Сегодня, как и всегда, мужчина приветствовал меня в ответ, задумчиво наклонив голову. Голова, кстати, симпатичная: с худым породистым лицом, коротко стрижеными висками, посеребренными сединой, и внимательным, умным взглядом за стеклами очков. На вид загадочному завсегдатаю около сорока, но сорока-в-очень-хорошей-форме, которые заставляют меня, проходя мимо, распрямить спину и ненароком поправить прическу.

Процокав каблуками к своему привычному уголку, я поймала вопросительный взгляд бармена, будто уточнявший: «Вам как обычно? На мой вкус?» Легкий ответный кивок он явно интерпретировал правильно, потому что через пару минут передо мной стоял восхитительный капучино, источавший приятный, но незнакомый запах. Я принюхалась — что-то спокойное, с легкими травяными нотками. Не могу перестать удивляться, как тонко этот человек чувствует настроение посетителей.

Удобно расположившись в кресле, я пила кофе, блуждая взглядом по высоким стеллажам с книгами. Расставленные на полках, лежащие стопкой на низком комоде, а кое-где на столах и даже стульях, они сильно выделяли это место из числа современных заведений и производили странное впечатление на неискушенного посетителя. Вероятно, часть клиентов отпугивала кофейня, больше похожая на библиотеку. Для меня же это малолюдное и по-особенному уютное местечко стало почти родным.

Зажмурившись, я погладила гладкие корешки, выстроенные на ближайшей полке, и вслепую вытащила небольшой томик. А когда открыла глаза, увидела, как с обложки потрепанной «Книги пути и достоинства» на меня взирает черно-белый портрет Лао-Цзы. Китайский мудрец смотрел понимающе и снисходительно, разве что не покачивая головой на безобидную детскую выходку. Подмигнув гению, возведшему лень в разряд жизненной философии, я наобум раскрыла его труд и ткнула пальцем в середину страницы.

«Я не желаю быть гордым, как драгоценный камень, — гласили выпавшие мне строки. — Также я не желаю быть презираемым, как дикий камень». Усмехнувшись, закрыла выпавшую мне сегодня книгу и отодвинула ее на край стола — пусть радует своим успокаивающим видом, а не содержимым. Хотя в чем-то основоположник даосизма был, безусловно, прав: путь человека извечно сводится к поискам золотой середины. С этим у меня всегда были проблемы.

Я пила кофе, поглядывая в темное окно, и медленно уплывала сознанием куда-то в осенние сумерки, ощущая себя рекой, спокойно и плавно катящей свои волны за грань этого мира. И чем дальше текли мои раздумья, тем отчетливее я понимала, что чашке кофе в руках, да и самой жизни не хватает какой-то остринки. Мысли об излишней размеренности и предсказуемости дней мелкими рыбешками выныривали из глубины сознания, и почти тут же скрывались под гладью самообмана. Как вдруг будто кто-то бросил в реку камень и по воде пошли круги — «вжж» браслета вернуло меня к действительности.

В Ватсапе, под иконкой вчерашнего гепарда, меня ждал ролик с интригующим названием «Мама Красной Шапочки». Я воровато оглянулась и, надев наушники, нажала на треугольничек воспроизведения. Ого, похоже, кто-то у нас любитель классики! Но не в сексе, а в кинематографе, судя по пенсионерскому возрасту вырезанной сценки и по тому, что вытворяла на экране смартфона большегрудая кудрявая блондинка с двумя мужчинами, предположительно дровосеками. Надо же, не знала, что я чувствительна к таким простейшим визуальным стимуляторам, но вид порноактрисы, которая самозабвенно целовалась с одним партнером, пока другой ублажал ее своим орудием, заставил меня заерзать на стуле. Я быстро оглянулась и вновь уставилась на экран, пытаясь понять, что тут вообще могло возбудить. Не возвратно-поступательные же движения мужского полового органа, в конце концов? Может, сам факт, что я сижу в общественном месте с самым невинным видом, в то время как в наушниках у меня раздаются хриплые стоны? Или я просто представила себя на месте женщины? Вот, например, взять мужчину в очках за соседним столиком. Допустим, мы с ним обнаженные в кровати, он гладит мою грудь, целует взасос, а между моих широко раздвинутых ног пристраивается… ну, скажем, бариста. Ловкими длинными пальцами он трогает нежные складочки, разводит их пошире… Ох, зря я это. Кровь моментально прилила к щекам и к низу живота, заставляя закусить губу, чтобы сдержать рвущийся наружу громкий выдох.

Я остановила и свернула видео, чувствуя тянущую неудовлетворенность. Но не успела заблокировать экран, как внизу высветилось новое сообщение.

«Привет, моя дикая кошечка! Соскучилась?»

БЕСЕДА ТРЕТЬЯ, ОТКРОВЕННАЯ

Я с прищуром смотрела на сообщение, постукивая пальцем по краю почти пустой чашки и пытаясь принять решение. Окружавшая меня рутина, хоть и была комфортна, все же оставалась рутиной, весьма опасной для человека моего склада характера. Так почему бы не воспользоваться выпавшим мне шансом и не разнообразить привычный уклад мимолетным приключением? В конце концов, не я ли пару минут назад жаловалась на пресность жизни?

Сделав выбор и довольно улыбнувшись, я выключила телефон, не став отвечать на сообщение. Залпом допив свой капучино, выскочила из-за столика, мимолетом поймав на себе удивленный взгляд молчаливого соседа, быстро рассчиталась с барменом и, окрыленная, вылетела из кофейни. Только что у меня появились большие планы на этот вечер.

На улице давно стемнело, и я торопливо зашагала по брусчатке, освещенной золотистыми шариками уличных фонарей. Всего один поворот на аллейку, засаженную молодыми разноцветными кленами, — и я дома. Здесь тепло, уютно и, к великому неудовольствию соседей, снова шумно.

— Кто прррришел? — громко осведомился Рюк, как делал всегда, заслышав возню возле входной двери.

— Уже хозяйку не узнаешь? — попеняла я попугаю, щелкнув по черному клюву. — Ты опять взломал клетку? Признавайся!

— Тамарра! Царрица Тамаррра! — заголосил Рюк, ловко уходя от ответа.

К птичьим крикам тут же присоединился обиженный невниманием Люцик.

— Мяу! — Кот застыл на пороге кухни и самозабвенно жаловался на самоуправство ластившегося ко мне попугая. — Мяаау!

— Ябедничать нехорошо.

Люцик на мое замечание лишь фыркнул и прошествовал к миске, всем своим видом показывая, что нравоучения на пустой желудок не усваиваются. Сыпанув корма его кошачьему величеству, побаловала Рюка дольками закупленных вчера яблок и, наказав обоим питомцам быть паиньками, отправилась в спальню. Там я тихонько закрыла дверь на замок, оставшийся с тех времен, когда мы со вторым мужем еще надеялись запираться в спальне от сопливой малышни. Надежды развеялись после шести лет брака — вполне себе удачного и счастливого, но не такого крепкого, как итальянская дверная защелка.