— Я потребовал, чтобы он выбрал, кто ему дороже: сын или будущая жена. Отец не понял меня, решил, что я попросту ревную. От части это было правдой, но все же не главной причиной. Мы поссорились. Сейчас я, возможно, объяснил бы ему по-другому, постарался понять его. Но тогда я был глупым мальчишкой. Я сбежал. Кроме замка, где я часто бывал в гостях у своего друга Артура, мне было некуда пойти. Меня там приютили, разрешили учиться вместе с Артуром, благо учитель жил там же. Теперь я начальник стражи.

— Ты не хочешь поговорить с отцом?

— Я пытался. Наш последний разговор ни к чему не привел. Я хотел поговорить с ним об Элизе и ее способностях, но он меня даже слушать не стал. Прошу, не будем о грустном!

— Хорошо, тогда... Покажи мне свою магию!

— Я не могу, София! Не могу!

— Почему?

— Я боюсь... Вдруг...

— Подумай о чем-нибудь хорошем. Пожалуйста, покажи! Ты ведь видел, как выглядит моя магия. Покажи! — прошу Даниэля, хотя знаю, это опасная затея. Но я должна помочь ему победить страх перед самим собой.

— Хорошо, я попробую! — Даниэль берет меня за руку и закрывает глаза.

Сначала я смотрю на него, но уже через мгновение мое внимание привлекают всполохи, освещающие небо над беседкой. Крошечные язычки пламени, напоминающие горящий фитиль свечи, пляшут на фоне черного ночного неба, то переплетаясь в диковинный узор, то расходясь по сторонам, образуя линию или круг.

— Даниэль, это так красиво! — от восторга я едва не вскакиваю.

Замечаю, что он едва сдерживает слезы, но это слезы радости. Той печали, что всегда была на его лице, больше нет.

Огоньки парят в воздухе, собираются вместе, и на небе вырисовываются два сердца, пылающих огнем. Завороженная этим зрелищем, я прижимаюсь к его плечу.

— София, Софи... Я люблю тебя! — Даниэль смотрит мне в глаза и, заключив в объятия, целует.

— И я тебя! — едва слышно отвечаю ему. Еще мгновение, и совсем потеряю голову.

Кузнечики продолжают свой концерт, и под их музыку огоньки так и вьются вокруг беседки, разгоняя сумрак ночи.

— Даниэль, в замке могут заметить, что меня нет. Я должна возвращаться! — вскакиваю со скамейки и бегу к двери, ведущей на кухню.

Добежав, оборачиваюсь. Даниэль растерянно смотрит на меня, а всполохи в небе все не гаснут. Трусливой походкой возвращаюсь к нему.

— Я... — не знаю, что сказать ему. Сердце сбивается с ритма.

— Спасибо, любимая!

— За что?

— За это! — он улыбается и поднимает руку к небу. — Я больше не боюсь!

Подчинившись ему, огоньки исчезают, медленно растворяясь в ночи.

— Я пойду?

— До встречи! — его глаза светятся радостью, и теперь я могу возвращаться в замок со спокойной душой.

Вернувшись в свою комнату, сразу ложусь спать, но заснуть не получается. Снова и снова вспоминаю его глаза, поцелуй и огоньки. Только на рассвете удается забыться коротким сном.

Утро проходит как обычно, но на уроке мне трудно сосредоточиться, ведь я не выспалась. К счастью, моя ученица этого не замечает.

Перед обедом Элиза просит меня погулять с ней в саду, и я сразу соглашаюсь. Она берет с собой сачок и бежит ловить бабочек. Я едва за ней успеваю. Пока Лиза играет, я прогуливаюсь по саду, полностью погрузившись в свои мысли. А ведь ночью на этом месте горели огоньки...

Внезапно меня охватывает какое-то волнение. Так уже было, и не раз.

Интуиция подсказывает, что он где-то рядом... Но ведь это невозможно!

Приглядевшись, замечаю, что за деревьями кто-то пробирается. Иду туда.

— София! — Даниэль подбегает ко мне неожиданно, подхватывает и кружит, как вчера.

— Что ты здесь делаешь? Как ты узнал, что я в саду? Как ты попал сюда? — у меня слишком много вопросов.

— Любимая, я не мог не прийти! Погода хорошая, и я надеялся, что ты выйдешь. А что до того, как я сюда попал, так я знаю здесь все ходы и выходы!

— Но почему ты здесь? — я все еще ничего не понимаю.

— Из-за этого. — Даниэль осторожно отгибает край перчатки.

Я невольно закрываю глаза, потому что мне больно смотреть.

— Можешь не закрывать глаза. Ничего ужасного здесь нет. Теперь нет!

— Что? — взглянув на его руку, не могу поверить. На запястье нет ни следа!

— Когда я проснулся сегодня, обнаружил, что шрам пропал, не весь, правда, но больше половины.

— Как это?

— Ты вчера плакала. Там, куда упали слезинки, все исчезло, будто и не было никогда!