Они шагнули друг другу навстречу, коснулись — сперва ещё несмело, стряхивая дождевые капли с волос, со щёк, глядя глаза в глаза. Ладони легли на плечи, дыхание смешалось, и нельзя было сказать, кто первым потянулся к другому.

Василий решил, что будет осторожным, ведь Марьяша такая маленькая... Но она так крепко его обнимала, и её мягкие губы оказались такими горячими и нетерпеливыми, что он забыл обо всём и тоже прижал её к себе, вдруг испугавшись, что выпустит — и всё и правда окажется сном.

Время застыло. Всё как будто ушло, растворилось — и дождь, и этот дом, и весь мир за стенами. Остались только они.

— Теперь и сама не знаю, не сон ли это, — прошептала Марьяша, ненадолго отстраняясь и гладя его по щеке.

Лицо её раскраснелось, дыхание сбилось, в глазах разгорелся огонь, которого раньше не было.

— Ничего, главное, что это наш общий сон, — ответил Василий, любуясь ею, а потом опять коснулся её губ. Сперва мягко, бережно... но с ней не получалось быть мягким. Она и сама как будто хотела взять его без остатка.

— Подожди, — прошептал он наконец, упираясь лбом в её лоб. — Какая ты... Ещё немного, и мне будет трудно остановиться.

— То русалья кровь во мне, — зашептала она в ответ. Взгляд её был теперь совсем зелёным, пьяным. — Мы любовь свою находим, Васенька, однажды и на всю жизнь. Назови своей, и я навеки твоею буду. Другие мне боле не надобны...

— Подожди, — повторил он, не выпуская её из рук.

Его к ней тянуло, это да. И она была умной, и смелой, и пекла такие пироги... Но чтобы вот так сразу и «навеки»? Он же домой хотел вернуться, а она...

Он представил, что вернулся бы с ней. Это здесь она на своём месте, а там будет как из глухого села. Ни образования, ни документов, работу не найдёт, да и друзьям такую, пожалуй, не покажешь, пойдут вопросы. Она так странно говорит... Так-то он уже привык, но именно потому, что здесь так и положено. А вырви её из этой среды, и что получится?

Да и захочет ли она сама уходить?

Василий молчал. За некоторые мысли ему тут же становилось стыдно, но они лезли в голову, хочешь не хочешь.

— Спервоначалу с тятей моим потолкуешь? — по-своему поняла молчание Марьяша. — Вокруг берёзы меня обведёшь?

— Да, наверное, — ответил Василий.

Она опустила голову ему на грудь, а он гладил её по волосам и думал: «Вот и поцеловал, блин».

Дождь не спешил кончаться, но притих, лил уже не так сильно. И они, постояв ещё немного, добежали-таки к Молчану, а тот был дома не один. На ларе, болтая копытцами, примостился Хохлик, на скамье у окна Деян работал над указателями, мастерил двускатный навес для очередной таблички. Тут же сидел и Любим — вся команда в сборе, как назло.

— Глядите, кто пожаловал! — хитро сказал Любим и так подмигнул, что стало ясно: обо всём догадался.

С прошлого визита дом изменился, в нём прибрали, вымели черепки. Деян сколотил пару крепких лавок, подновил стол, поправил покосившиеся полки. Кто-то законопатил щели мхом, развесил мешочки с сушёными травами, а то и подвесил их так: лаванду, мяту, зонтики укропа. Над печкой красовались две связки мухоморов. Даже скатерть справили, пусть и совсем простую, серую, из грубого полотна.

Марьяша села у окна, взяла шитьё и принялась за работу, только игла засновала. Василий оценил указатели. Они с Деяном немного поспорили, потому что таблички вышли маленькие.

— Я же, блин, говорил, что на них ещё стрелки будем рисовать! Ну не влезет же ничего, посмотри. Налепим, хрень получится! — негодовал Василий.

— Да и так ладно, — пожимал плечами Деян. — Нешто они безъязыкие? Не уразумеют, куда идти, так спросят...

В итоге решили вырезать стрелки из дерева и набить на держатель пониже таблички.

— Так даже и лучше, — сказала Марьяша. — Красивее.

Василий приосанился. Это была его идея.

Тут заглянул Тихомир, хотя его не ждали. С подозрением осмотрел дом, задержал взгляд на Марьяше, потом на Василии, объяснил, что тревожился, как они дойдут по дождю-то, как бы не заблудились (это в Перловке-то, где хорошо если два десятка дворов), или, может, в канаву упали да ноги переломали (хотя все канавы были уже зарыты). Сказал, что ежели они сюда добрались, то и ладно, а он вот промок, тоже посидит, обсушится.

Пригласив таким образом сам себя, он уселся на лавке рядом с дочерью, отделяя её от парней.

Поговорили о том, что нужны прилавки, навесы, и беседка на родничок, и лавки для сидения. Да ещё, может, не простые, а резные, узорные.

Молчан, спустившись с балки, добавил, что гости-то приедут на телегах, так надобно и место, где оставить телеги да привязать лошадушек. Вона, меж озером да холмом, справить бы хлев, да коновязи поставить, да корыта вытесать. И мосток через канавку нужон.