в спортзал. Может быть, они наставляли друг друга: бывшие юристы в законах, бывшие морские пехотинцы в огневой подготовке. Начинающие агенты всегда были готовы помочь один другому. Если позволять им. Кимберли вышла наружу. Жара обрушилась на нее словно удар. Она пошла кратчайшим путем к слегка затененной деревьями спортплощадке и начала бегать. Боль, Страдание, Мука! – гласили таблички на деревьях у беговой дорожки. – Принимай это. Люби это! – Принимаю, люблю, – выдыхала Кимберли. Ее измученное тело протестовало. Грудь сдавливало болью. Она продолжала бег. «Когда все вокруг рухнуло, продолжай двигаться. Выноси одну ногу вперед другой. Новая боль налагается на старую». Кимберли хорошо знала этот урок. Усвоила его шесть лет назад, когда ее сестра была мертва, мать убита, и она стояла в номере отеля в Портленде, штат Орегон, а дуло пистолета было прижато к ее лбу словно губы любовника в поцелуе. Глава 3 Фредериксберг, штат Виргиния 18 часов 45 минут. Температура 33 градуса Едва двадцатилетняя Тина Крэн вышла за дверь своей удушливо-жаркой квартиры, зазвонил телефон. Она вернулась на кухню и ответила раздраженным «алло», утирая пот с затылка. Господи, до чего ж невыносимая жара! Уровень влажности поднялся в воскресенье и не собирался опускаться. Тина только что приняла душ, но ее зеленое платье без рукавов уже липло к телу, по груди струился пот. Полчаса назад они с Бетси, соседкой по комнате, решили отправиться куда угодно, только бы уйти отсюда. Бетси пошла к машине. Тина дошла до двери, и вот на тебе. На другом конце провода была мать. Тина поморщилась словно от боли. – Привет, ма, – сказала она с деланным оживлением. – Как дела? Взгляд ее обратился к двери. Хоть бы Бетси вернулась, она могла бы жестом показать подруге, что ей нужна еще минута. Увы, та не возвращалась. Тина беспокойно постукивала ногой об пол и радовалась, что мать за тысячу миль, в Миннесоте, и не видит виноватого выражения ее лица. – Собственно, я уже выходила. Да, вторник. Ма, разные только часовые пояса, не дни. Это вызвало резкий упрек. Тина взяла с кухонного стола салфетку и провела ею по лбу, салфетка тут же промокла, и она раздраженно тряхнула головой. Провела пальцами по верхней губе. – Само собой, завтра у меня занятия. Мы не собирались напиваться до одури, ма. Вообще Тина редко пила что-то крепче чая со льдом. Но мать ей не верила. Тина уехала в колледж – черт возьми! – и мать сочла, что она выбрала жизнь в грехе. В студенческих городках пьянствуют, знаете ли. И блудят. – Ма, я не знаю, куда поедем. Только… отсюда. На этой неделе тут… как будто тысяча градусов. Надо найти какое-нибудь место с кондиционером, пока мы не самовоспламенились. Просто необходимо, Господи! Мать забеспокоилась. Тина подняли руку, пытаясь оборвать тираду до того, как она начнется. – Нет, это не в буквальном смысле. Право же, ма, у меня все хорошо. Только жарко. Я потерплю жару. Но занятия на летних курсах идут отлично. Работа замечательная… Голос матери стал резче. – Я работаю всего двадцать часов в неделю. Конечно, сосредоточена на занятиях. Честное слово, все хорошо. Клянусь. Последнее слово прозвучало слишком громко. Тина снова поморщилась. Что это с матерями и их внутренними радарами? Не нужно было возвращаться к телефону. Она взяла другую салфетку и промокнула все лицо. Теперь Тина не знала, потеет ли только от жары или и от нервозности. – Нет, я ни с кем не встречаюсь. – Это было правдой. – Мы расстались, ма. В прошлом месяце. Я говорила тебе. Вроде бы. – Нет, я не чахну. Я молодая, переживу. Во всяком случае, так говорили ей Бетси, Вивьеи и Карен. – Ма… Она не могла вставить ни слова. – Ма… Мать продолжала громко говорить. Мужчины порочны. Тебе рано с ними встречаться. Сейчас нужно думать об учебе. И, конечно, о своей семье. Нужно всегда помнить о своих корнях. – Ма… Голос матери поднимался крещендо. Почему не едешь домой? Ты редко бываешь дома. Ты что, стыдишься меня? Знаешь ли, нет ничего плохого в том, чтобы работать секретаршей. Не все девушки получают чудесную возможность уезжать в колледж… – Ма! Послушай, мне надо бежать. Молчание. Она не знала, как быть. Молчание матери было хуже нотаций. – Бетси ждет в машине, – попыталась найти выход Тина. – Но я люблю тебя, ма. Позвоню завтра вечером. Обещаю. Обе понимали, что не позвонит. – Ну ладно, в крайнем случае позвоню в выходные. Это больше походило на правду. На другом конце провода мать вздохнула. Может быть, она успокоилась. Может, все еще терзается. С ней никогда не поймешь. Отец Тины ушел из семьи, когда ей было три года. Мать с тех пор зарабатывала на жизнь сама. Да, была властной, беспокойной, подчас деспотичной, но трудилась, не щадя себя, чтобы отправить единственную дочь в колледж. Она чрезмерно страдала, чрезмерно работала, чрезмерно любила. И Тина очень хорошо знала, что матери этого казалось недостаточно. Тина прижала трубку плотнее к влажному уху. На миг у нее возникло искушение сказать. Но мать вздохнула снова, и этот миг прошел. – Я люблю тебя, – проговорила Тина более мягко, чем хотела. – Мне надо бежать. Позвоню в ближайшее время. Пока. Тина положила трубку, схватила большую брезентовую сумку и направилась к двери. Бетси сидела в своем замечательном маленьком «саабе» с откидным верхом, и лицо ее тоже блестело от пота. Она бросила на Тину вопросительный взгляд. – Ма, – объяснила Тина и поставила сумку на заднее сиденье. – А. Ты не… – Нет пока. – Трусиха. – И не говори. Не открыв пассажирскую дверцу. Тина перекинула через нее ноги и соскользнула на мягкое бежевое кожаное сиденье. Задрала длинные ноги в сандалиях на нелепо толстой пробковой подошве. На ногтях был розовый педикюр, а на верхней поверхности ступни маленькая красная наколка в вида божьей коровки, о которой мать еще не знала. – Помоги мне, я таю, – томно сказала Тина подруге и, провела тыльной стороной ладони по лбу. Бетси наконец улыбнулась и тронула машину с места. – Говорят, завтра будет еще жарче. К пятнице, видимо, температура дойдет до сорока. – Господи, убей меня сейчас. Тина выпрямилась, застенчиво потрогала узел, в который были собраны ее густые белокурые волосы, и застегнула привязной ремень. Полный порядок. Несмотря на беззаботный тон, выражение лица ее было безрадостным, из голубых глаз исчез свет, сменившийся четырехнедельным беспокойством. – Выше голову. Тина, – улыбнулась Бетси. – Все будет в порядке. Тина повернулась, взяла Бетси за руку. – Мы друзья? – негромко спросила она. Бетси кивнула. – На всю жизнь. * * * Этот закат казался мужчине одним из самых красивых зрелищ на свете. Небо на западе полыхало оттенками янтарного, розового и персикового; угасающее солнце освещало горизонт. На белых кучевых облаках эти краски казались мазками художника, берущего с палитры золотистый, пурпурный, фиолетовый и наконец черный цвет. Закаты нравились ему всегда. Он помнил, как мать выводила его и брата на переднюю веранду старой лачуги каждый вечер после ужина. Опираясь на перила, они смотрели, как солнце опускается за цепь далеких гор. Никто не произносил ни слова. Они научились почтительно молчать в раннем возрасте. Эта минута принадлежала матери и была чем-то вроде религиозного ритуала. Она стояла одна в западном углу веранды, глядя, как скрывается солнце, и морщины на ее лице разглаживались. Губы изгибались в легкой улыбке. Плечи расслаблялись. Когда солнце уходило за горизонт, мать глубоко вздыхала. Как только эта минута кончалась, плечи матери напрягались, морщины углублялись, и казалось, она старела на десять лет. Мать вела их в дом и возвращалась к повседневным делам. Они с братом всеми силами помогали ей и старались как можно меньше шуметь. Только став почти взрослым, мужчина задумался о тех минутах, принадлежавших матери. Почему мать расслаблялась, лишь когда солнце заходило, возвещая о конце дня? Что это говорило о ее жизни? Почему она казалась счастливой только в те мгновения, когда мерк дневной свет? Мать ушла из жизни, и он не успел задать ей эти вопросы. Кое-что, считал он, происходит к лучшему. Мужчина опять вошел в номер отеля. Он заплатил за эту ночь, но собирался покинуть его в ближайшие полчаса. Скучать по отелю он не будет. Он не любил бетонных зданий и стандартных комнат с одним окном. Это мертвенные места, современные варианты склепов, и то, что американцы готовы платить за сон в этих дешевых гробах, поражало его. Иногда его тревожило, не проникает ли фальшь таких комнат – с их претензией на уют, мебелью из древесностружечных плит и синтетическими коврами – ему в кровь и не проснется ли он однажды утром, мечтая о биг-маке. Эта мысль испугала его; он с трудом перевел дыхание. Несвежий воздух пропах изоляцией из стеклоткани и пластиковыми фикусами. Мужчина сильно потер виски и понял, что нужно скорее уходить. Одежду он положил в дорожную сумку. Оставалось проверить лишь одну вещь. Обмотав руку полотенцем, взятым из ванной, сунул ее под кровать и вытащил плоский чемоданчик, совершенно обычный с виду. В таких чемоданчиках носят бумаги, портативные калькуляторы и прочие электронные приспособления. Однако здесь находилось нечто другое. В чемоданчике лежало стреляющее дротиками разобранное ружье, собрать которое не составляло труда. Мужчина полез в карман под крышкой, вынул металлическую коробку и сосчитал лежавшие в ней дротики. На острие каждого из дюжины дротиков было нанесено пятьсот пятьдесят миллиграммов кетамина. Он обработал дротики сегодня утром. Вернув на место коробку, мужчина достал два рулона плотной клейкой ленты и бумажный пакет с гвоздями. Кроме них в чемоданчике лежала стеклянная бутылочка с хлоралгидратом. Этим снадобьем, придающим сил, к счастью, ни разу не приходилось пользоваться. Рядом с бутылочкой находилась плотно закупоренная бутылка из-под воды, которую он извлек из холодильника мини-бара четверть часа назад. Снаружи она покрылась льдом, благодаря чему содержимое оставалось холодным – ативан не кристаллизовался. Мужчина потрогал бутылку. Ледяная. Отлично. Он впервые применял эту систему и немного нервничал. Однако пластиковая бутылка, наверное, выполнит свое назначение. Такие продаются в магазинах «Уол-Март» по четыре доллара девяносто девять центов. Мужчина глубоко вздохнул и попытался вспомнить, нужно ли что-нибудь еще. Времени прошло много. Да, он явно нервничал. У него происходило что-то странное с памятью: давние события представлялись ясными как день, а то, что происходило совсем недавно, становилось туманным, призрачным. Приехав вчера, он помнил то, что было три года назад, в ярких, красочных деталях. Утром, однако, воспоминания начали тускнеть. Он опасался, что, если задержится здесь надолго, совсем утратит их. Они исчезнут в черной пустоте вместе с другими, невозвращающимися мыслями, и придется снова сидеть в нетерпении, беспомощно дожидаясь, чтобы хоть что-то всплыло на поверхность. * * * Крекер. Соленья. И вода. Несколько галлоновых бутылей. Да, верно, все это в фургоне. Он сделал покупки вчера, тоже в «Уол-Марте» или в «Кей-Марте» – вот-вот, уйди эта подробность из памяти, провались в бездну, что тогда? Вчера он купил все эти штуки. Припасы. В каком-то очень большом магазине. Да не все ли равно, в каком? Заплатил наличными, так ведь? И сжег чек? Конечно же, сжег. Хоть память и шутит с ним шутки, это не оправдывает глупости. Тут отец всегда был непреклонен. Миром правят тупые остолопы, думающие не головой, а задницей. Его сыновья должны быть не такими. «Будьте сильными, смелыми, принимайте наказание по-мужски». Мужчина завершил осмотр. Подумал снова об огне, о жарких языках пламени, но было еще рано, и он оставил эту мысль, отправил ее в пустоту, хотя знал, что она там не останется. Дорожная сумка и чемоданчик здесь. Припасы в фургоне. Номер уже протерт водой с нашатырным спиртом. Отпечатков пальцев не осталось. Отлично. Осталось взять одну вещь, стоящую в углу комнаты, на этом отвратительном искусственном ковре. Маленький прямоугольный аквариум, завернутый в его собственную пожелтевшую простыню. Мужчина накинул на плечо ремень дорожной сумки и ремень чемоданчика. Затем поднял двумя руками тяжелый стеклянный аквариум. Простыня начала съезжать. Из желтой глубины послышался зловещий перестук. – Ш-ш, – негромко прошипел он. – Еще рано, милочка, еще рано. Мужчина вышел широким шагом в кроваво-красные (подожженные) сумерки, в удушливую, гнетущую жару. Мозг его ожил. В памяти всплыли новые видения. Черные юбки, высокие каблуки, белокурые волосы, голубые глаза, красная блузка, связанные руки, длинные ноги, острые ногти, сверкающие белые зубы. Положив вещи в фургон, он сел за руль. В последнюю минуту ненадежная память сработала, и мужчина похлопал до нагрудному карману. Да, у него есть карточка-идентификатор. Он достал ее и осмотрел напоследок. На передней стороне пластикового прямоугольника белыми буквами на синем фоне было написано «Визитер». Он перевернул карточку. На оборотной стороне, более