– В чем именно? – спросил Брукс.

– В том, что планировал Маккензи и что видел Хейвелок. Он видел то, что мы хотели, – бросил президент. – Вы сами сказали это несколько минут тому назад.

– Не исключено, что он видел больше, чем мы думаем, и значительно больше того, что намеревался продемонстрировать Маккензи.

– Но Маккензи сам там был, – запротестовал Хэльярд. – Что за чертовщину вы несете?

– Маккензи находился примерно в семидесяти ярдах от Хейвелока, и пляж ему был не очень хорошо виден. Его больше интересовала реакция Хейвелока, чем тот спектакль, который он неоднократно репетировал. По сценарию все должно было произойти у самой воды. Пули уходят в воду, женщина падает на песок, ее тело перекатывается в волнах прибоя… Неподалеку, в пределах досягаемости – катер… С определенного расстояния и в темноте это должно было создать нужный эффект.

– Выглядит весьма убедительно, – согласился Брукс.

– Да, очень, – кивнул Брэдфорд. – Но в описании Хейвелока все было иначе. То, что видел он, оказалось несравненно более убедительно.

Под влиянием препаратов в клинике в Вирджинии он буквально пережил все это заново, включая и эмоциональный шок. Он видел, как пули врезались в песок, как женщина с криками бежала по направлению к дороге, а не к воде, и двух человек, уносящих тело. Двух человек.

– Но ведь двое и были наняты, – удивленно заметил Хэльярд. – В чем проблема?

– Один из них должен был оставаться в двадцати футах от берега на катере с работающим двигателем. Второй – стрелять из автомата, потом доставить «мертвое тело» к катеру и затащить на борт. Расстояние, степень освещенности, игра луча прожектора – все это было отработано заранее. Прожектор остался единственным элементом первоначального плана; Хейвелок видел его. Перед ним развернулся вовсе не спектакль. Хейвелок был свидетелем настоящего убийства.

– Боже мой! – Генерал откинулся на спинку кресла.

– Маккензи ни о чем подобном не упоминал? – поинтересовался Брукс.

– Я не думаю, что он вообще видел всю сцену. Мне он только сказал: «Похоже, мои артисты устроили спектакль что надо». Он оставался на холме над дорогой еще несколько часов, наблюдая за Хейвелоком, и ушел перед рассветом, опасаясь, что Хейвелок заметит его.

Эдисон Брукс потер подбородок ладонью и задумчиво произнес:

– Значит, человек, которого мы ищем, который нажал на спусковой крючок на Коста-Брава, человек, узнавший пароль «Двусмысленность» от Стерна и объявивший Хейвелока «не подлежащим исправлению», является советским агентом, засевшим в государственном департаменте?

– Да, – ответил заместитель госсекретаря.

– И он стремится так же отчаянно отыскать Парсифаля, как и мы, – заключил президент.

– Да, сэр.

– Но, если я правильно вас понял, – поспешно заговорил Брукс, – здесь есть одна крупная неувязка. Он не передал информацию потрясающей важности своему руководству в КГБ. В ином случае мы непременно знали бы об этом.

– Больше того, господин посол, он не только не переправил информацию, но и сознательно ввел в заблуждение одного из крупных руководителей КГБ. – Брэдфорд выбрал из пачки один документ и уважительно передал его направо седоволосому политику. – Это я приберег напоследок. Не случайно и не с целью поразить вас, а лишь потому, что документ не имеет смысла, если предварительно не обсудить все связанные с ним вопросы. Честно говоря, я до сих сам не до конца в нем все понимаю. Это шифрограмма от Петра Ростова из Москвы. Он начальник Управления внешнеполитической стратегии КГБ.

– Шифрограмма из советской разведки?! – с изумлением воскликнул Брукс, принимая листок бумаги.

– Вопреки широко распространенным представлениям, – улыбнулся заместитель госсекретаря, – разработчики стратегии противостоящих разведок часто вступают в контакт. Это очень практичные люди, занимающиеся чертовски практичным делом. И не любят создавать ненужных проблем там, где их нет. Судя по сообщению, КГБ не имеет никакого отношения к событиям на Коста-Брава. Он хочет, чтобы мы знали об этом. Подполковник Бейлор в своем докладе, кстати, сообщал, что Ростов в Афинах выследил Хейвелока и, хотя имел возможность вывезти его из Греции через Дарданеллы в Россию, почему-то решил этого не делать.

– Когда вы это получили? – спросил отставной посол.

– Двадцать четыре часа назад, – ответил президент. – Мы долго изучали послание, стараясь полнее уловить смысл. Ответа, естественно, не требуется.

– Прочтите вслух, Эдисон, – попросил Хэльярд.

– Шифровка адресована Д. С. Стерну. Начальнику Управления консульских операций, государственный департамент Соединенных… – Брукс поднял глаза на Брэдфорда. – Стерн убит три дня назад. Разве Ростов может не знать об этом?

– Если бы знал, не послал бы. Он не имеет права допустить даже малейшего подозрения на то, что КГБ повинен в его смерти. Он действительно не знает, что Стерн погиб. Впрочем, как и все остальные.

– Было сообщение только о гибели Миллера, – пояснил Беркуист. – Мы не могли скрыть ее – шум поднялся по всему госпиталю в Бетесде. Но смерть Стерна и Даусона – секрет, пока по крайней мере. Мы перевезли их семьи в хорошо охраняемый лагерь в Колорадо-Спрингс.

– Читайте, – сказал генерал.

Брукс поднес листок поближе к лампе и начал читать медленно, монотонно:

– «Предательская акция на Коста-Брава осуществлена не нами. Мы также не заглотили наживку в Афинах. Известное своей гнусностью Управление консульских операций не прекращает своих провокационных действий. Советский Союз продолжает протестовать против нарушения этим учреждением права на жизнь и против актов террора в отношении невинных объектов: как личностей, так и целых народов. А если это грязное подразделение американского государственного департамента полагает, что имеет агента за стенами, окружающими площадь Дзержинского, то пусть оно знает, что предатели будут разоблачены и получат заслуженное возмездие. Повторяю, Коста-Брава – не наших рук дело».