Только всё равно что-то изменилось.

Эдвард тоже чувствовал несоответствие. Ему нужна была эта встреча, чтобы разобраться в себе, в чувствах. Он ждал чего-то… особенного. Он ждал магию, момент, когда между ними снова что-то заискрится.

Но ничего не было.

Задыхаясь от разочарования, он смотрел вперёд, улыбаясь оттого, насколько всё неправильно, и сильнее сжимал ладонь Шерон. Он так хотел, чтобы всё вернулось, но озарение ударило слишком неожиданно и слишком сильно. Как самая настоящая молния. Он не мог отрицать очевидное: магии в Шерон не было изначально. Она была хорошей девушкой с прекрасными манерами. С ней было удобно и приятно, она всегда знала, о чём поговорить, и смотрела на него так нежно, так любяще и искренно. Но как бы Эдвард ни пытался найти в ней — в движениях, в словах и взглядах — то, что сейчас могло притянуть его и не отпустить, он не находил.

Оно исчезло, смытое прошедшим позапрошлой ночью дождём, улетучилось вслед за временем, которое они провели порознь. И всё, что когда-то связывало его с Шерон, неожиданно сменилось чем-то новым и сильным. Он словно попал в омут, в плен и не мог думать ни о чём больше, кроме синих глаз, вспыхивающих в свете молний, смелой улыбки, того, как его рука лежала у Хелены на талии…

— Эд? — голос Шерон разорвал видения. — С тобой всё хорошо?

Он повернулся к ней с воодушевлением и чистым восторгом.

— Всё отлично! — воскликнул он и взял её за обе руки. — Ты хочешь чего-нибудь?

Шерон опешила и затрясла головой. Он вёл себя так странно, но она не могла понять, что было не так, и лишь надеялась, что Эдвард сейчас действительно счастлив. Счастлив быть с ней. А его рассеянность — всего лишь от неловкости их воссоединения.

Шерон продолжала убеждать себя в этом до момента, как на улицах загорелись фонари, а тёмное небо накрыло город. Эдвард вызвал ей карету и долго смотрел вслед. Её поцелуй застыл на его губах ничего не значащим жестом, и единственная эмоция, которая осталась после встречи, — горькое разочарование, смешавшееся с пониманием, что теперь желаемое было так же недосягаемо для него, как его сердце — для Шер.

Говорить Шерон о своём открытии Эдвард не стал. Это казалось настолько же низким и нечестным, как и то, что он оставался с ней, но где-то в душе ещё теплилась слабая надежда, что в один момент все вернётся на свои места. Он просто отвык чувствовать хоть что-то.

Вот, что он твердил сам себе. И это было ложью.

С той ночи он чувствовал слишком много. Эдвард был очарован. Поражён. Он был в замешательстве и при этом на редкость чётко понимал всё. Он витал в облаках, чувствовал, как земля уходит из-под ног каждый раз, когда мысли возвращались на день, на неделю, на месяц… Как же быстро летело время! Казалось, только вчера бушевала гроза, дождь бил по стёклам, а слова Хелены — по нему, а сейчас уже начиналось лето. Солнечные лучи сменили дожди, а коридоры уже не казались тёмно-волшебными. Он не ждал их встречи, хотя тайно мечтал о ней, и теперь горечь от невозможности получить желаемое жгла его вместе чувством вины перед Шерон. Она этого не заслужила.

Эдвард тихо любовался тем, как её локоны блестели, когда их касалось солнце, как тени от листьев фруктового дерева, под которым они сидели, плясали у неё на лице, а её глаза от яркого света становились прозрачно-ореховыми.

Шерон сжимала его ладонь, мило улыбалась, и он смотрел ей в глаза, чтобы снова увидеть нежность, погрузиться в неё и увериться, что её любви хватит на двоих.

— Ты прекрасно выглядишь сегодня, — сказал Эдвард, и её щёки, как обычно, зарделись. Она никак не могла привыкнуть к его комплиментам, до сих пор не верила в них, в то, что они вместе. В то, что мечты — самые смелые и, казалось бы, невыполнимые — могут сбываться.

Когда начали распускаться цветы и Мидланд неожиданно ожил, окрасившись в нежный бледно-розовый, Эдвард и Шерон гуляли в парках. Он дарил ей цветы, обламывая низкие ветки яблонь, и выглядел по-мальчишески гордым. И всё казалось настолько сказочным и прекрасным, как их первой зимой, когда Фрешеров пригласили праздновать Восхождение в королевский дворец Пироса. Салюты в форме драконов, поцелуи в пустых холлах, сладкая ночь…

Шерон тряхнула головой.

— Ты чего? — удивился Эдвард. — Всё в порядке?

— Да, да, конечно.

Она просто вспомнила, что произошло позже. Мать отчитала её, сказала, что всё имеет конец и что отношения с Эдвардом Керреллом не могут длиться вечно. «И к чему я это вспомнила?» — удивилась Шерон и посмотрела на Эдварда. Тот широко улыбнулся, поднялся с травы и протянул ей руку, помогая встать. Она вложила свою ладонь в его, и Эдвард заморгал, будто что-то попало в глаза. На мгновение ему показалось, что перед ним и не Шерон вовсе…

— А с тобой всё в порядке? — Шерон усмехнулась.

Эдвард со смехом протёр глаза.

— Да! Наверно, пыльца глаза.

Они пошли по мощёной дорожке по парку, остановились на мосту с белыми коваными перилами. На них висело множество крошечных колбочек, переливающихся всеми цветами на свете: так молодые пары отмечали своё воссоединение. И эти колбочки не мог сорвать никто, пока пара жила.

Шерон присела на корточки у перил и взяла в руку холодный прозрачный бутылёк, держащийся на розовой ленте.

— Как красиво! — воскликнула она, показывая Эдварду переливающуюся жидкость в нём. Розовые и серые частицы магии смешивались, как блёстки в воде, и узоры расплывались, как разводы на мраморе.