интересной, было написано «собственность ФБР». Мужчина пристегнул карточку к воротнику. Солнце зашло, небо стало из красного фиолетовым, а потом черным. – Часы тикают, – негромко произнес мужчина и завел мотор. Глава 4 Стаффорд, штат Виргиния 21 час 34 минуты. Температура 32 градуса – В чем дело, милый? Ты чем-то обеспокоен? – Не могу выносить эту жару. – Странно слышать такое от жителя Атланты. – Я все собираюсь уехать оттуда. Крепкотелая рыжеволосая Дженни с огрубелым лицом, но неподдельно добрыми глазами задумчиво посмотрела на него сквозь голубоватую дымку прокуренного шумного бара. – Мак, ты давно живешь в Джорджии? – спросила она. – С тех пор, как был светом очей отца. Дженни улыбнулась, загасила сигарету в стеклянной пепельнице и покачала головой. – Тогда ты никуда не уедешь, голубчик. Поверь мне. Ты житель Джорджии. Там родился, там и умрешь. – Ты говоришь это потому, что сама из Техаса. – С тех пор, как была светом очей прапрадедушки. Это янки ездят по всей стране. Мы, южане, пускаем корни. Особый агент БРД Майкл Маккормак понимающе улыбнулся. Взгляд его снова обратился к двери переполненного бара. Он смотрел на входящих, бессознательно выискивая приехавших парами девушек. Смысла в этом не было. Но в такие дни, когда температура переваливала за тридцать, он не мог удержаться. – Милый? – снова молвила Дженни. Мак спохватился, повернулся к ней и покаянно улыбнулся. – Извини. Клянусь, мать воспитывала меня лучше. – Тогда мы ничего не скажем ей. Твоя встреча прошла сегодня неудачно, да? – Откуда ты… – Мак, я тоже служу в полиции. Не сомневайся во мне только из-за того, что у меня красивое лицо и большая грудь. Мак открыл рот, собираясь возразить, но она махнула рукой, не дав ему сказать ни слова, потом стала рыться в сумочке, пока не нашла еще одну сигарету. Он поднес ей огня, и Дженни благодарно улыбнулась. При этом морщинки возле глаз стали более резкими. С минуту оба молчали. Бар был переполнен, люди теснились, в дверь входили новые посетители. Разумеется, половина находившихся здесь были их сокурсники из Национальной академии – детективы, шерифы и даже несколько военных полицейских, поступивших на одиннадцатинедельные курсы. И все-таки Мак не ожидал, что бар будет таким людным во вторник вечером. Люди бежали из домов, видимо, пытаясь спастись от жары. Мак и Дженни приехали три часа назад и успели занять столик. Обычно курсанты Национальной академии редко покидали Квонтико. После занятий они собирались в столовой, пили пиво, рассказывали о своих приключениях и часам к двум ночи молились, чтобы у них не отказала печень. Ходила шутка, что программа рассчитана на одиннадцать недель, потому что никакие почки не выдержат двенадцати. Однако в этот вечер людям не сиделось на месте. Невыносимая влажная жара, начавшаяся в воскресенье, все усиливалась и по прогнозу должна была достичь пика в пятницу. Ходить по улицам было то же самое, что валяться в груде мокрых полотенец. Через пять минут майка липла к телу. Через десять шорты прилипали к бедрам. В помещении было немногим лучше, старая система кондиционирования в академии шумела громко, но охлаждала воздух лишь до двадцати девяти градусов. Вскоре после шести люди начали разъезжаться из Квонтико стремясь развеяться. Дженни и Мак последовали их примеру. Они познакомились в первые дни занятии – восемь недель назад. Южанам надо держаться вместе, донимала его Дженни, особенно если на курсе так много быстроговорящих янки. Однако при этом смотрела на его широкую грудь. Мак лишь усмехался. Тридцатишестилетний Мак понимал, что он привлекателен – рост шесть футов два дюйма, черные волосы, голубые глаза и дотемна загорелая кожа, оттого что он всю жизнь бегал, ездил на велосипеде, рыбачил, охотился, гулял пешком, греб на каноэ и так далее. Чем только не занимался, притом его повсюду сопровождали младшая сестра и девять двоюродных братьев и сестер. В таком разноликом штате, как Джорджия, можно нажить всевозможные неприятности, и Маккормаки гордились тем, что усваивали каждый урок накрепко. Итогом упражнений было поджарое мускулистое тело, привлекательное для женщин всех возрастов. Мак переносил эту трудность стоически. Ему весьма помогало то, что он очень любил женщин. Даже больше, чем следовало, как считала его недовольная мать, твердо настроенная заполучить сноху и множество внуков. Может быть, со временем, думал Мак. Однако сейчас он был повенчан со своей работой и в такие дни остро сознавал это. Взгляд Мака снова обратился ко входу. Вошли две девушки, следом еще две. Все оживленно болтали. Ему стало любопытно, как они будут уходить – вместе, поодиночке, с новыми кавалерами, без кавалеров. Как будет безопаснее? Черт, он терпеть не мог такие вечера. – Брось это, – сказала Дженни. – Что бросить? – То, что накладывает морщины на это красивое лицо. Мак отвел взгляд от двери, искоса посмотрел на Дженни, веял стакан с пивом и начал вертеть его в пальцах. – У кого когда-нибудь были такие дела? – Которые заседают гвоздем в голове, тревожат во сне и пять, шесть, десять, двадцать лет спустя ты по-прежнему иногда просыпаешься с воплем? Нет, милый, ничего подобного у меня не было. Загасив сигарету, Дженни полезла в сумочку за очередной. – Милая, – добродушно передразнил ее Мак, – ты бесстыдно лжешь. Он снова поднес ей огня и наблюдал, как голубые глаза Дженни оценивающе смотрели на него, пока она прикуривала. Дженни откинулась на спинку стула, затянулась сигаретой, выпустила дым и отрывисто проговорила: – Ладно, красавчик. С тобой сегодня каши не сваришь, так что уж расскажи о своей встрече. – Она не состоялась, – охотно ответил Мак. – Тебя отшили? – Ради более крупной дичи. По словам доктора Эннунцио, сейчас все занимаются только проблемами терроризма. – И отмахиваются от твоего дела трехлетней давности, – Подытожила Дженни. Мак криво улыбнулся, откинулся назад и развел загорелые руки. – Дженни, у меня семь убитых девушек, так и не вернувшихся домой к родным. Не их вина, что они убиты маньяком, а не террористом-иностранцем. – Война бюджетов. – Именно. В отделе поведенческих наук всего один эксперт-лингвист – доктор Эннунцио, но в стране тысячи психов, пишущих угрозы. Очевидно, письма редактору далеко не первоочередные. А в моем деле они единственная оставшаяся ниточка. Не буду касаться престижа Национальной академии, но меня направили сюда не для того, чтобы продолжать образование, Я должен встретиться с этим доктором и получить его экспертное заключение по поводу единственной приличной ниточки, оставшейся у меня. Если я вернусь в Атланту, так и не поговорив с этим крупным специалистом, на карьере можно поставить крест. – Ты не заботишься о своей карьере. – Было бы проще, если б заботился. Лицо Мака впервые за вечер стало серьезным. – Ты просил помощи у кого-то еще в этом отделе? – Просил всех, кто останавливался в коридоре поговорить со мной. Черт возьми, Дженни, я не гордый. Мне лишь бы только взять этого убийцу. – Ты можешь работать самостоятельно. – Работал. Это нас ни к чему не привело. Затянувшись сигаретой, Дженни задумалась. Она ошиблась, полагая, что ее привлекательная внешность заставляет Мака сомневаться в ее способностях. Дженни была шерифом. Под ее началом в управлении работало двенадцать. человек. В Техасе, где девушки стремятся стать капитанами болельщиков или даже Мисс Америка. То есть Дженни была тертой, умной и опытной. Возможно, у нее было много таких дел, которые как гвоздь заседают в сознании. И при том, что на улице стало жарко, а к концу недели станет еще жарче, Мак с благодарностью выслушает любую догадку, какая придет ей в голову. – Прошло три года, – наконец сказала она. – Слишком много для того, чтобы серийный убийца бездействовал. Может, он попал в тюрьму по другому обвинению. Такие случаи известны. – Не исключено, – согласился Мак, но, судя по тону, сомневался в этом. Дженни кивнула. – А что скажешь на это, командир? Что, если он мертв? – Дай-то Бог, – отозвался Мак, но в голосе его по-прежнему не слышалось убежденности. Полгода назад он старался поверить в эту версию. Черт возьми, был готов остановиться на ней. Тех, кто совершает насильственные преступления, часто ждет насильственный конец. Тем лучше для налогоплательщиков, считал Мак. Но вот полгода назад одно письмо в корреспонденции… Странные вещи, способные перевернуть твой мир. Странные вещи, способные вывести старую, разочарованную опергруппу из нетерпеливого ожидания, заставить ее срочно действовать. Но Мак не мог сказать Дженни об этих вещах. Разглашению они не подлежали. Из-за этих вещей он, собственно, и хотел поговорить с доктором Эннунцио. Из-за них он и находился в замечательном штате Виргиния. Ощутив вибрацию на талии, Мак опустил взгляд к пейджеру, и его охватило дурное предчувствие. Он увидел десять цифр. Междугородний код Атланты. И другие цифры… Черт! – Мне надо идти. – Он быстро поднялся. – Она такая хорошенькая? – манерно осведомилась Дженни. – Милочка, сегодня мне не так везет. – Мак положил на стол тридцать долларов; этого было вполне достаточно, чтобы расплатиться за выпитое ими. – Найдешь, с кем доехать? – отрывисто спросил он, понимая, как и Дженни, что вопрос его непростительно груб. – Любому мужчине не так уж трудно найти замену. – Дженни, ты глубоко ранишь меня. Она улыбнулась, глядя на его атлетическую фигуру, глаза ее невольно выразили печаль. – Милый, я нисколько тебя не раню. Однако Мак уже широким шагом выходил в дверь. От жары на улице усмешка Мака испарилась, веселые голубые глаза помрачнели, насмешливое выражение лица сменилось суровым. Вызова не было четыре недели. Он уже подумывал о том, не кончена ли эта игра. Особый агент Майкл Маккормак раскрыл сотовый телефон и быстро набрал номер. Абонент ответил после первого гудка. – Ты даже не пытаешься, – раздался из трубки жутковато искаженный голос, непонятно, мужской или женский – черт возьми, он мог принадлежать Микки-Маусу. – Я же здесь, не так ли? – сдержанно ответил Мак. Остановившись на виргинской автостоянке, он оглядел темные, безлюдные окрестности. На пейджере всегда появлялся код Атланты, но в последнее время Мак думал, что его абонент пользуется сотовым телефоном с джорджианским номером и может звонить откуда угодно с тем же результатом. – Он ближе, чем ты думаешь. – Перестань говорить загадками и скажи правду. – Мак повернулся вправо, влево. Ничего. – Правду я отправил тебе по почте, – протянул неизвестный голос. – Ты отправил мне загадку. Я имею дело с фактами, приятель, а не с детскими играми. – Ты имеешь дело со смертью. – Ничего нового ты мне не сказал. Брось. Прошло уже полгода. Давай кончим эту игру и перейдем к делу. Тебе, должно быть, кое-что нужно. Мне определенно кое-что нужно. Что скажешь? Голос не отвечал. Мак подумал, не пристыдил ли он собеседника, потом забеспокоился, что разозлил неизвестного, крепче стиснул телефон и плотнее прижал его к уху. Он не мог позволить себе оборвать этот разговор. Его охватил гнев. Полгода назад Мак получил первое «письмо» вместе с прочей корреспонденцией. Собственно говоря, то была газетная вырезка, письмо редактору «Виргинией пайлот». И один краткий абзац тревожаще походил на другие, трехлетней давности, письма редактору: планета гибнет… животные плачут… реки вопят… неужели не слышите? Жара убивает… Три года спустя зверь зашевелился снова. Мак не знал, что происходило в истекшее с тех пор время, но он и его опергруппа очень страшились того, что может произойти теперь. – Становится жарко, – произнес нараспев голос. Мак бешено огляделся в темноте. Никого. Ничего. Черт возьми! – Кто ты? – спросил он. – Ну-ну, приятель, откройся мне. – Он ближе, чем ты думаешь. – Тогда назови мне имя. Я возьму его, и никто не пострадает. – Мак сменил тактику. – Трусишь? Боишься его? Поверь, мы способны защитить тебя. – Он не хочет причинять им зла. Полагаю, он ничего не может с собой поделать. – Если он дорог тебе, если беспокоишься, что он в опасности, то не надо. У нас есть процедуры для такого рода арестов, мы примем соответствующие меры. Пойми, этот тип убил семерых девушек. Назови мне его имя. Предоставь решить за тебя эту проблему. Ты поступаешь правильно. – У меня нет ответов на все вопросы, – печально произнес голос. Мак почти поверил этому. Прозвучало: – Тебе нужно было взять его три года назад, особый агент. Почему, почему вы не взяли его? – Помоги нам, и мы возьмем его теперь. – Слишком поздно. Он не выносит такую жару. Связь прервалась. Мак стоял посреди автостоянки, сжимая крохотный телефон, и сыпал ругательствами. Снова нажал кнопку вызова. Гудки, гудки, гудки, но абонент не отвечал и не ответит, пока Мак не получит сообщения по пейджеру. – Черт! – воскликнул Мак. – Черт, черт, черт! Он нашел свою взятую напрокат машину. Внутри было жарко как в духовке. Сел на водительское сиденье, опустил голову на руль, потом трижды ударил ею по твердому пластику. Уже шесть телефонных звонков, а он так ничего и не