Это предостережение еще не дошло до сердца Мартина, как Пиккербо выхватил у него «Пикули» и, точно оробевший школьник, воскликнул:

— Не стоит читать дальше — тут у меня всякий вздор. Просмотрите как-нибудь после. А вот второй том вырезок будет для вас, пожалуй, любопытен просто как показатель, чего может достичь человек в нашем деле.

Просматривая заголовки, Мартин все более убеждался, что до сих пор плохо представлял себе, какой широкой известностью пользуется доктор Пиккербо. Выяснилось, что он — основатель первого в Айове Ротарианского клуба [52] ; инспектор Конгрегациональной воскресной школы имени Джонатана Эдвардса [53] в Наутилусе; председатель лыжно-туристского клуба «Мокассин», Кегельного клуба западной стороны и Клуба 1912 года имени Рузвельта [54] ; зачинщик и распорядитель Объединенного пикника Гимнастического общества, Лесовиков, Лосей, Масонов, Чудаков, Рыцарей Колумба, Б'наи, Б-рит [55] и ХАМЛа; а также завоеватель призов за чтение наизусть наибольшего количества стихов из библии и за лучшее исполнение ирландской джиги на вечерне Полной луны, устроенном библейской школой для взрослых имени Джонатана Эдварде а.

Мартин узнал, что доктор Пиккербо читал доклад членам Клуба Двадцатого Века в Наутилусе о «Путешествии американского доктора по Старой Европе» и членам Ассоциации питомцев Магфорд-колледжа на тему: «Требуется старому Магфорду инструктор по футболу — американец во весь рост».

Но и за пределами Наутилуса Альмус Пиккербо шумно напоминал о своем существовании.

На еженедельном завтраке Торговой Палаты города Толедо он держал речь на тему: «Чем больше здоровья, тем выше доход». Он просвещал заседавший в Уичите Всеамериканский совет пригородного трамвайного сообщения относительно «Основ гигиены для работников трамвая». Семь тысяч шестьсот рабочих детройтских автомобильных заводов слушали его доклад: «Сперва здоровье, потом техника безопасности, а пьянство — ни-ког-да!» А на большой конференции в Ватерлоо Пиккербо помог организовать первый в Айове отряд противников рома.

Посвящая ему статьи и передовицы, газеты и ведомственные журналы и один еженедельник резиновой промышленности украшали свои страницы фотографиями самого доктора Пиккербо, его цветущей супруги и восьми резвых дочерей, снятых то в канадских зимних костюмах среди снега и ледяных сосулек, то в легких, но скромных спортивных костюмах играющими в теннис во дворе, то в костюмах неведомо каких жарящими ветчину на фоне сосен Северной Миннесоты.

Мартину нестерпимо хотелось уйти и отдохнуть.

Назад в Симс-Хаус он пошел пешком. Ему было ясно: для культурного человека самый факт, что Пиккербо ратует за какую-либо реформу, будет достаточным основанием отмахнуться от нее.

Дойдя до этой мысли, Мартин сам себя одернул и выругал за то, что он почитал своим старым грехом высокомерия перед приличными нормальными людьми… Провал. Непостоянство. Сперва в университете, потом в частной практике, в неумелых распоряжениях по санитарии. И теперь опять?

Он убеждал себя: «Энергия и благодушие Пиккербо — как раз то, что нужно, чтобы довести до широких масс научные открытия Макса Готлиба. Какое мне дело, что Пиккербо пускает пыль а глаза конференциям попечителей воскресных школ и прочим кретинам, лишь бы он оставлял меня в покое и давал мне делать свое дело в лаборатории и по надзору за молочными фермами.

Он разжег в себе энтузиазм и весело, уповая на будущее, вошел в обшарпанный с высоким потолком номер гостиницы, где сидела в качалке у окна Леора.

— Ну, как? — спросила она.

— Очень хорошо, меня замечательно встретили. И мы приглашены завтра вечером на обед.

— Что он за птица?

— Отчаянный оптимист. Он умеет добиться своего, он… Ох, Леора, неужели я опять окажусь брюзгливым, неуживчивым кисляем? Опять провалюсь?

Он зарылся лицом в ее колени и льнул к ее любви — к единственной реальности в мире болтливых призраков.

К тому времени когда под окнами у них зашелестели клены на ветру, поднявшемся с наступлением сумерек, и добропорядочные жители Наутилуса в своих тряских «фордах» покатили домой ужинать, Леора успела убедить Мартина, что Пиккербо своею шумихой не помешает его работе, что они ни в коем случае не останутся в Наутилусе на всю жизнь и что она, Леора, нежно его любит. Они спустились к ужину — к старозаветному айовийскому ужину с оладьями из кукурузной муки и множеством закусок, не лишенных для них интереса после вдохновенной, но неумелой Леориной стряпни, а потом пошли в кино и держались за руки, и были вполне довольны.

На другой день доктор Пиккербо был более занят и менее говорлив. Он ознакомил Мартина с частностями предстоявшей работы.

Сам Мартин, освободившись от возни с порезанными пальцами и больными ушами, наивно воображал, что будет проводить радостные дни в лаборатории, выходя из нее только для борьбы с фабрикантами, не признающими требований санитарии. Но он быстро убедился, что его работу в точности определить невозможно — придется делать понемногу все дела, какие для него придумают доктор Пиккербо, газеты или первый попавшийся житель Наутилуса.

Ему предстояло умиротворять разговорчивых избирателей, которые приходили и жаловались на все — от запаха, источаемого канализацией, до вечеринок с пивом у соседей; предстояло диктовать в конторе корреспонденцию обидчивой стенографистке, представлявшей собою не Девушку-Работницу, а Милую Девицу, Которая Работает; давать материал в газеты; покупать скрепки для бумаг, мастику для полов и бланки для отчетов — все как можно дешевле; помогать по мере надобности двум врачам городской больницы, работавшим на половинном окладе; командовать сестрами и двумя санитарными инспекторами; ругаться с Компанией вывоза отбросов; арестовывать или по меньшей мере отчитывать всех, кто плюет на тротуары; лететь на «форде» наклеивать плакаты на стены домов, где появилась заразная болезнь; строгим оком ученого следить за эпидемиями от Владивостока до Патагонии и не допускать (неясно, какими способами), чтобы эти эпидемии приближались к Наутилусу и убивали землевладельцев и вносили замешательство в деловую жизнь города.