Шрифт:
– Конечно, кости я тебе дам. Но мне тогда оставь кусок пирита, пожалуйста.
– Да, конечно. Мне не жалко. А зачем он тебе?
– Как зачем? На память.
Мы допили вино. И я внезапно стал собираться. Если говорить честно, то это было бегство, даже почти предательство. Передачу пирита теперь Софе предстояло проделать без меня. Но мне уже и без этого было тошно.
Самое смешное, что у меня и впрямь получилось воссоздать структуру костей.
Это оказалось несложно. Сначала я засыпал влажным мелом все поры в кости и обжёг заготовку в печи. Кости рассыпались пеплом, а мел остался - в точности по форме пустот. Потом эту меловую заготовку я облил каучуком с мелкой серебряной стружкой и дал ему застыть. И наконец, обработал парами кислоты - тут уже мел растворился. Получилось пористое каучуковое тело - лёгкое и прочное.
Я так всем этим увлёкся, что даже не грустил из-за Софы. По ночам она, конечно, снилась мне - с волосами, золотыми, как пирит, с губами, алыми, как корунд. Но днём я о ней почти никогда не думал.
Три месяца спустя материал был готов.
Когда есть такой чудесный лёгкий материал, то просто невозможно не сделать летающую машину. Этим я и занялся. Не один, конечно. За инженерную часть отвечал Борис с физической магии. Мне надо было только сделать длинные доски и загнуть их особым образом.
Борис вообще оказался человеком предприимчивым. Он был знаком с великим князем Михаилом и сумел заинтересовать его нашей машиной. Князь принял у себя нас двоих, и мы два часа говорили о прогрессе и новых магических изобретениях.
Его дочь княжна Евгения пожелала изучать физическую магию под руководством Бориса и алхимию под моим руководством.
Наконец, летающая машина была готова. Испытания назначили за городом. Вроде бы всё держали в секрете, но народу всё равно оказалось много. Неожиданно в толпе я увидел и Софу. Она стояла с Александрой и незнакомым мне молодым человеком.
Наша машина взлетела плавно и красиво, хоть и медленно. А вот падать стала, наоборот, - быстро, бестолково. Хорошо хоть подняться успела невысоко и упала на кроны деревьев, водитель отделался переломом ноги.
Я не увидел ни дыма, ни огня, ничего вообще, что указывало бы на какую-то неисправность. Только стая мотыльков выпорхнула из кабины.
Борис едва ли не рыдал. У меня на душе тоже было горько.
В этот момент Софа, уже не скрываясь, подошла ко мне.
Она ведь мотыльковой магией давно не занимается, подумал я. Вся теперь с ящерами и гекконами. Тяжело ей пришлось, губы вон до сих пор синие. Чёрт, что за мысли в голову лезут в такой момент.
– Снова мотыльки, - сказал я вслух.
– Ты повторяешься.
Прошел почти год с того вечера в её палатке. Мы расстались тогда хоть и не возлюбленными, но друзьями. Так почему же встретились сейчас - врагами?
– Не было цели тебя впечатлить, Белов, - пожала плечами Софа.
– А зачем тогда? Это было некрасиво. Даже зло. Я не думал, что ты такая злая.
– Просто я подумала…
– Что ты подумала?
– Что тебе эта должность не нужна. Вот что.
– Неужто ты мне позавидовала?
– удивлённо спросил я.
Софа никогда не отличалась ни честолюбием, ни завистливостью.
А может, приревновала?
Когда мы с княжной перешли к практике по зельям, её привозили ко мне в университетскую лабораторию. Карета с гербами стояла прямо там, у подъезда. Бывало, что в перерывах мы выходили в сад, тут уж тем более каждый мог нас видеть.
Выходит, Софа могла приревновать?
Эта мысль меня немного утешила тогда. Но не полностью, конечно.
Я был очень зол на Софу, по-настоящему зол. И было обидно, что вот я так долго грустил из-за барышни, а барышня эта оказалась настоящей змеей, хоть сейчас на эмблему лекарского факультета. Ничему жизнь меня не учит, думал я по дороге домой. И волосы у неё не как пирит, совсем не похожи. Скорее на медь похоже, на медную проволоку. Эта проволока такая же колючая бывает.
К великому князю нас, ясное дело, больше не звали, Борис к своей задумке тоже охладел. Я поехал на Север смотреть новые месторождения апатитов.
В общем, о заговоре князя Михаила я там и узнал.
Вы, может, уже не помните об этом, но дело тогда было громкое. Шутка ли - сам брат государя решил против него выступить. Даром что двоюродный.
Михаила, правда, только лишили титула и в дальнюю губернию сослали, а вот всех его приближённых гребли широким неводом. Разбираться, кто знал о заговоре, конечно, было недосуг. Многих послали на каторгу, а кое-кого - и на виселицу.
Прелестную Евгению, к счастью, обвинять не стали, она уехала с матерью за границу. Даже написала мне оттуда письмо, очень трогательное. А через полгода вышла замуж за какого-то английского баронета.
Ну что вам сказать? Я начинал писать благодарственное письмо Софе четыре раза. И четыре раза всё выбрасывал. То мне казалось слишком слащаво, то слишком пафосно, то сухо.
Потом решил, что время уже упущено. Решил послать ей письмо к Рождеству и там написать и о заговоре, как бы невзначай. Мол, надо же, как неожиданно и удачно вышло, спасибо тебе, дорогая Софа.