выяснил. А время поджимало. Мак знал это, чувствовал с тех пор, как в воскресенье температура начала подниматься. Завтра Мак свяжется со своим отделом в Атланте, сообщит о последнем разговоре. Опергруппа будет пересматривать, перерабатывать, заново анализировать… И ждать. Спустя столько времени им остается только одно – ожидание. Мак прижался лбом к рулю и глубоко вздохнул. Он вновь думал о Hope Рей Уоттс. О том, как она просияла, когда вышла из спасательного вертолета и увидела родителей, стоявших у границы воздушного потока от винта. И как это выражение померкло, а потом и вовсе исчезло, когда она оживленно и простодушно спросила: «Где Мэри Линн?» Вновь и вновь раздавался ее голос с невыносимо пронзительным завыванием: «Нет, нет, нет! Господи, нет!» Отец хотел поддержать ее. Нора Рей села на бетонированную площадку и свернулась в клубок под армейским одеялом, словно оно могло защитить ее от правды. Родители в конце концов бессильно опустились рядом с ней, и эта группа символизировала горе, которому не будет конца. В тот день они одержали победу. В тот день они потерпели поражение. А теперь? Было жарко, было поздно. И некий человек снова писал письма редактору. Отправляйтесь по домам, девушки. Запритесь. Выключите свет. Не уподобляйтесь Hope Рей Уоттс, выбежавшей вечером с младшей сестрой поесть мороженого и оказавшейся в пустынной части побережья. Она неистово зарывалась в грязь, а между тем крабы хватали ее клешнями за пальцы ног, морские черенки резали ей ладони и наверху кружили стервятники. Глава 5 Фредериксберг, штат Виргиния 22 часа 34 минуты. Температура 32 градусов – Я готова, – сказала Тина на ухо Бетси. В грохочущем шуме переполненного бара подруга, казалось, не слышала ее. Они сидели в захудалом заведении за чертой города, облюбованном студентами, байкерами и очень громкими западными оркестрами. Даже во вторник там было не протолкнуться. Людей собралось так много и шум был таким сильным, что Тина не представляла, как удерживалась на месте крыша. – Я готова, – на сей раз громче сказала Тина. Теперь Бетси по крайней мере повернулась к ней. – Что? – прокричала она. – Пора… ехать… домой! – заорала в ответ Тина. – В туалет? – Домой! – А-а. – Подруга наконец расслышала, пристально посмотрела на Тину, и в ее карих глазах появилось беспокойство. – Как ты? – Жарко! – Я серьезно. – Чувствую себя… не особенно. – На самом деле чувствовала себя она ужасно. Узел белокурых волос расплелся, и волосы липли к шее. Пот струился по пояснице и по ногам. Воздух был спертым. Тина старалась глубоко дышать, раскрывала рот, но кислорода все равно не хватало. Она думала… думала, что ее вырвет. – Сейчас позову остальных. – Бетси пошла к переполненной танцплощадке, где Вивьен и Карен затерялись в море людей. Тина закрыла глаза и дала себе слово, что не облюется в переполненном баре. Через четверть часа девушки протиснулись наружу и направились к «саабу» Бетси. Вивьен и Карен шли сзади. Тина приложила руку ко лбу. Ей показалось, что у нее жар. – Дотерпишь до дома? – спросила ее Бетси. После шума в баре голос ее прозвучал громче, чем нужно на совершенно тихой автостоянке. Все поморщились. – Не знаю. – Подружка, лучше скажи, не стошнит ли тебя? – серьезно спросила Бетси. – Я подержу твою голову над унитазом, но не хочу, чтобы ты блевала в моей машине. Тина слабо улыбнулась. – Спасибо. – Могу принести тебе содовой воды, – предложила шедшая сзади Карен. – Может, подождем минутку, – предложила Вивьен. Она, Kapeн и Бетси остановились. Однако Тина уже влезла в «сааб». – Я хочу только домой, – промолвила она. – Пожалуйста, поехали. Тина откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Так голова кружилась меньше. Ладони ее легли на живот. Музыка затихала. Тина погрузилась в желанный сон. Ей показалось, что они не успели выехать с автостоянки, когда она проснулась от резкого толчка. – Что та… – Голова ее подскочила вверх. Машина снова накренилась, и Тина ухватилась за приборную доску. – Задний скат, – раздраженно ответила Бетси. – Кажется, прокол. Машина кренилась вправо, и для Тины этого оказалось достаточно. – Бетси, – произнесла она сдавленным голосом. – Останови. Быстрее. – Ясно! Бетси резко свернула на обочину. Тина повозилась с застежкой привязного ремня, потом с ручкой дверцы, вылезла из машины и со всех ног побежала вниз по насыпи в ближний лесок. Голову опустила как раз вовремя. Рвота была нешуточной. Ее вывернуло двумя стаканами клюквенного сока с тоником, потом макаронами и всем, что она съела за последние двадцать часов. Пока опорожнялся ее желудок, Тина стояла, уперев руки в бедра. «Я умру, – думала она. – Я вела себя дурно и теперь за это расплачиваюсь; мать во всем права. Мне этого не вынести. О Господи, как я хочу домой!» Может быть, она плакала. Может, просто сильнее потела. Со свешенной между колен головой трудно понять. Но желудок постепенно успокоился, судороги прошли, тошнота исчезла. Тина, пошатываясь, выпрямилась, запрокинула лицо к небу и подумала, что отдала бы все на свете за ледяной душ. Но какой там душ. Они находились непонятно где, за Фредериксбергом. Придется подождать. Тина вздохнула и вдруг впервые услышала этот звук. Его не могла издать ни Бетси, ни одна городская девушка. Резкий, отрывистый, металлический. Словно при перезарядке винтовки. Тина повернулась к дороге. В жаркой, влажной тьме она была уже не одна. * * * Кимберли не слышала ни звука. Она, курсант Академии ФБР, была знакома с преступностью по опыту, да к тому же обладала почти болезненной чуткостью. И все равно ничего не слышала. Она стояла одна на стрельбище ФБР, поглощенная тьмой, и у нее был только маленький фонарик. В руках она держала незаряженный дробовик. Было поздно. Начинающие агенты, морские пехотинцы, даже слушатели Национальной академии давно улеглись спать. Фонари на спортплощадке были погашены. Далекая полоса высоких деревьев создавала зловещий барьер между ней и цивилизацией. Кроме того, огневые позиции разделяли мощные стальные стены. Ни лучика света. Ни звука. Только необычайная тишина ночи, такой жаркой и влажной, что не шевелились даже белки на деревьях. Кимберли устала. Это было ее наилучшим объяснением. Она бегала, поднимала штангу, ходила, сидела над книгами, потом выпила три галлона воды, съела две плитки высокопитательного концентрата и отправилась сюда. Ноги подкашивались, руки дрожали. Кимберли вскинула незаряженный дробовик к плечу и стала раз за разом проделывать ритуал стрельбы. Прижми приклад плотно к плечу, чтобы смягчить отдачу. Расставь ноги на ширину плеч, расслабь их в коленях. Слегка подайся вперед. В последнюю секунду, когда указательный палец правой руки нажимает на спусковой крючок, подай левую руку вперед, словно хочешь переломить пополам. Надейся вопреки всему, что не шлепнешься на зад, не повредишь плечо, не обдерешь щеку. Боевые патроны выдавались только на стрельбах под наблюдением инструктора, поэтому Кимберли не могла судить, правильно ли все делает. Однако многие начинающие агенты приходили сюда поупражняться после занятий. Чем больше имеешь дела с оружием, тем увереннее с ним обращаешься. Возможно, в конце концов твои действия станут машинальными. И если это происходит, ты ничего не повредишь на очередных стрельбах. Кимберли подалась вперед для очередного «выстрела», слегка перестаралась, и непослушные ноги заходили ходуном. Она вскинула руку, кое-как сохранив равновесие, и услышала в полной темноте мужской голос: – Не следует находиться здесь одной. Кимберли отреагировала инстинктивно. Резко повернулась, увидела массивный, угрожающий силуэт и огрела незнакомца по лицу дробовиком. Потом побежала. Глухой вскрик. От неожиданности? От боли? Ей было не до выяснений. Час поздний, место отдаленное, и она прекрасно знала, что некоторым хищникам нравится, если ты вопишь. Шаги позади. Твердые, быстрые. Кимберли в страхе сперва устремилась к деревьям. Нет, туда нельзя. Там темно, укромно, далеко от подмоги. Нужно бежать к зданиям академии, к фонарям, людям и полиции ФБР. Незнакомец уже настигал ее. Кимберли глубоко вздохнула. Сердце ее колотилось, легкие разрывались. Тело было слишком измучено для таких усилий К счастью, адреналин – мощный допинг. Она сосредоточилась на шагах позади, стараясь отличать их частоту от своего неистового сердцебиения. Незнакомец быстро приближался. Конечно, он крупнее и сильнее ее. К концу дня у мужчин всегда остается больше сил. Будь он проклят. Она вошла в ритм его шагов. Один, два, три… Рука мужчины метнулась к ее левому запястью. Кимберли внезапно остановилась и повернулась вправо. Незнакомец по инерции пронесся мимо. И она, описав дугу, побежала к фонарям. – Черт! – выругался мужчина. Она улыбнулась – мрачно и язвительно. Потом сзади вновь послышались шаги. Испытывала ли мать то же самое? Под конец она ожесточенно защищалась. Отец старался уберечь Кимберли от тех подробностей, но год спустя она прочла все статьи в газете «Филадельфия инкуайрер». «Великосветский дом ужасов», – гласил первый заголовок во всю ширину полосы. Затем шло описание кровавого следа, тянувшегося из комнаты в комнату. Знала ли мать, что тот человек уже убил Мэнди? Догадывалась ли, что потом он примется за Кимберли? Или только сознавала в те последние, отчаянные минуты, что под шелком и жемчугом она тоже животное? И как все животные, даже слабенькая полевая мышка, под конец сражалась за жизнь? Шаги снова приближались. Фонари далеко. Не успеть. Кимберли поразило, как спокойно она восприняла это. Время пришло, Кимберли. Тут уже не актерство с маркерами, желатиновыми шариками и бронежилетами. У нее оставалась лишь одна уловка. Она стала считать его шаги. Рассчитывать, когда незнакомец приблизится вплотную. И когда он настиг ее, когда этот огромный тип набросился на нее, она упала на землю и прикрыла голову руками. Кимберли увидела слабо освещенное далекими фонарями лицо незнакомца. Глаза его были широко раскрыты. Он пытался быстро остановиться, ошалело размахивал руками, и последним движением накренился влево, чтобы обогнуть ее. Кимберли ловко вытянула ноги, и незнакомец упал ничком на землю. Спустя десять секунд она перевернула его на спину, села ему на грудь и приставила блестящее зубчатое лезвие своего охотничьего ножа к его темному горлу. – Кто вы, черт возьми? – спросила Кимберли. Незнакомец засмеялся. * * * – Бетси? – испуганно позвала Тина. – Бетси? – Ответа не последовало. И тут Тина сообразила, что стоит полная тишина. Нигде ни звука. Разве не должно быть слышно, как открываются или захлопываются дверцы машины? Или хотя бы как Бетси меняет колесо? Должны ведь быть какие-то звуки. Шум проезжающих машин. Трели сверчков. Ветер в деревьях. Но не было никаких. Совершенно никаких. Ночь была тихой как могила. – Это уже не забавно, – негромко промолвила Тина. Потом услышала, как хрустнул прутик. А затем увидела лицо мужчины. Бледное, мрачное, пожалуй, даже благородное – над черным, завернутым вниз воротником свитера. «Как можно носить свитер в такую жару?» – подумала Тина. Мужчина вскинул винтовку и прицелился. Не думая ни о чем, Тина побежала к деревьям. * * * – Перестаньте смеяться. Почему вы смеетесь? Перестаньте, ну! Лежавший засмеялся громче, его грудная клетка ходила ходуном, и Кимберли подскакивала, легко, как лодочка, попавшая в бурную кильватерную струю. – Меня повалила женщина, – проговорил он с сильным южным акцентом. – Пожалуйста, милочка… не рассказывайте об этом моей сестре. Его сестре? Что за бред? – Все, хватит. Только шевельнитесь, и я перережу вам горло. – Видимо, на сей раз ее голос прозвучал более впечатляюще. Незнакомец наконец перестал смеяться. Уже лучше – Кто вы такой? – Особый агент Майкл Маккормак. Глаза Кимберли расширились. Ее охватило какое-то неприятное чувство. – ФБР? – прошептала она. Надо же, вывела из строя собрата-агента. Возможно, своего будущего начальника. Интересно, кто будет звонить по этому поводу ее отцу. «Знаешь, Куинси, старина, ты был звездой среди звезд в бюро, но боюсь, твоя дочка слишком… э… сумасбродна для нас». – Бюро расследований Джорджии, – протяжно произнес Маккормак. – То есть полиция штата. Однако мы всегда питали слабость к бюро и позаимствовали ваши наименования. – Вы… – Кимберли так обозлилась, что почти потеряла дар речи. Она сильно ударила его по плечу левой рукой, потом вспомнила о ноже. – Вы из Национальной академии, – произнесла она таким тоном, каким говорят «мразь». – А вы начинающий агент… вне всякого сомнения. – Смотрите, мистер, я держу нож у вашего горла! – Знаю. – Маккормак нахмурился, говорил он непринужденно, но ее при этом опять подбрасывало. Показалось Кимберли, или он слегка передвинулся, чтобы было удобнее лежать? – Почему вы ходите с ножом? – У меня забрали «глок», – бездумно ответила Кимберли. – Ясно. – Он кивнул, словно она была очень разумные человеком, а не чрезмерно психованным и честолюбивым федеральным агентом. – Можно задать личный