— Но это у меня, я полагаю, вопрос темперамента. Я часто надеялся, хоть мне и чуждо стремление к самовозвеличиванию, что высшие силы, быть может, назначили мне в удел стать одновременно Рузвельтом и Лонгфелло великого и неизменно ширящегося всемирного движения в пользу охраны народного здоровья не слаба ли ваша сигара, доктор? или, пожалуй, лучше было бы сказать не Лонгфелло, а Киплингом народного здоровья, потому что, несмотря на целый ряд прекрасных строф и на моральную возвышенность нашего Кембриджского Мудреца, в его поэзии нет того размаха и той силы, что у Киплинга.

Полагаю, вы согласны со мною или согласитесь, когда вам представится случай увидеть плоды нашей работы в городе и успех, с которым мы торгуем идеей «Улучшай Здоровье», что ни в чем так не нуждается мир, как в истинно вдохновенном, отважном вожде, который, как башня, возносится над толпой, — так сказать, в Билли Санди нашего движения, в человеке, который умел бы надлежащим образом использовать сенсацию и расшевеливать людей в их косности. Газеты — и я могу только сказать, что они мне льстят, сравнивая меня с Билли Санди, величайшим евангелистом и христианским проповедником, — газеты утверждают иногда, будто я слишком гонюсь за сенсацией. Ха! Если б только они понимали, что вся беда в том, что я недостаточно гонюсь за сенсацией! Все же я стараюсь, стараюсь, и… Посмотрите! Вот плакат. Он написан моею дочерью Орхидеей, а стихи — мое собственное скромное произведение, и смею вас уверить, их цитируют везде и всюду:

А вот еще плакат — менее значительный; здесь нет стремления подняться до широких абстрактных обобщений, но вас поразит, до чего такая вещь действует на беспечных матерей, которые, конечно, вовсе не пренебрегают намеренно здоровьем своих малюток, однако их нужно наставлять, а иногда и подстегнуть, и когда они видят такой плакат, он заставляет их призадуматься:

Некоторые мои вещицы — а я их слагаю в пять минут, не больше — получили высокую оценку. Как-нибудь, когда у вас выдастся свободный часок, просмотрите этот альбом вырезок, просто чтобы видеть, доктор, чего можно достичь, если вести движение современными и научными методами. Это вот о противоалкогольном митинге, который я провел в Де-Мойне. Зал был битком набит, и я владел им: все до одного вскочили на ноги, когда я доказал с цифрами в руках, что девяносто три процента всех случаев сумасшествия имеют своей причиной пьянство! Или вот еще, — правда, это не имеет прямого отношения к охране здоровья, но зато показывает, какие вам здесь открываются широкие возможности включиться в любое движение, имеющее целью благо общества.

Он извлек новую газетную вырезку. Над карикатурой исполненной карандашом и пером, — громадная усатая голова на крохотном тельце, — красовался заголовок:

Пиккербо смотрел и предавался воспоминаниям:

— Прелестный был митинг! Мы подняли посещаемость церкви по округу на семнадцать процентов! Ах, доктор, вы учились в Уиннемаке и проходили стаж в Зените, не так ли? В таком случае вас должно заинтересовать вот это. Вырезка из зенитского «Адвокейт-Таймс», стихи Чама Фринка, который — вы, я думаю, согласитесь со мной! — стоит в одном ряду с Эдди Гестом и Уотом Мейсоном — нашими величайшими поэтами и, несомненно, популярнейшими, откуда явствует, что американская публика отнюдь не страдает недостатком литературного вкуса. Милый старый Чам! Я приехал тогда в Зенит делать доклад на всеамериканском съезде Конгрегациональных воскресных школ — я и сам, видите ли, конгрегационалист [51] — на тему «Здоровье — наш моральный долг». И вот Чам написал обо мне эти стихи:

Многоречивый доктор Пиккербо вдруг застыдился.

— Может быть, нескромно с моей стороны показывать это всем и каждому. Но когда я читаю стихи, отмеченные такой оригинальностью, таким поэтическим взлетом, когда я вижу такой подлинный карманный шедевр, я убеждаюсь, что я — вовсе не поэт, как ни сильно способствуют мои вирши Делу Здравоохранения. Пусть мои духовные детища учат гигиене и вносят свою лепту в спасение тысяч драгоценных жизней, но они — не литература, если их сопоставить со стихами Чама Фринка. Нет, я, конечно, не более как скромный ученый на посту чиновника.

Однако вы сейчас увидите, как один из этих моих опытов благодаря своей забавности и остроте и некоторой мелодичности, так сказать, золотит пилюлю — отучает беспечных людей плевать на тротуары и выманивает их на лоно великой природы, где они наполняют легкие озоном и ведут здоровую жизнь первобытных людей. Вам, верно, любопытно будет проглядеть первый номер небольшого альманаха, который я недавно основал — мне доподлинно известно, что многие редакторы газет намерены перепечатывать из него материал, способствуя таким образом нашему высокому делу и в то же время рекламируя мое издание.

Он вручил Мартину книжицу, озаглавленную: «Пикули Пиккербо».

В стихах и афоризмах «Пикули» рекомендовали хорошее здоровье, хорошие дороги, хорошие заработки и единый стандарт нравственности. Доктор Пиккербо подкреплял свои предписания статистическими данными, столь же убедительными, как те, которыми некогда преподобный Айра Хинкли устрашал Дигамму Пи. Так, в одной статье сообщалось, что из мужей, разведшихся со своими женами в Онтарио, Теннесси и Южном Вайоминге за 1912 год, подавляющее большинство — пятьдесят три процента! — выпивали не менее одного стакана виски в день.