— Первый принадлежит Вольтеру, — сказал Римас, — а второй…

— Второй — Роджеру Бэкону, — опередил его Иван. И Римас довольно усмехнулся.

— Лифшиц понесся расклеивать плакаты на дверях школы и в классах, — продолжил рассказ отец Михаил. — Там его и перехватил физрук. А Нил, раздобыв где-то рупор, залез на крышу и начал орать.

— Нил, ты помнишь, что орал?

— Еще бы! «Для познания нравов какого ни есть народа старайся прежде изучить его язык», — это говорил Пифагор. Как же мы будем общаться в мировом пространстве, если нас хотят лишить этого? Прислушайтесь к мнению мудрых людей: «Не зная языков, ты никогда не поймешь молчания иностранца». Это слова нашего современника, философа и поэта Станислава Леца.

Народ, проходивший мимо школы, начал проявлять интерес. Что происходит в школе? Как ребенок мог оказаться на крыше? Где руководство школы? Немедленно вызывайте пожарных!

— Нил тем временем перешел на немецкий язык, — продолжил Михаил, — и стал орать, что немецкий язык — это язык великих Гете и Шиллера. «Кто не знает иностранных языков, тот ничего не смыслит и в своем родном языке», — процитировал он Гете.

В это время открывается окно на втором этаже и из девчоночьего класса высовывается во весь рост самая красивая девочка школы Лиза Вяземская и кричит: «Нил, я с тобой заодно! Верните в школу Георга Гессе и немецкий язык!»

Появляются пожарные. Нила с трудом стаскивают с крыши. И тогда мы с моими одноклассниками выстраиваемся плотной стеной и отгораживаем его от какой-то сумасшедшей инспекторши из отдела образования. Она как фурия готова растерзать пацана и грозится отчислением. Нас неожиданно поддерживает директор Савик Савелий Борисович по кличке «Сова».

Народа в школьном дворе прибавилось. Одни возмущались происходящим, другие поддерживали Нила. И тут случилось невероятное. К Нилу пробрался корреспондент одной из немецких газет и решил поговорить с ним. С какой целью забрались вы на крышу? Притесняют ли вас в школе? Чем занимаются ваши родители? — задает он кучу вопросов. На что Горский вдруг начинает хохотать. Спецкор в недоумении. А на Нила внимательно уставился незнакомый мужчина, стоявший неподалеку.

— Вы все неправильно поняли, — заявляет Горский на отличном немецком. Сегодня у нас в школе была генеральная репетиция спектакля, который проводится в школе уже несколько лет подряд. Люди вспоминают страшный период войны, ненависть миллионов людей к фашизму и немецкому языку, и то, как сегодня все понимают необходимость объединяться, проявлять толерантность друг к другу, чтобы сохранить мир во всем мире. Вот примерно так и было.

— Да, так это и было, — подтвердил рассказ друга Нил. Только потом со словами: «Ну что, сказочник, пойдем побеседуем», — повел меня в кабинет директора незнакомый мужчина. Я мысленно простился со школой, друзьями. Представил, как родители спускают с меня шкуру. Одним словом, приготовился к худшему.

Как выяснилось, незнакомец оказался только что назначенным заведующим городского отдела народного образования. Жаль, я не запомнил ни его имени, ни фамилии. Это был человек с большой буквы. Он мог бы пустить под откос наши судьбы одним росчерком пера.

Но он ухватился за мою ложь, которую я преподнес немецкому корреспонденту, и тот ее принял. Директор успел сказать, что мы с Ленькой — лучшие ученики школы, победители всевозможных олимпиад.

— Так был еще и сообщник?

— Соратник, — нагло поправил я незнакомца. Терять-то мне было нечего. Директор закатил глаза. Незнакомец усмехнулся. И… меня отпустили. Говорят, эта история стала известна самому Сталину. И когда ему рассказали, что я выдал немецкому спецкору, он хохотал. Затем спросил мои имя и фамилию и сказал: «Изучение языков в школе не прерывать! Учителя вернуть! Еврея Горского даже пальцем не сметь трогать! Он далеко пойдет. Никого не наказывать! А с тем, кто предложил уволить учителя и исключить изучение иностранных языков в школе, разобраться и доложить о принятых мерах!»

А я после того как гроза миновала, впервые пригласил Лизоньку в кино и угостил мороженым. Вот это было самое счастливое событие в тот день и во все последующие тоже, пока…

— Нил, — перебил его Михаил, — я знаю, что Лиза… Я был на отпевании. Меня Римас попросил.

Через некоторое время Нил успокоился. И отец Михаил перешел к разговору о манускрипте. Он внимательно выслушал все, что рассказал ему Горский. Затем задал несколько вопросов Ивану. Сейчас, когда Иван рассказал отцу Михаилу, о чем поведала ему бабуля, переведя последнюю страницу манускрипта, а именно то, что уничтожить его невозможно и нельзя открывать книгу, он задумался.

— Да. Все не так просто, — сказал Михаил Петрович. Дело в том, что экзорцизм (обряд изгнания из человека (места) нечистой силы (бесов) в русской православной церкви определяют как особый церковный чин (обряд), в котором произносятся особые заклинательные молитвы. Но четко расписанного регламента на этот счет нет. До сих пор ведется полемика.

Проводить этот чин имеют право только священники, получившие благословение своего архиерея.

И я, и мой друг священник Церкви Святого великомученика Георгия Победоносца получили архиерейское благословение на проведение этого чина. Однако никто подобной отчитки в отношении предмета или книги не проводил.

Побеседовав с теологами, мы отцом Константином пришли к мысли провести отчитку вблизи места, где зарыт манускрипт.

— Нил, ты говорил, что вблизи избушки, в которой ты обитал, есть небольшая поляна и озеро. И там лежит гигантский валун, по форме напоминающий прямоугольный церковный жертвенник.

— Да, Миша. Там вообще очень странное место. Но я любил приходить туда. Дышалось там свободно. И было еще одно необъяснимое явление: каким бы сильным ни был ветер, там всегда было затишье.