вопрос, мэм? Мм, где вы его прятали? – Не поняла! Тут Кимберли явственно ощутила его взгляд на своем теле и покраснела. Было жарко. Она тренировалась на открытом воздухе… Поэтому нейлоновые шорты и тонкая голубая майка мало что прикрывали. Господи, она же пришла сюда после занятий, не готовилась ни к какому разговору. Ну и мало ли что можно пристегнуть к внутренней стороне бедра. – Почему вы гнались за мной? – спросила она, сильнее прижав лезвие к его горлу. – Почему вы убегали? Кимберли сердито посмотрела на него, поджала губы и сменила тактику. – Что вы делали здесь? – Увидел свет. Подумал, что есть смысл устроить проверку. – Ага! Значит, не только я психованная. – Совершенно верно, мэм. Похоже, мы оба психованные в равной степени. Я не выношу эту жару. А вы что скажете? – Ничего! – Что ж, правильно. Как-никак нож у вас. Маккормак замолчал, словно чего-то ожидая от нее. Интересно, что ей теперь делать? Начинающий агент Кимберли Куинси только что произвела свое первое задержание. К сожалению, задержанный оказался тоже сотрудником силовых органов, притом по званию выше ее. Проклятие! Черт побери! Господи, как она устала. Адреналин внезапно иссяк, и тело после такой нагрузки совсем обессилело. Кимберли сползла с груди Маккормака и вытянула ноющие ноги в относительном комфорте густой зеленой травы. – Тяжелый день? – спросил южанин, продолжая лежать. – Тяжелая жизнь, – отрезала Кимберли и тут же пожалела об этом. Однако бдительный полицейский не сказал больше ничего. Он положил руки под голову и, казалось, рассматривал небосвод. Кимберли посмотрела туда же и впервые обратила внимание на ясное ночное небо с множеством крохотных сверкающих звезд. Это была поистине прекрасная ночь. Другие девушки ее возраста, видимо, отправляются в такие ночи на прогулки, держась за руки со своими парнями. Хихикают, когда парни пытаются поцеловать их. Кимберли не могла даже вообразить такой жизни. Она всегда хотела быть только тем, что есть. Она повернула голову к своему партнеру, казалось, довольному этим молчанием. При внимательном рассмотрении Маккормак оказался рослым. Не таким, как некоторые бывшие морские пехотинцы с ее курса, но был выше шести футов и, очевидно, весьма энергичным. Темные волосы, загорелая кожа, очень подтянутый. Она удачно вывела его из строя и гордилась собой. – Вы до смерти испугали меня, – сказала наконец Кимберли. – Это было неожиданно, – согласился он. – Не нужно ходить крадучись по ночам. – Совершенно верно. – Вы давно здесь? – Приехал в июне. А вы? – Проучилась девять недель. Осталось семь. – Вы будете блестящим агентом, – заметил Маккормак. – Откуда вы знаете? – Вы убежали от меня, не так ли? Поверьте, милочка, большинство красивых женщин, которых я преследовал, не улизнули. – Вы противный тип! – отрезала Кимберли. Он снова засмеялся. Звук был низким, урчащим, как мурлыканье тигра. Кимберли решила, что ей не слишком нравится особый агент Майкл Маккормак. Нужно бы встать и уйти от него. Тело ее мучительно ныло. Она снова поглядела на звезды. – Жарко на воздухе, – промолвила Кимберли. – Да, мэм. – Вы сказали, что не любите жару. – Да, мэм. – Выждав секунду, Маккормак повернул голову. – Жара убивает, – сказал он, и Кимберли поняла, что особый агент наконец говорит серьезно. * * * Ветви хлестали ее по лицу. Кусты цеплялись за лодыжки а высокая трава опутывала сандалии, словно стараясь повалить Тину. Она изо всех сил стремилась вперед, тяжело дыша, с готовым выскочить сердцем; она петляла от дерева к дереву и заставляла себя переставлять ноги. Мужчина не бежал за ней. Тина не слышала ни топота ног, ни гневного приказа остановиться. Он был тихим. Крадущимся. И это пугало еще больше. Куда она бежит? Тина не знала. Почему он преследует ее? Выяснять это ей было страшно. Что случилось с Бетси? У нее сжалось сердце при этой мысли. Воздух был горячим, он иссушал ей горло. Воздух был влажным, он обжигал ей легкие. Было поздно. Тина инстинктивно побежала прочь от дороги, вниз по склону, и теперь осознала свою ошибку. Внизу, в непроглядной тьме, не будет спасителя. Не будет безопасности. Только бы оторваться подальше от него. Она подтянутая, энергичная, ловкая. Она может найти какое-то дерево, взобраться значительно выше его головы. Может найти овраг, лечь на дно и так плотно свернуться, что он не увидит ее. Может найти лозу и совершить перелет на ней, как Тарзан в диснеевском мультике. Ей хотелось бы сейчас быть в кино. Быть где угодно, только не здесь. Откуда ни возьмись на пути возникло бревно. Мертвое дерево, видимо, сваленное молнией несколько десятилетий назад. Ударившись о него голенью, Тина вскрикнула от боли и повалилась на другую сторону ствола. Колючие кусты сильно оцарапали ей ладони. Потом плечо стукнулось о твердокаменную землю, и из легких вырвался весь воздух. Легкое потрескивание прутиков позади. Спокойное. Осторожное. Сдержанное. Значит, смерть приходит так? Медленно идя через лес? В голени Тины пульсировала боль. Легкие отказывались втягивать воздух. Она, шатаясь, поднялась на ноги и попыталась сделать шаг. Негромкий свист в темноте. Резкая, колющая боль. Тина опустила взгляд и увидела оперенный дротик, торчащий из левого бедра. Что за… Она попыталась шагнуть. Разум приказывал телу, вопил с первобытным отчаянием: «Беги, беги, беги!» Ноги ее подкашивались. Она опустилась в высокую, доходящую до колена траву. Странная жидкая теплота заполнила вены, и мышцы обессилели. Страх исчезал из ее сознания. Сердцебиение успокаивалось. Легкие наконец открылись, и она легко задышала. Тело поплыло, лес закружился и пропал. Наркотик, подумала Тина. А потом даже эта мысль куда-то исчезла. Шаги, все ближе, ближе. Последнее, что она видела, – это лицо мужчины, терпеливо глядящее на нее. – Пожалуйста… – хрипло проговорила Тина, инстинктивно прикрывая руками живот. – Пожалуйста… не трогайте меня… Я беременна. Мужчина взвалил на плечо потерявшую сознание девушку и понес. * * * Нора Рей Уоттс видела сон. Во сне все было голубым, розовым и фиолетовым. Воздух был бархатистым, она кружилась кружилась и все равно видела сверкающие острия звезд. Нора смеялась, собачка Мамфри плясала у ее ног, и даже усталые родители в конце концов заулыбались. Недоставало, разумеется, только сестры. Потом распахнулась какая-то дверь, зияющая чернотой. Она манила к себе, влекла. Нора Рей пошла к ней бесстрашно. Она уже выходила в эту дверь. И теперь иногда засыпала только затем, чтобы найти ее снова. Нора Рей шагнула в темные глубины… И в следующее мгновение ее разбудили рывком. Над ней в темноте склонилась мать, держа руку на ее плече. – Тебе что-то снилось, – сказала мать. – Я видела Мэри Линн, – сонно ответила Нора Рей. – Кажется, у нее есть подруга. – Ш-ш, – протянула мать. – Не думай о ней, детка. Это просто жара. Глава 6 Квонтико, штат Виргиния 7 часов 3 минуты. Температура 28 градусов – Поднимайся. – Нет. – Поднимайся! – Нет. – Кимберли, уже семь часов. Вставай! – Не заставишь. Голос наконец исчез. Кимберли блаженно погрузилась в необходимую ей черноту. Затем… в лицо ей хлестнул поток ледяной воды.. Кимберли рывком села в постели, ловя ртом здух и торопливо протирая глаза от этого потопа. Ничуть не смущаясь, Люси стояла возле нее, держа в руке пустой кувшин. – У меня пятилетний сынишка, – сказала она. – Так что капризничать бесполезно. Взгляд Кимберли упал на ночной столик, где стояли часы. Десять минут восьмого. – А-ах! – простонала она, соскочила с кровати и ошалело оглядела комнату. Ей нужно быть… Нужно… «Ладно, одевайся». Она бросилась к шкафу. – Поздно легла? – спросила Люси, следуя за ней. – Позволь мне догадаться. Физподготовка, или огневая подготовка, или и то и другое? – То и другое. Кимберли нашла форменные брюки, быстро натянула, потом вспомнила, что нужно явиться на спортплощадку, и сменила их на свежие синие нейлоновые шорты. – Красивые синяки, – заметила Люси. – Хочешь взглянуть, какой у меня на заднице? Серьезно, я выгляжу как говяжья грудинка. Знаешь, ведь я была судебным адвокатом. И, клянусь, водила нечто, именуемое «мерседесом». – Я думала, на них ездят наркоторговцы. Кимберли нашла майку, на ходу надела ее, направляясь в ванную, потом совершила ошибку, поглядевшись в зеркало. О Господи! Глаза словно провалились в ямы. – Вечером я разговаривала по телефону с сынишкой, – говорила за ее спиной Люси. – Малыш всем рассказывает, что я обучаюсь стрелять в людей – но только в плохих. – Замечательно. – Думаешь? – Конечно. Кимберли отыскала зубную пасту, наскоро почистила зубы, сплюнула, прополоскала рот, потом совершила ошибку, снова нечаянно взглянула в зеркало и выбежала из ванной. – Вид у тебя жуткий, – весело сказала Люси. – Это твоя стратегия? Хочешь нагнать на преступников такого страху, чтобы они сдавались, завидев тебя? – Не забывай, кто из нас лучше обращается с пистолетом, – отрезала Кимберли. – Да, и кто лучше обращается с кувшином воды. – Люси потрясла своим оружием. Взглянув на часы, поставила на стол, пошла к двери и обернулась: – Кроме шуток Кимберли, может, тебе немного сократить полуночные занятия? Нужно, чтобы котелок варил, если хочешь окончить академию. – Приятных тебе стрельб, – крикнула вслед ей Кимберли торопливо шнуруя кроссовки. И через секунду тоже вышла за дверь. Все-таки Кимберли была удачливой. Она могла точно указать время, когда ее карьере пришел конец. Произошло это в восемь часов двадцать три минуты. Тем утром. В Академии ФБР. Когда оставалось всего семь недель до конца обучения. Она была усталой, плохо соображала из-за недосыпа и странной ночной гонки с особым агентом из Джорджии. Слишком уж она себя изматывает. Может, все-таки стоит прислушаться к словам Люси. Она много думала об этом. Потом, разумеется. После того, как унесли тело. Началось все хорошо. Физподготовка была не тяжелой. Началась она в восемь часов, они поотжимались, потом поприседали. Затем последовали вольные упражнения, знакомые еще с начальной школы. Они походили на одетых в синее детей. Все послушно становились в строй. Все послушно выполняли движения. Потом их отправили пробежать три мили по той беговой дорожке, где накануне ночью бегала Кимберли. Начиналась дорожка в лесу. Она была легкой, вымощенной. Это являлось одним указанием направления. Другим были таблички: «Беги! Принимай это! Люби это! Выдерживай». Они побежали толпой, потом растянулись, когда все определили свой индивидуальный шаг. Кимберли никогда не была самой быстрой на курсе, но обычно не бывала и самой отстающей. Если не считать этого утра. В это утро она почти сразу оказалась позади всех. Кимберли смутно сознавала, что сокурсники ушли вперед. Смутно сознавала, как тяжело дышит, пытаясь догнать их. Левый бок болел. Она смотрела на черные кроссовки, с трудом передвигая ноги Кимберли чувствовала себя скверно. Мир угрожающе кренился, и она подумала, что может потерять сознание. Сошла с дорожки и ухватилась за дерево. Господи, боль в боку не проходила, мышцы были так натянуты, что, казалось, стиснули легкие. И воздух был уже таким горячим, таким влажным, что она никак не могла вдохнуть достаточно кислорода. Кимберли задыхалась. Она была агентом ФБР, всю жизнь бегала и теперь оказалась на грани удушья. Кимберли пошла поглубже в лес, надеясь найти тень. Зеленые деревья кружились перед глазами, руки ее внезапно покрылись гусиной кожей. Началась неудержимая дрожь. «Обезвоживание или перегрев, – лениво подумала она. Достаточно тебе этого, Кимберли, или хочешь сделать самоубийственный шаг вперед? Лес завертелся быстрее. Уши заполнил негромкий рев, перед глазами заплясали черные точки. «Дыши, Кимберли. Давай, милочка, дыши». Ничего не получалось. Грудь словно что-то стиснуло. Она не могла вдохнуть. Она потеряет сознание в лесу. Упадет на эту твердую, усыпанную листьями землю. Ей хотелось только, чтобы земля оказалась прохладной. А потом вдруг нахлынули мысли. Прошлая ночь и жуткий страх, который стиснул ей горло,когда она увидела возле себя незнакомого человека. Она подумала… Что? Что ее черед настал? Что смерть пришла ко всем другим женщинам в ее семье? Что она едва спаслась шесть лет назад, но это не значит, что смерть забыла о ней? Она подумала, что слишком долго разглядывала фотографии места преступления, и хотя никому не говорила об этом, иногда изображения двигались. На безжизненных телах появлялось ее лицо. Ее голова возвышалась над изувеченными фигурами и окровавленными конечностями. Иногда Кимберли снились кошмары, она видела свою смерть, однако не просыпалась за миг до кончины, как нормальные люди. Нет, она чувствовала, как ее тело падает с утеса и разбивается о камни внизу. Чувствовала, как пробивает головой ветровое стекло врезавшейся во что-то машины. И в этих кошмарах она никогда не вскрикивала. Только думала: вот оно в конце концов. Кимберли не могла дышать. Пляшущих черных точек стало больше. Она крепко ухватилась еще за одну ветвь дерева. Почему воздух стал таким горячим? Что