Арди на миг показалось, что он уже где-то видел подобное. Что-то кто-то, когда-то, так же крепко его обнимал и так же страшно боялся разжать объятья.

— Ну ты чего, — он гладил по её могучей, широкой спине. — даже если сегодня последний день, когда ты меня учишь, то это не значит, что я не смогу приходить к тебе играть и болтать. Вот увидишь! Когда я стану полноправным охотником, то буду навещать тебя даже чаще, чем сейчас!

Она терлась щекой о его щеку, покалывая мягкой, но острой шерстью. А затем так же резко отстранилась, наклонилась и заглянула в глаза.

— Помни, добрый друг, — прошептала она на языке своего племени. Племени Фае. Арди хорошо умел на нем читать и понимал, когда слышал речь, но когда пытался говорить, то вызывал этим у волчицы приступы неудержимого хохота. — здесь твой дом, земли твоих предков. Они жили здесь. Умирали здесь. Хранили их для своих потомков, как мать хранит дитя. Каждый шаг среди гор, равнин и холмов, лесов и полей, рек и озер этого края — твои кровь и плоть. Здесь твои духи. И чтобы не произошло, как бы далеко тебя не увела тропа, как бы одиноко ты себя не ощущал, помни, что здесь тебя ждут. И всегда будут ждать.

Затем она вытянула ладонь, прошептала что-то над ней и протянула Арди маленькую фигурку дуба. В традициях Фае дубы, пусть не такие прочные, как Железные Деревья, и не такие долгоживущие, как Кедры, являлись хранителями историй и легенд тех, кого накрывали своей щедрой тенью.

— Это твое, — прошептала Атта’нха, она обвила дуб тонким ремешком и завязала его вокруг шеи охотника. — а теперь ступай — наш последний день закончен, я больше не учитель тебе, лишь друг.

— Друг, — повторил Арди, после чего широко улыбнулся и обнял волчицу. — до завтра, Атта’нха-друг. Я приду к тебе со Скасти и Кайшасом! Они опять хотели сыграть в прятки. Эта парочка, конечно, знают леса даже лучше Шайи и Гуты, и я редко, когда выигрываю, но, думаю, вдвоем мы с тобой легко с ними справимся! Между прочим — на кону целый куст ежевики! Ставки высоки, как никогда!

— Конечно, — кивнула Атта’нха. — До встречи, добрый друг.

Арди опять улыбнулся, еще раз крепко обнял волчицу и побежал по тропе в сторону леса. Ненадолго он задумался, почему она сегодня была такой грустной. В конце концов ничего страшного из-за того, что она больше не может его учить, не произойдет. Они ведь смогут и дальше болтать, и играть. Да хотя бы просто вместе гулять по Алькаде. Этого вполне достаточно…

Арди не видел, как закружилась метель вокруг волчицы и не услышал того, как она завыла, глядя на поднимающееся над востоком холодное око Духа Ночи. Не увидел и того, как на её плечо забрался бельчонок с маленькой веточкой в лапах.

— А это оказалось больно, да, хозяйка?

— Больно, мудрец… я знала, что будет больно, но не знала, что так.

— Ей тоже было больно, хозяйка. Может даже больнее, чем вам. Как забавно, да? Полукровка… первый, за тысячи лет, смертный с кровью людей, кто учился у одной из дочерей Королевы Зимы.

— Но она знала, что её сын вернется, — произнесла волчица, словно её волновала лишь часть сказанного бельчонком. Та часть, что оказалась важнее всего остального. — Знала, что…

— Надеялась. Даже верила. Но скорее — просто надеялась, — перебил Скасти.

Они вместе смотрели на исчезающие следы на снегу.

— Мне было так страшно, мудрец, — прошептала Атта’нха. — страшно, что я больше никогда не проснусь.

— Нам тоже, хозяйка, — бельчонок выпрямился, поднял веточку и указал ей куда-то на север. — но… я верю или… просто надеюсь, что однажды мы очнемся снова и наш добрый друг улыбнется нам, позовет играть и расскажет так много историй, что мы см…

Он так и не договорил.

На поляне стоял деревянный тотем в виде волчицы с чертами человека. Она держала в лапах-руках резной белый посох и по её щекам катились слезы прозрачного янтаря. На плече сказочного создания сидел крупный деревянный бельчонок размером с молодую лису. Вот снова подул ветер, кружась среди злой пурги и скрыл их в белоснежных покровах.

Как скрыл он среди непроглядных облаков вершину горы, похожей на выточенный изо льда клык и потушил свет в хижине, обернувшейся простым скальным валуном; как он припорошил письмена и картины на стенах глубокой впадины, а затем полетел и дальше. Он поймал бегущего среди облаков четырехкрылого орла, прижал его к земле и усадил на плечи огромного горного козла с рогами, которым позавидовал бы самый гордый из сохатых. Так они и стояли древесными изваяниями на широком горном плато.

А ветер летел дальше.

Он скрывал снегами и льдами тропы в лесу, сковывал реки и озера, наряжал деревья в пушистые, белоснежные шубы и бежал, бежал, бежал пока не нагнал медведя, облаченного в рассвет и рысь, с шерстью из весенних трав. И вот уже на лугу, в окружении качающихся сосен, стоял еще один древесный тотем, изображающий странных зверей из давно забытых сказок.

Ветер все бежал, а Арди, смеясь, пытался его обогнать, не видя и не зная, как засыпает Алькада за его спиной, словно вот-вот, еще немного, и её пределы покинет та последняя искра, что дарила ей дыхание волшебства.