случилось с кислородом? Потом каким-то ясным уголком сознания сообразила. У нее приступ страха. Тело обессилело, и начался приступ страха первый за шесть лет. Пошатываясь, Кимберли пошла дальше в лес. Ей необходимо остыть. Перевести дыхание. С ней такое случалось и раньше. Она перенесет это еще раз. Кимберли шла подлеском, не замечая, как прутики царапают ей щеки и ветви задевают за волосы. Она искала тени попрохладнее. «Вдохни поглубже, сосчитай до десяти. Сосредоточься на руках, уйми в них дрожь. Ты крепкая. Сильная. Хорошо тренированная. Дыши, Кимберли. Давай, милочка, дыши, и все тут». Она вышла на полянку, опустила голову между колен и старательно втягивала воздух, пока легкие наконец не раскрылись, после чего воздух со свистом хлынул в грудь. Вдох. Выдох. «Вот-вот, дыши…» Кимберли опустила взгляд на свои руки. Теперь, прижатые к плоскому животу, они не дрожали. Отведя их от тела, стала разглядывать расставленные пальцы, нет ли в них дрожи. Уже лучше. Скоро она остынет. Потом продолжит бег. И поскольку уже все пришло в норму, никто ничего не узнает. Кимберли выпрямилась. Сделала последний глубокий вдох, повернулась в сторону беговой дорожки… и тут осознала, что она не одна. Футах в пяти от нее находилась хорошо утоптанная тропинка. Широкая, очень гладкая. Возможно, ею пользовались морские пехотинцы на тренировках. И прямо посередине тропинки лежало тело девушки в гражданской одежде. Белокурые волосы, черные сандалии, загорелые ноги. Белая хлопчатобумажная блузка и очень короткая синяя юбка. Кимберли сделала шаг вперед. Увидела лицо девушки и все поняла. Руки ее снова покрылись гусиной кожей. По спине проела дрожь. И посреди тихого жаркого леса Кимберли начала неистово озираться, рука ее метнулась к внутренней стороне бедра и нашла нож. Первое правило процедуры – всегда охраняй место преступления. Второе правило – вызывай подмогу. Третье правило – изо всех сил старайся не думать, что это означает, если юным блондинкам небезопасно даже в Академии ФБР. Потому что девушка была мертва, и судя по всему, убили ее недавно. Глава 7 Квонтико, штат Виргиния 10 часов 3 минуты. Температура 30 градусов – Еще раз, Кимберли, Почему ты оказалась в стороне от беговой дорожки? – У меня закололо в боку, я сошла с дистанции. Хотела походить, чтобы унялась боль, и… видимо, не отдавала себе отчета, как далеко забрела. – И увидела тело? – Увидела что-то впереди, – ответила не моргнув глазом Кимберли. – Подошла поближе, и тут… Ну, остальное вы знаете. Куратор ее курса Марк Уотсон сердито смотрел на Кимберли, но в конце концов откинулся назад. Кимберли сидела напротив Уотсона в его светлом, просторном кабинете. Лучи утреннего солнца лились в окна. Снаружи о стекло билась оранжевая бабочка. Странно в такой чудесный день говорить о смерти. На крик Кимберли прибежали двое сокурсников. Тут она нагнулась и пощупала пульс девушки. Пульса, разумеется, не было, но Кимберли и не ожидала никаких признаков жизни. И говорили о смерти не только широко раскрытые карие, невидящие глаза. Ее восковые губы были сшиты толстой черной ниткой. Тот, кто сделал это, был уверен, что девушка уже никогда не закричит. Одного из сокурсников тут же вырвало. Кимберли – нет. Кто-то вызвал Уотсона. Увидев ее жуткую находку, он связался с полицией ФБР и с Военно-морской службой уголовных расследований. Видимо, труп у порога академии был заботой не ФБР, а ВМСУР. Оберегать морских пехотинцев было их задачей. Кимберли и ее сокурсников быстро увели, а на месте обнаружения трупа появились молодые морские пехотинцы в темно-зеленой маскировочной форме и более утонченные особые агенты в белых рубашках. Теперь где-то глубоко в лесу велась настоящая работа – там фотографировали, чертили схемы, анализировали; медэксперт осматривал тело девушки, пытаясь найти ключ к раскрытию преступления; оперативники собирали улики. А Кимберли тем временем сидела здесь, в кабинете. Так далеко от своего ужасного открытия, как только мог ее увести куратор, действующий из лучших побуждений. Ее колено нервозно подрагивало. В конце концов она скрестила лодыжки под стулом. – Что будет дальше? – спокойно спросила Кимберли. – Не знаю. – Куратор сделал паузу. – Честно говоря, Кимберли, таких происшествий у нас ни разу не было. – Что ж, – заметила она, – это хорошо. Уотеон слабо улыбнулся.. – Несколько лет назад у нас стряслась одна трагедия. Курсант Национальной академии упал на стрельбище мертвым. Он был довольно молод, и это наводило на размышления. Однако медэксперт установил, что он скончался от тяжелого сердечного приступа. Все равно трагично, но не так потрясает, если учесть, сколько людей проходят здесь обучение ежегодно. А данное происшествие… Учреждения такого рода полагаются на добрые отношения с соседними населенными пунктами. Когда станет известно, что местная девушка найдена мертвой… – Откуда вы знаете, что она местная? – Исхожу из закона больших чисел. Она выглядит слишком юной, чтобы работать здесь, и будь она из ФБР или морской пехоты, кто-нибудь узнал бы ее. Следовательно, девушка посторонняя. – Она могла быть чьей-нибудь пассией, – рискнула преположить Кимберли. – Рот… Может быть, слишком часто перечила. – Не исключено. Уотсон задумчиво посмотрел на нее, поэтому Кимберли пошла дальше. – Но вы так не считаете, – заметила она. – Почему я так не считаю? – Нет следов насилия. Будь здесь личные проблемы, преступление на почве страсти, на трупе были бы следы побоев. Синяки, ссадины, рассечения. Но… я видела ее руки и ноги. На ней нет ни царапины. Только вот губы, разумеется. – Может, он бил ее только по тем местам, которых не видно под одеждой. – Возможно. – В ее голосе слышалось сомнение. – Все равно это не объясняет, почему он сбросил тело на охраняемой базе морских пехотинцев. – А почему ты думаешь, что оно сброшено? – нахмурился Уотсон. – На том месте ничто не тронуто. Трава была даже несмята, пока я не подошла. – Наморщив лоб, Кимберли вопросительно посмотрела на Уотсона. – Полагаете, девушка была жива, когда он привез ее? Проникнуть на базу нелегко. Как я видела, морские пехотинцы охраняют все въезды, у всех визитеров должен быть идентификатор. Без него на территорию академии не попасть ни живому, ни мертвому. – Не думаю, что есть смысл… – Это нелогично, – прервала его Кимберли, хмурясь еще сильнее. – Будь девушка жива, ей тоже понадобился бы идентификатор, а два пропуска раздобыть сложнее, чем один. Значит, видимо, она была мертва. Лежала в багажнике. Я ни разу не видела, чтобы охранники обыскивали машины, поэтому спрятать тело таким образом нетрудно. Конечно, эта версия предполагает, что тот человек намеренно бросил труп на территории Квонтико. – Она внезапно покачала головой. – Это нелогично. Если ты живешь здесь и кого-то убил, пусть даже случайно, то не повезешь тело в лес. Ты поспешишь увезти как можно дальше от базы. Оставлять его здесь – просто глупость. – Пожалуй, пока нет смысла делать какие-то предположения, – сказал Уотсон. – Как по-вашему, он пытается бросить тень на академию? – спросила Кимберли. – Или на морских пехотинцев? После этого вопроса брови Уотсона зашевелились. Кимберли явно нарушила какую-то невидимую границу, и выражение его лица твердо говорило, что этот разговор окончен. Куратор подался вперед и сказал: – Послушай, теперь расследование будет вести ВМСУР. Знаешь что-нибудь о Военно-морской службе уголовных расследований? – Нет… – А следует знать. В этой службе более восьмисот особых агентов, готовых незамедлительно отправиться в любую точку земного шара. Они повидали убийства, изнасилования, жестокое обращение в семье, мошенничество, торговлю наркотиками, шантаж, терроризм – все, что угодно. У них есть своя группа расследования убийств, свои эксперты, даже свои криминалистические лаборатории. Господи, там есть агенты, которых вызывали для расследования взрыва на военном корабле «Коул». Они уж сумеют разобраться с одним телом, найденным в лесу на базе морских пехотинцев. Это понятно? – Я не имела в виду… – Ты новенькая, Кимберли. Не особый, а начинающий агент. Не забывай об этой разнице. – Слушаюсь, сэр, – холодно ответила она, вздернув подбородок, глаза ее сверкали из-за неожиданного выговора. Голос куратора наконец помягчел. – Конечно, у ВМСУР возникнут вопросы к тебе. Конечно, ты ответишь на них наилучшим образом. Сотрудничество другими силовыми органами очень важно. Но после этого, Кимберли, ты сходишь со сцены. Возвращаешься к занятиям. И – это должно быть ясно само собой – будешь держать язык за зубами. – Играть в молчанку? – сухо осведомилась она. Уотсон не улыбнулся. – Агенту ФБР часто приходится быть воплощением сдержанности. Тем, кто не умеет помалкивать, не место на этой работе. Кимберли опустила взгляд. Суровый тон Уотсона почти граничил с угрозой. Она обнаружила тело случайно. И все-таки… он обращается с ней так, будто она всему виной. Будто Кимберли навлекла эту неприятность на академию. Правильно повести себя именно так, как сказал Уотсон. Встать, прикусить язык и уйти. Она никогда не отличалась умением вести себя правильно. Подняв взгляд, Кимберли посмотрела в глаза куратору. – Сэр, я хотела бы поговорить с агентами ВМСУР насчет помощи в этом расследовании. – Ты не слышала моих слов? – У меня есть некоторый опыт в таких делах… – Ты ничего не знаешь об этих делах! Не смешивай личное с профессиональным… – Почему же? Насильственная смерть есть насильственная смерть. Я помогала отцу после того, как было обнаружено тело матери. Меня отделяют семь недель от того, чтобы стать полноправным агентом ФБР. Что плохого, если я начну чуть раньше положенного времени? В конце концов, тело девушки обнаружила я. Тон ее был требовательным. Кимберли не хотела этого, поняла, что совершила оплошность, но ее было уже не исправить. Лицо Уотсона угрожающе помрачнело. Если раньше он казался ей суровым, то теперь внушал страх. – Кимберли… Давай говорить начистоту. Как ты оцениваешь свои успехи в учебе? – Держусь наравне со всеми. – Думаешь, это наилучшая цель для начинающего агента? – Иногда. Уотсон зловеще улыбнулся и сложил ладони домиком. – Кимберли, кое у кого из преподавателей ты вызываешь беспокойство. Автобиография у тебя, разумеется, безупречная. Ты постоянно выполняешь экзаменационные задания на девяносто или больше процентов. Как будто неплохо стреляешь. – Но?.. – храбро спросила-она. – Но все портит твоя психологическая установка. Ты здесь девять недель, Кимберли, и, судя по всем отзывам, у тебя нет ни близких друзей, ни союзников, ни товарищей. Ты ничего не предлагаешь сокурсникам. Ничего не получаешь от них, прямо-таки необитаемый остров. Силовые органы в первую очередь общественная система. Далеко ли ты пойдешь без связей без друзей, без поддержки? Насколько результативной сможешь быть? – Я поработаю над этим, – ответила Кимберли. Сердце ее учащенно билось. – Кимберли, – произнес Уотсон, на сей раз мягко, и она испугалась еще больше. Гнев можно унять. Мягкости нужно опасаться. – Знаешь, ты очень молода. – Постоянно взрослею, – пролепетала Кимберли. – Возможно, тебе еще рановато служить в бюро… – Нужно жить настоящим. – Думаю, если повременишь несколько лет, если отдалится то, что случилось с твоей семьей… – То есть я должна забыть мать и сестру? – Я этого не говорил. – Разыгрывать из себя бухгалтершу, которая ищет острых ощущений? – Кимберли… – Я обнаружила труп! Все дело в этом? Обнаружила гниль на переднем крыльце академии, и вы теперь меня выгоняете? – Прекрати! Строгость его тона заставила Кимберли замолчать, и тут она осознала все, что наговорила. Щеки ее вспыхнули. Кимберли поспешно отвернулась. – Я хочу вернуться на занятия, – пробормотала она. – Обещаю молчать. Я ценю по достоинству достижения ВМСУР и не стану мешать ведущемуся расследованию. – Кимберли… – Тон куратора выразил разочарование. Он хотел сказать еще что-то, но лишь покачал головой. – Выглядишь ты ужасно. Явно недосыпала неделями, потеряла сон. Может, вернешься к себе в комнату, отдохнешь? Воспользуйся такой возможностью восстановить силы. Знаешь, в том, что слегка замедлишь темп, нет ничего страшного. Ты же одна из наших самых молодых претенденток. Чего не добилась сейчас, добьешься потом. Кимберли не ответила, сосредоточившись на том, чтобы подавить горькую улыбку. Она уже слышала эти слова. Тоже от старшего, от наставника, человека, которого считала доброжелателем. Два дня спустя он приставил ей к голове пистолет. Только бы сдержаться. Не расплакаться. – Через несколько дней мы еще побеседуем. – Прервал Уотсон затянувшееся молчание. – Можешь идти…. Кимберли вышла из кабинета. Шагая по коридору, она миновала три группы одетых в синее курсантов и уже слышала начавшиеся вновь шепотки. Шла у них речь о ее сестре и матери? О ее легендарном отце? Или они говорили о сегодняшнем случае, о трупе, который нашла именно она? Глаза защипало сильнее. Кимберли прижала пальцы к вискам. Она не поддастся жалости к себе. Кимберли подошла к наружной двери и выбежала снова на обжигающее солнце. На лбу тут же выступил пот. Майка прилипла к коже. Но она не пошла к себе в комнату. Агенты ВМСУР захотят поговорить с ней. Но сперва им нужно завершить осмотр места, где найдено тело. Это давало Кимберли целый час до того, как ее начнут искать. Часа было достаточно. Кимберли направилась в лес кратчайшим путем. Глава 8 Квонтико, штат Виргиния 11 часов 33 минуты. Температура 32 градуса – Время наступления смерти? – Трудно определить. Температура тела около тридцати пяти градусов, но температура воздуха сейчас тридцать два. Жара замедляет охлаждение. Трупное окоченение только начинается на лице и шее. – Медэксперт в белом халате слегка повернул труп влево и коснулся пальцем в резиновой перчатки кожи, покрытой красными пятнами. Место, к которому он притронулся, побледнело. – Изменение цвета кожи еще не завершилось. – Он выпрямился, что-то вспомнил и осмотрел глаза и уши девушки. – Еще нет личинок падальной мухи, которые быстро появляются в такую жару. Обычно мухи появляются во рту или на открытой ране, здесь у них меньше возможностей. – Медэксперт, видимо, обдумал в последний раз все разнообразные факты и вынес вердикт: – На мой взгляд, от четырех до шести часов. Другой человек, очевидно, особый агент ВМСУР, удивленно поднял взгляд от своих записей. – Так недавно? – Насколько могу судить. До вскрытия трудно сказать точнее. – Когда его произведете? – Завтра утром. Особый агент уставился на медэксперта. – В шесть часов? – с надеждой спросил эксперт. Взгляд агента стал еще пристальнее. – После полудня, – поправился эксперт. Агент наконец улыбнулся. Эксперт тяжело вздохнул. Похоже, дело станет одним из этих. Следователь снова посмотрел в свои записи. – Предположительная причина смерти? – Тут дело посложнее. Ножевых или огнестрельных ран нет. Точечных кровоизлияний тоже, так что удушение отпадает. Нет крови в ушах, значит, мозговые травмы исключены. Мы имеем большой синяк, который только начал образовываться на левом бедре. Видимо, от ушиба вскоре после смерти. – Коронер [3] приподнял синюю, в цветочек юбку девушки, снова взглянул на травму и покачал головой. – Придется сделать анализ крови. Тогда узнаем больше. 3 Официальное лицо, устанавливающее причину внезапной насильственной смерти или смерти при сомнительных обстоятельствах. Следователь кивнул. Второй агент, тоже в форменных брюках и белой рубашке, подошел поближе, чтобы сделать еще несколько снимков цифровой фотокамерой. Несколько морских пехотинцев с суровыми лицами охраняли окруженное желтой лентой место происшествия. Даже в густой тени леса не было спасения от жары и влажности. Белые рубашки обоих особых агентов ВМСУР покрылись влажными пятнами, по красивым лицам молодых охранников струился пот. Затем второй агент, молодой, с коротко стриженными волосами и крепкой челюстью, опустил взгляд на пролегавшую среди густых деревьев дорожку. – Нет признаков того, что девушку волокли, – заметил он. Коронер кивнул и подошел к мертвой. Поднял ее ногу и осмотрел подошву сандалии. – Нет ни земли, ни лесного мусора. Должно быть, ее принесли сюда. – Сильный человек, – обронил младший агент. Следователь посмотрел на обоих. – Мы на базе морской пехоты, которой пользуются и курсанты Академии ФБР; все они сильные люди. – И указал подбородком на тело жертвы. – Что у нее со ртом? Коронер приложил руку к щеке девушки, покачал ее голову из стороны в сторону. Потом вздрогнул и отдернул руку. – Что? – спросил следователь. – Я не… Ничего. – Ничего? Что значит «ничего»? – Игра света, – пробормотал коронер, но больше к лицу девушки не прикасался. – Похоже, швейная нитка, – отрывисто сказал он. – Толстая, видимо, для сшивания чехлов. Определенно не медицинская. Шов сделан грубо, непрофессионально. Несколько пятнышек крови, очевидно, рот зашит после смерти. В спутанных волосах девушки застрял зеленый лист. Коронер рассеянно вынул его и выпустил из пальцев. Потом подошел к заброшенным за голову рукам. Одна рука была сжата. Он осторожно разжал ее. Внутри был негладкий зелено-серый камешек. – Эй, – окликнув коронер младшего агента. – Будете фотографировать? Молодой человек подошел и щелкнул камерой. – Что это? – Не знаю. Камень какой-то. Приобщишь его к уликам? – Конечно. – Агент принес контейнер для улик, положил камешек внутрь и должным образом заполнил бланк. – Никаких признаков того, что она оказывала сопротивление. А, вот тут что-то есть. – Коронер повел большим пальцем вверх по левой руке девушки к красному, припухшему пятну возле плеча. – След укола. Опухоль очень слабая, видимо, укол сделан перед самой смертью. – Передозировка? – спросил, нахмурясь, старший агент. – В некотором роде. Наркотики редко колют внутримышечно, обычно их вводят в вену. – Коронер снова приподнял юбку девушки. Осмотрел с внутренней стороны ее бедра, потом скользнул взглядом вниз и обратил внимание на перепонку между большим и указательным пальцами ног. – Следов от иглы шприца нет. Как бы то ни было, она не наркоманка. – Оказалась некстати там, где не следует? – Возможно. Старший агент вздохнул. – Нам нужно срочно установить ее личность. Снимешь здесь отпечатки пальцев? – Предпочел бы подождать до морга, где можно проверить ладони на образцы крови и кожи. Однако если очень спешишь, загляни в ее сумочку. – Что? Коронер широко улыбнулся, но сжалился над агентом. – Вон там, на камне, за желтой лентой. Черный кожаный рюкзак. У моей дочери такой же. Очень модный. – Надо же быть такими бестолковыми, жалкими, никчемными… Старший агент выглядел не слишком радостно. Отправив младшего сфотографировать сумку, велел двум охранникам расширить обнесенное лентой пространство, чтобы кожаная сумка оказалась внутри его. И в конце концов руками в резиновых перчатках взял ее. – Имей в виду, нам нужно сделать полную опись содержимого, – сказал он помощнику. – Однако первым делом посмотрим бумажник. Молодой человек положил фотокамеру и взял ручку и бумагу. – Так, начали. Бумажник тоже из черной кожи… Давай заглянем внутрь… дисконтная карта из гастронома, карта из «Петко», из «Блокбастера», еще из одного гастронома и… нет водительских прав. В бумажнике тридцать три доллара, но ни прав, ни кредитных карточек и вообще никаких документов с фамилией владелицы. О чем это говорит? – Убийца не хотел, чтобы мы узнали ее фамилию, – с готовностью ответил молодой человек. – Вот-вот. – Старший нахмурился. – А что скажешь на это? Здесь недостает еще кое-чего. Ключей. – Он встряхнул сумку, но характерного позвякиванья не послышалось. – Как можно обходиться без них? – Может, этот человек – вор? Нашел ее адрес в водительских правах и ключи от дома… Больше они ей не понадобятся. – Не исключено. Однако старший агент, хмурясь, смотрел на зашитый рот. Кимберли со своей наблюдательной позиции за деревом угадывала его мысли: «Какой вор станет зашивать рот женщине? Да и какой вор бросит труп на базе морской пехоты?» – Нужно принести бумажные пакеты для рук, – сказал коронер. – Они у меня в фургоне. – Мы пойдем с тобой. Я хочу осмотреть заново еще кое-что. Старший агент повел головой, и младший тут же сорвался с места. Все трое пошли по тропке, оставив труп под присмотром четверых охранников. Едва Кимберли задумалась, как бы и ей незаметно уйти, ее запястье обхватила чья-то рука. Другая зажала ей рот, и Кимберли, не издав ни звука, укусила ее. – Черт возьми, – пророкотал ей на ухо низкий мужской голос. – Нужно сперва окликнуть, а потом пускать в ход оружие. Если буду все время наталкиваться на вас, у меня не останется кожи. Кимберли узнала голос и неохотно привалилась спиной к рослому Маку. Тот убрал руки. – Что вы здесь делаете? – прошептала она, бросив взгляд на охранников обнесенного лентой места, и повернулась к особому агенту Маккормаку. Тот нахмурился. – Что с вами случилось? – Он поднял руку, призывая ее к моллчанию. – Подождите, я не хочу видеть того, кто еще столкнулся с вами. Кимберли коснулась своего лица. Впервые ощутила зигзагообразные рубцы из пятнышек засохшей крови на носу и щеках. Пришлось-таки заплатить дорожную пошлину за что пробиралась через лес. Неудивительно, что куратор хотел отправить ее в комнату. – Что вы здесь делаете? – снова чуть слышно спросила она. – Решил проверить слух. – Его взгляд быстро скользнул по ее телу. – Я слышал, эту находку сделала юная девушка – начинающий агент. Насколько понимаю, эта честь принадлежит вам? Совсем рядом с беговой дорожкой, а? Кимберли молча бросила на него свирепый взгляд. Он пожал плечами, и оба вновь устремили взгляды на лежавшее тело. – Мне нужен тот лист, – пророкотал Мак. – Видите, который коронер вытащил из волос жертвы… – В нарушение процедуры. – Говорите это ему, милочка. Лист нужен мне. И раз вы здесь, помогите взять его. Кимберли резко отстранилась от Мака. – Я не стану… – Только отвлеките охранников. Заведите разговор, пусть они смотрят на вас, а мне хватит минуты. Кимберли нахмурилась. – Сами отвлеките их, а я возьму лист. Мак насмешливо посмотрел на нее. – Милочка, – с южной медлительностью произнес он. – Вы девушка. – И потому не смогу схватить лист? – Голос ее невольно повысился. Мак снова прикрыл ей рот ладонью. – Нет, но у вас явно чуть побольше естественной привлекательности для молодых людей, чем у меня. – Он посмотрел в ту сторону, куда ушли коронер и оба агента. – Давайте, милочка, времени у нас не так уж много. Идиот, подумала Кимберли. И женофоб. Но тем не менее кивнула. Коронер допустил грубую оплошность, вынув листок из волос покойной, и будет лучше всего, если кто-то исправит ее. Мак указал на левую пару охранников и объяснил, что нужно заставить выйти вперед. Тогда он подкрадется сзади. Через полминуты, сделав глубокий вдох, Кимберли демонстративно вышла из леса на тропинку, повернула налево и направилась к этой паре охранников. – Мне нужно только взглянуть на тело, – сказала она. – Вход в эту зону запрещен, мэм. – Первый охранник говорил монотонно, глядя куда-то мимо ее левого уха. – Не сомневаюсь. – Кимберли небрежно махнула рукой и шагнула вперед. Молодой охранник чуть передвинулся влево и преградив ей путь. – Прошу прощения, – твердо проговорила Кимберли. – Кажется, вы не понимаете. У меня есть доступ. Я участница расследования. Господи, я первой из представителей силовых органов оказалась здесь. На морского пехотинца это не произвело впечатления, он нахмурился. Другая пара охранников приблизилась с явным намерение показать поддержку коллегам. Кимберли с издевательской любезностью улыбнулась им и смотрела, как особый агент Маккормак крадучись входит за их спинами в обнесенную лентой зону. – Мэм, должен попросить вас удалиться, – сказал первый охранник. – Где журнал доступа? – спросила Кимберли. – Дайте журнал, и я покажу, где записана. Охранник колебался. Интуиция не подвела ее. Эти ребята были пехотинцами. Они понятия не имели о процедуре расследования и юрисдикции сотрудников силовых органов. – Серьезно, – настаивала она, сделав еще шаг вперед и заставив всех насторожиться. – Я начинающий агент Кимберли Куинси. Приблизительно в восемь часов двадцать две минуты я обнаружила тело жертвы и охраняла это место для ВМСУР. И конечно, хочу принять участие в расследовании. Мак был уже на полпути к телу и двигался при своем росте на удивление бесшумно. – Мэм, эта зона поручена морским пехотинцам. Всем остальным вход в нее воспрещен. Войти в нее вы можете только сопровождении уполномоченного агента. – Кто уполномоченный агент? – Мэм… – Сэр, я утром обнаружила эту девушку. Понимая, что вы исполняете свой долг, я не хочу оставлять бедняжку лежать в окружении мужчин, одетых в камуфляж. Нужно, чтобы с ней находился кто-то из женщин. Все очень просто. Охранник свирепо посмотрел на нее. В его представлении она явно шагнула за грань здравомыслия. Вздохнув, он постарался набраться терпения. Мак уже находился там, где этот лист, трепеща, упал на землю. Он осторожно передвигался на четвереньках. Кимберли поняла, в чем его трудность: на земле было много сухих листьев, красных, желтых, бурых. Какого цвета лист был у девушки в волосах? Господи, она уже забыла. Пришедшие для поддержки охранники придвинулись поближе, касаясь руками винтовок. Кимберли вскинула голову, провоцируя их на стрельбу. – Вы должны уйти, – повторил первый охранник. – Нет. – Мэм, уйдите по-хорошему, или мы уведем вас силой. Мак уже нашел лист и теперь держал его в руке и разглядывал, как будто бы хмурясь. Может, тоже вспоминал, какого он должен быть цвета? Мог ли он помнить? – Только притроньтесь ко мне, и я привлеку вас к суду за сексуальное домогательство. Охранник прищурился. Кимберли тоже. Угроза была весьма удачна. Даже Мак повернулся к ней с искренним одобрением. Лист в руке у него был зеленым. И Кимберли тут же успокоилась. Это было логично. Все листья там лежали с прошлой осени. А свежий явно попал туда вместе с трупом. Мак добился успеха. Они добились успеха. Пришедшие охранники стояли теперь прямо за спинами первых. Четыре пары мужских глаз неотрывно смотрели на нее. – Вам нужно уйти. – снова сказал первый, но уже не так твердо. – Я только хочу позаботиться о ней, – негромко повторила Кимберли. Эти слова обезоружили его еще больше. Он опустил взгляд. А Кимберли неожиданно для себя продолжала говорить. – Знаете, у меня была сестра. Чуть постарше этой девушки. Как-то вечером один парень напоил ее, испортил застежку привязного ремня в машине и на всем ходу врезался в телефонный столб. Потом удрал, бросив сестру одну. Череп ее был раздроблен о ветровое стекло. Но она умерла не сразу. Прожила какое-то время. Я постоянно думала… Чувствовала ли она, как по лицу течет кровь? Сознавала как беспомощна? Врачи не хотели говорить мне, но я все размышляю, плакала ли она, понимала ли, что с ней случилось. Видимо, ничего не может быть хуже, чем знать, что умираешь и никто не идет на помощь. Конечно, вам незачем беспокоиться о таких вещах. Вы морской пехотинец. Вам всегда кто-то придет на выручку. Однако обо всех женщинах мира этого нельзя сказать. Я точно не могла сказать этого о своей сестре. Теперь все охранники опустили глаза. И слава Богу. Голос Кимберли звучал хрипло, и ее пугало выражение, которое, должно быть, появилось на ее лице. – Вы правы, – внезапно произнесла она. – Я должна уйти. Вернусь потом, когда здесь будет агент, ведущий расследование. – Так будет лучше всего, мэм, – ответил охранник, все еще не глядя ей в глаза. – Спасибо за помощь. – Кимберли колебалась, но так и не совладала с собой. – Пожалуйста, позаботьтесь о ней вместо меня. Она быстро повернулась и, пока не совершила чего-то еще более глупого, пошла по дорожке назад. Через две минуты ладонь Мака легла ей на руку. Едва взглянув на его мрачное лицо, Кимберли поняла, что он все слышал. – Взяли лист? – спросила она. – Да, мэм. – А теперь скажите, почему вы здесь на самом деле? И Мак ответил: – Потому что уже несколько лет ищу этого убийцу. Глава 9 Квонтико, штат Виргиния 12 часов 33 минуты. Температура 35 градусов – Это началось в девяносто восьмом году. Четвертого июня. Две студентки, соседки по комнате, отправились в один бар в Атланте и не вернулись домой. Три дня спустя тело одной девушки было обнаружено возле шоссе чуть южнее города. Четыре месяца спустя останки второй нашли в ста милях, в парке «Ущелье Таллула». Обе девушки были полностью одеты и при своих сумочках; никаких признаков изнасилования или ограбления. Кимберли нахмурилась. – Другой мотив. Мак кивнул. Они сидели в углу бара «Перекресток» за маленьким столиком, подавшись друг к другу, и говорили негромко. – Следующий год, девяносто девятый. Сильная жара началась только в июле. Две школьницы из Мейкона зашли в один из баров десятого числа. Больше их живыми не видели. Тело одной девушки нашли четыре дня спустя возле шоссе неподалеку от парка «Ущелье Таллула». Вторую обнаружили… – В ущелье? – перебила Кимберли. – Нет. На хлопковом поле в округе Берк. Это сто пятьдесят миль от Таллулы. Однако мы искали в ущелье, поэтому тело нашли только во время сбора хлопка в ноябре. – Постой-постой. – Кимберли подняла руку. – Неужели тело девушки нельзя было найти в поле раньше? – Ты не бывала в округе Берк. Вообрази себе восемьсот квадратных миль хлопчатника. Там можно целый день ехать на машине и не увидеть мощеной дороги. В Берке нет ничего. – Но оказалось мертвое тело. – Кимберли сосредоточенно подалась поближе к Маку. – Обе девушки опять были полностью одеты? Никаких следов изнасилования? – Мы их не обнаружили, – ответил он. – О второй девушке в каждой паре трудно судить, учитывая состояние тел. Но в основном да, все четыре были в вечерней одежде и вы глядели относительно… спокойными. – Причина смерти? – Причины разные. У найденных возле шоссе передозировка отпускаемого по рецептам наркотика ативан. Убийца впрыскивал им смертоносную дозу в левую руку. – А у вторых? – Мы не знаем. Похоже, что Дианна Уилсон погибла при падении с высоты. У Кейси Купер, видимо, перегрев или обезвоживание. – Убийца оставлял их живыми? – Такова наша версия. Кимберли не понравилось, как он это сказал. – Говоришь, вы нашли их сумочки. Документы там были. Мак нахмурился. Очевидно, он думал о найденной сего дня девушке и отсутствии документов в ее бумажнике. – Водительских прав не было, – признался он. – Но опознание тел не представляло сложности. Ключей, правда тоже не было. И мы не нашли ни одной машины. – Вот как? – Кимберли нахмурилась сильнее. Она невольно увлеклась этой историей. – Хорошо, продолжай. – Двухтысячный, – решительно сказал Мак и тут же отвел взгляд. – Скверный год. Жестокая жара, засуха. Двадцать девятого мая температура уже поднялась до тридцати пяти градусов. Две студентки из университета Огасты поехали на выходные в Саванну. Домой не вернулись. Во вторник утром автомобилист нашел тело одной девушки возле шоссе в Уэйнсборо. Догадываешься, где это? Кимберли ненадолго задумалась. – Хлопковое поле. Округ Берк? Мак улыбнулся, сверкнув зубами, особенно белыми по контрасту с загорелым лицом. – Быстро соображаешь. Видишь ли, это одно из правил игры: первое тело из новой пары всегда оказывается неподалеку от второго из предыдущей. То ли убийце нравится последовательность, то ли он дает нам возможность найти второе тело, если мы не нашли его в прошлом году. – Сделав краткую паузу Мак одобрительно посмотрел на нее. – Ну и вторая девушка из этой новой пары? Не в округе Берк? – Почему ты так решила? – Он постоянно меняет места. И можно предположить, что девушка не в ущелье и не на хлопковом поле. Действуя методом исключения. – Джорджия – это шестьдесят тысяч квадратных миль гор лесов, морского побережья, болот, персиковых садов, табачных полей и городов. Двух исключений мало. Кимберли, признав его правоту, слегка пожала плечами и сама того не замечая, закусила нижнюю губу. – Ну ладно, ты сказал, это игра. Оставляет он вам путеводные нити? Мак ответил ослепительной улыбкой. – Да, мэм. Второе правило игры – чтобы она была состязательной, нужно оставлять ключи к разгадке. Давай вернемся к самой первой девушке, найденной неподалеку от Атланты. Она лежала возле большого шоссе, помнишь? Не было следов побоев или изнасилования, то есть ни крови, ни спермы, никаких улик, какие можно обнаружить, расследуя убийство. Но тут есть кое-что любопытное. Тело чистое. Совершенно чистое. Словно кто-то вымыл руки, ноги и обувь жертвы. Не найти не только волоска или нити из одежды убийцы, но даже следов пролитого пива на туфлях или шелухи арахиса в волосах. Тело словно… подвергнуто санитарной обработке. – Все? – быстро спросила Кимберли. – Тогда нет полной уверенности, что не произошло изнасилования. Мак покачал головой. – Нет, не все. Только… обнаженные части. Волосы, лицо, конечности. Что я предполагаю? Он обтирает их губкой. Ну… как классную доску. И потом начинает свою работу. – О Господи, – прошептала Кимберли. Она уже не знала, хочет ли слушать дальше. – Первая девушка представляет собой карту, – спокойно продолжил Мак. – Потому он и оставляет тело возле большой дороги, чтобы его легко было найти. Может быть, потому девушка и умирает быстро и сравнительно безболезненно. Она нужна ему только как приспособление, ориентир, указвающий, где ведется подлинная игра. Кимберли снова подалась вперед. Сердце у нее сильно заколотилось, нейроны в мозгу активизировались. Она догадывалась, к чему идет дело. Ей виделась темная, петляющая дорога. – Что представляли собой ключи? – В первом случае мы нашли птичье перо в волосах девушки, смятый цветок под ее телом, измельченную горную породу в туфле и визитную карточку в сумочке. Криминалистическая лаборатория, как положено, взяла все пробы. И… никакого результата. – Никакого? – Кимберли, ты бывала хоть раз в криминалистической лаборатории? Кстати, я имею в виду не лабораторию ФБР. У федералов определенно есть деньги. Я говорю о том, чем приходится пользоваться нам, работягам полицейским. Кимберли покачала головой. – У нас много оборудования. Но если приходится работать не с отпечатками пальцев или с ДНК – это сущая правда, – оно бесполезно, как непарный носок. У нас нет баз данных. Само собой, мы берем образцы почвы, но не можем сканировать их в каком-нибудь гигантском компьютере и, словно по волшебству, как в детективных фильмах, получить на экране название местности с такой почвой. Честно говоря, бюджет у нас скудный, поэтому экспертиза совершенно отсталая. Берешь образцы, и если у тебя когда-нибудь появится подозреваемый, начинаешь с ними работать. Берешь землю с места преступления и надеешься, что она идентична земле со двора преступника. Вот и вся польза от них. Мы взяли измельченную горную породу, перо, цветок и при этом знали, что нам они ничего не дадут. Поэтому отправили их настоящим экспертам, которые могли дать о ним какое-то заключение. И ждали девять месяцев. Кимберли зажмурилась. – Не может быть. – Никто не знал, – спокойно сказал Мак. – Пойми, никто не ожидал, что этот человек ведет такую игру. – Вторую девушку он оставил в ущелье, ведь так? С галлоновой бутылью воды. В туфлях на высоких каблуках. В почти сорокаградусную жару. Но если б вы своевременно истолковали ключи… – То есть если бы распознали в белом цветке стойкий тоиллиум, редкое растение, встречающееся только в районе площадью пять с небольшим квадратных миль – в ущелье Таллула? Или поняли бы, что перо принадлежит соколу-сапсану гнездящемуся в этом ущелье? Или узнали бы, что гранит найденный измельченным в ее туфле, соответствует взятым с тех скал образцам, или выяснили бы, что найденная в сумочке визитная карточка принадлежит представителю «Джорджия пауэр», компании, которая владеет ущельем? Конечно, знай мы все это, то, может, нашли бы ее. Но большая часть этих сведений поступила через несколько месяцев, а бедная Дианна Уилсон была уже мертва и похоронена. Кимберли опустила голову, думая о несчастной девушке, одинокой, растерянной в глубине враждебного леса, пытающейся выйти из него по рытвинам и кочкам в туфлях на высоких каблуках, в черном платьице. Невыносимая, палящая жара. Ей стало любопытно, быстро ли выпила девушка воду в надежде, что ее скоро найдут, или с самого начала экономила, опасаясь самого худшего? – А вторая пара девушек? – спросила она. Мак пожал плечами. Глаза его были мрачными, хмурыми. Закаленный профессионал, он старался казаться бесстрастным, но получалось это у него не лучшим образом. – Мы все еще ничего не понимали. Как только тело Дианны вынесли из ущелья, все сделали вот какой вывод: некто похищает девушек и любит прятать их там. Принимая во внимание сильнейшую жару, шерифское управление округа Рабан повело себя логично, бросив все силы на обыскивание парка. Лишь через неделю стало ясно, что девушки там нет, но даже и тогда не было полной уверенности. – Что представляли собой ключи? – У Джози Андерс были белые пушинки на красном платъе, засохшая грязь на туфлях, четыре ядрышка в сумочке, а в кармане скомканная салфетка из бара, на которой был записан телефонный номер. – Пушинки и ядрышки имели какое-то отношение к хлопчатнику – догадалась Кимберли. – При дальнейшем изучении выяснилось, что пушинки сняты с семян хлопчатника. Ядрышки были из зерен хлопчатника. В грязи было высокое содержание навоза. А телефонный номер принадлежал Лайлу Берку, шестидесятипятилетнему пенсионеру-электрику, жившему в Саванне, который ничего не слышал ни об этих девушках, ни о баре «Рокси» где их последний раз видели живыми. – Округ Берк, – проговорила Кимберли. Мак кивнул. – Хлопок – негодный ключ в таком штате, как Джорджия. Его выращивают в девяноста семи округах. Однако добавление телефонного номера… видно, убийца счел это спортивным. Теперь нам нужно было бы обыскивать всего восемьсот квадратных миль. Обрати мы внимание… Голос Мака оборвался. Он ненадолго отвернулся от Кимберли; его кулак непрестанно разжимался и сжимался в бессильной досаде. – Когда ты начал догадываться? – Через два месяца после того, как нашли Кейси Купер на хлопковом поле. Пришли последние заключения экспертов, и мы сделали выводы. Обратили внимание на то, что девушки исчезали парами. В обоих случаях первую находили быстро, возле оживленного шоссе. И в обоих случаях вторую не находили долго; в конце концов она оказывалась в отдаленном и опасном районе. Однако на телах первых были указания на этот район. Черт, если б мы раньше поняли эти ключи, то нашли бы вторую девушку вовремя. Право, там можно было уловить какой-то смысл. Мак раздраженно вздохнул, потом философски пожал плечами и продолжил: – Мы создали опергруппу. Втайне от общественности. Работали поначалу за кулисами, выискивали лучших знатоков Джорджии – биологов, ботаников, геологов, энтомологов и так далее, наводили их на размышления об этом человеке и о том, где он может совершить следующее нападение. Нашей целью было упредить его. Это не удалось, но, во всяком случае, у нас появились специалисты, способные дать быстрые ответы, если нападение будет совершено снова. – И что? – спросила Кимберли. – Двухтысячный год, – ответил Мак. – Мы уже сочли поумневшими. Но какое там! Еще два похищения, три новыe девушки. – Мак взглянул на часы. Махнул рукой и, взяв ладонь Кимберли в свою, пошел с ней к выходу. – Но то было тогда. А это теперь. Если мы имеем дело с Экокиллером времени у нас в обрез. Часы тикают. И тебе нужно сделать вот что. Глава 10 Квонтико, штат Виргиния 14 часов 3 минуты. Температура 36 градусов Из-за особого агента Майкла Маккормака ее исключат из академии. Кимберли бесстрастно думала об этом, ведя машину по извилистым улицам Квонтико к автостраде. Она переоделась в форменные брюки и синюю рубашку Академии ФБР, сунула в кобуру свой добрый старый «пугач» и прицепила к ремню наручники. Раз ей предстояло делать упор на то, что она начинающий агент, нужно и выглядеть соответствующим образом. Кимберли могла бы сказать Маку «нет» и размышляла об этом по пути. В сущности, она не знала этого человека. Кроме приятной внешности и неотразимых голубых глаз, он ничем не привлекал ее. Она даже не совсем верила его истории. Да, конечно, этот Экокиллер, видимо, терроризировал Джорджию. Но то было три года назад. В штате, находящемся за сотни миль. С какой стати психу из Джорджии вдруг оказаться в Виргинии? Тем более оставлять мертвое тело под носом у ФБР? Это казалось неправдоподобным. Мак видел то, что хотел видеть. Он не первый полицейский, одержимый каким-то делом, и не последний. Все это не объясняло, почему Кимберли ушла с послеполуденных занятий, совершив нарушение, за которое могло влететь. И почему она теперь ехала в окружную медэкспертизу, хотя куратор недвусмысленно велел ей держаться в стороне от расследования. За этот пустячный акт о неповиновении Кимберли могли исключить. И однако же, едва Мак изложил свою просьбу, она согласилась. Кимберли хотела поговорить с медэкспертом. Хотела проникнуть на вскрытие тела несчастной девушки, с которой не была знакома. Она хотела… хотела узнать. Что произошло. Хотела узнать имя этой девушки и о чем та недавно мечтала. Узнать, страдала ли она или смерть наступила быстро. Узнать, какие ошибки мог совершить неопознанный субъект, и воспользоваться ими, чтобы разыскать и справедливо наказать за девушку которая заслуживала лучшей участи. Словом, Кимберли строила планы. Как выпускница психологического факультета, она узнавала эти симптомы. Как молодая женщина, чьи мать и сестра погибли насильственной смертью, Кимберли не могла бы остановиться, даже если б старалась. Она нашла тело жертвы. Она стояла одна возле него в темном лесу. И не могла бы теперь покинуть ее. Кимберли приехала по адресу, полученному на базе морской пехоты, спросила о ведущем расследование агенте ВМСУР и выяснила, что он поехал в морг на вскрытие. Хорошо, что присутствие особого агента Кэплана при вскрытии давало Кимберли возможность проникнуть на эту процедуру. Она приехала только поговорить с ним, но раз уж оказалась здесь… Плохо то, что опытному особому агенту, может не понравиться, что начинающий агент суется в его расследование, и он будет менее снисходительным, чем усталый медэксперт. Вот почему Мак и возложил на нее эту миссию. Никто не допустит другого агента в дело, которым занимается. А всего-навсего студентку… Играй на своей неопытности, советовал он Кимберли. Никто не заподозрит маленькую смущенную новенькую. Кимберли поставила машину у неприметного пятиэтажного здания и глубоко вздохнула. Подумала о том, нервничал ли так хоть раз перед делом ее отец. Да и вообще, сходил ли когда-нибудь с проторенного пути? Рисковал ли всем, чтобы так узнать правду об одной из мертвых девушек в мире, где много убитых блондинок? Спокойный, отчужденный отец. Кимберли не представляла себе ничего подобного, но почему-то эта мысль приободрила ее. Она распрямила плечи и вошла внутрь. В нос сразу же ударил запах, антисептический и стерильный. Запах места, где точно есть что прятать. Кимберли подошла к огражденной стеклом регистратуре, изложила свою просьбу и выразила признательность за то, что регистратор сразу пропустила ее, открыв зажужжавший электронный замок. Кимберли направилась в конец длинного коридора с голыми стенами и покрытым линолеумом полом. Возле бледно-желтых стен стояли металлические тележки. Серые стальные двери вели в другие коридоры; средства защиты требовали кодов доступа, которых у нее не было. Здесь было прохладно. От звука ее шагов по коридору разносилось пугающее эхо; вверху гудели лампы дневного света. Руки у Кимберли дрожали. По спине поползли капли пота. То, что она попала в это прохладное место, должно было бы принести желанное облегчение после душной жары снаружи. Но не принесло. В конце коридора Кимберли открыла деревянную дверь и очутилась в еще одном коридоре. Там находились кабинеты медэкспертов. Она нажала кнопку звонка и очень удивилась, когда дверь приоткрылась и оттуда выглянул особый агент Кэплан. – Ищете медэксперта? Он занят. – Вообще-то я ищу вас. Кэплан распрямился. Кимберли увидела, что его темные, коротко остриженные волосы тронуты легкой сединой. Судя по огрубевшему лицу, суровым глазам и тонким губам, которые чаще осуждающе сжимались, чем улыбались, он был человеком не жестоким, но строгим. Как-никак Кэплан держал в узде весь военный флот и морских пехотинцев. Да, с ним будет непросто. – Начинающий агент Кимберли Куинси, – представилась она и протянула руку. Кэплан пожал ее. Рука его была твердой, выражение лица настороженным. – Вам пришлось проделать большой путь. – Насколько я понимаю, у вас есть вопросы ко мне. При моем распорядке мне показалось наиболее разумным найти вас самой. На базе морской пехоты сказали, что вы здесь, и я решила поехать. – Ваш куратор знает, что вы не в академии? – Я не сказала ему, что уезжаю. Однако во время нашего разговора сегодня утром он отметил, что сотрудничество с расследованием ВМСУР очень важно. Я заверила его, что окажу любое содействие, какое в моих силах. – Угу. – Кэплан смотрел на нее и затягивал, затягивал, затягивал молчание. Если у этого человека есть дети, они никогда не выбираются в бары по вечерам. Кимберли безумно хотелось подвигать пальцами. Она сунула руки в карманы и снова пожалела, что не носит свой «глок». Трудно излучать уверенность, когда вооружена «красной игрушкой». – Как я понимаю, вы посетили место преступления, – сказал Кэплан. – На минутку. – Основательно испугали ребят. – При всем моем уважении, сэр, ваши ребята легко пугются. Губы Кэплана растянулись в слабом подобии улыбки. – Я сказал им то же самое, – произнес он, и на миг они стали сообщниками. Но этот миг прошел. – Почему вы суетесь в мое расследование, начинающий агент Куинси? Отец не учил вас, что этого не следует делать? Кимберли напряглась. Сдержав побуждение резко ответить, она заставила себя расслабиться и дышать спокойно. – Я поступила в академию не потому, что увлекалась шитьем. – Значит c познавательной целью? – Нет. Кэплан нахмурился. Хорошо, пусть поломает голову. – Спрашиваю еще раз: почему вы здесь, начинающий агент Куинси? – Потому что я обнаружила труп девушки, сэр. – Потому что обнаружили? – Да, сэр. И хотела бы завершить то, что начала. Этому отец учил меня. – Расследование не ваше, и не вам завершать его. – Да, сэр. Оно ваше, целиком и полностью. Я всего-навсего студентка. Однако надеюсь, вы будете настолько добры, и позволите мне присутствовать. – Добр? Меня добрым никто не считает. – Если позволите неопытной студентке посмотреть вскрытие и поблевать, это не изменит вашей репутации, сэр. Тут Кэплан улыбнулся по-настоящему, и лицо его стало привлекательным, даже приветливым. – Видели когда-нибудь вскрытие, начинающий агент Кимберли? – Нет, сэр. – Вас доконает не кровь. Запах. Или же визг пилы при соприкосновении с черепом. Как полагаете, сможете это выдержать? – Почти уверена, что меня вырвет, сэр. – Ну, как знаете. Вот так приходится воспитывать федералов, – негромко промолвил Кэплан и, открыв дверь, впустил Кимберли в холодную стерильную прозекторскую. * * * Тина отчаянно силилась удержать рвоту. Желудок сводило, горло стискивало, и к нему подступала желчь. Ожесточенно, настойчиво она загоняла ее обратно. Рот Тины был заклеен липкой лентой. Она боялась захлебнуться, если ее начнет рвать. Тина плотнее свернулась в клубок. Колики в нижней части живота как будто стали слабее. Может, таким образом они выиграла несколько минут. А потом? Она не представляла. Тину окружала черная, могильная тьма. Она ничего не видела и почти ничего не слышала. Руки ее были стянуты за спиной липкой лентой, правда, не очень туго. Лодыжки как будто тоже. Если пошевелить ступнями, лента издаст хлюпающий звук и немного ослабнет. Вообще проблема заключалась не в ленте. Тина поняла это несколько часов назад. Свободы ее лишала не липкая лента вокруг конечностей, а запертый пластиковый контейнер, в котором она находилась. В темноте трудно было разобрать, судя по размеру, металлической дверце и отверстию вверху, к которым она могла прижаться щекой, ее бросили в очень большой ящик для перевозки животных. Подумать только! Я заперта в ящике для собак. Тина немного поплакала, но потом так разозлилась, что начала биться о пластик и железную дверцу, но только ушибла плечо и ободрала колени. Измученная страхом и болью, не зная, что делать дальще она заснула. Проснувшись, Тина обнаружила, что губы уже не заклеены липкой лентой, а в ящике находится галлоновая бутыль воды и плитка высокопитательного концентрата. Тина не желала прикасаться ни к чему – она не дрессированная обезьяна! Но, подумав о нерожденном ребенке, стала есть концентрат, жадно запивая его водой. Однако Тина заподозрила, что в воду подмешан наркотик, поскольку, выпив ее, снова крепко заснула. Когда проснулась, рот снова был заклеен лентой, а обертка от концентрата исчезла. Тине хотелось плакать. Наркотик вреден и для нее, и для ребенка в ее чреве. Странно, месяц назад она даже не знала, хочет ли ребенка. Но потом Бетси принесла домой книгу, изданную клиникой Мэйо, о внутриутробном развитии ребенка, и они вместе просмотрели все иллюстрации. Теперь Тина знала, что через полтора месяца после зачатия ее ребенок достиг в длину половины дюйма. У него большая голова с глазами, но без век, маленькие ручки и ножки с ладонями и ступнями, похожими на лопасти весла. Еще через неделю он станет длиной в дюйм, а на ладонях и ступнях появятся крохотные, соединенные перепонкой пальчики, и ребенок будет напоминать самую красивую на свете лимскую фасолину. Словом, зародыш был для нее уже ребенком. Крохотным, драгоценным, и Тина не могла дождаться дня, когда возьмет его на руки и постарается насладиться этой минутой, потому что мать вскоре начнет сживать ее со свету. Мать. О Господи, даже мысль о ней вызвала желание заплакать. Если что-то случится с ее дочерью… Жизнь иногда несправедлива к пожилой женщине, которая трудится изо дня в день в надежде, что дочери будет житься лучше. Нужно сосредоточиться и сконцентрировать внимание, если не хочешь бесследно исчезнуть. Стать нелепой статистической величиной. Тина снова напрягла слух, стараясь уловить какой-то намек на то, чего ждать дальше. Тина почти не сомневалась, что находится в машине. Она ощущала движение, но ее смущало то, что ничего не видно. Возможно, ящик стоит в крытом пикапе или затемненном фургоне. Тина не думала, что сейчас ночь, хотя не могла взглянуть на часики, а поэтому не знала, сколько времени прошло. Спала она, видимо, долго. Наркотик, а потом страх сделали свое дело. Ей было очень одиноко. В непроглядной тьме не слышалось ни чьего-то дыхания, ни испуганного хныканья. Что бы еще ни находилось в машине, Тина понимала, что живых существ, кроме нее, здесь нет. Может, это и хорошо. Может, она единственная, кого он похитил. Но почему-то Тина сомневалась в этом, отчего хотелось заплакать. Тина не представляла, зачем он это делает. Может, он извращенец, похищает студенток, увозит в свое отвратительное логово и совершает неописуемые вещи? Однако она одета и на ней даже сандалии на трехдюймовой подошве. Кроме того, он оставил ей сумочку. Вряд ли извращенец поступит так. Может, он работорговец. Тина слышала такие истории. За океаном белая девушка стоит больших денег. Может, она окажется в гареме или в каком-нибудь низкопробном баре в Бангкоке. Ну и удивятся же они, когда у их красивой юной добычи внезапно появится брюхо. Будут знать, как сперва похищать, а потом разговаривать. Ее ребенок родится для рабства, проституции, порно… К горлу снова подступила желчь, но Тина решительно загнала ее обратно. «Мне нельзя допускать рвоты, – пыталась она внушить животу. – Ты не должен подводить меня. Мы вместе попали в эту передрягу. Я найду способ выбраться из этого ящика. А ты удерживай еду и воду. У нас на счету каждая калория».

Конец ознакомительного фрагмента.