Шрифт:
Лэтем и Стэнли Витковски привезли бесчувственное тело лжекурьера в дом полковника на рю Диан. Войдя через черный ход, они подняли нациста на грузовом лифте и втащили в квартиру Витковски.
– Мы действуем неофициально, и это bardzo dobrze, – сказал Витковски, опуская вместе с Дру несостоявшегося убийцу на кушетку.
– Что?
– Это значит «очень хорошо». Гарри бы понял: он говорил по-польски.
– Прошу прощения.
– Ничего. Сегодня ты все сделал правильно… Ну, пора разбудить этого кота и вытрясти из него душу, чтоб он заговорил.
– Как же мы это сделаем?
– Ты куришь?
– Вообще-то пытаюсь бросить.
– У тебя есть сигаретка?
– У меня есть при себе немного… на крайний случай, сам понимаешь.
– Раскури одну и дай мне. – Полковник начал хлопать нео по щекам; когда убийца заморгал и открыл глаза, Витковски взял у Лэтема раскуренную сигарету. – Там в баре стоит бутылка минеральной воды, принеси ее сюда.
– Вот, возьми.
– Эй, Junge! [65] – закричал Витковски, плеснув водой в лицо нациста; тот широко раскрыл глаза. – Не закрывай свои голубенькие глазки, парень, потому что я сейчас выжгу их, о’кей? – Полковник поднес горящую сигарету к его левому глазному яблоку.
65
Молодчик (нем.).
– А-а-а-а! – закричал наци. – Пожалуйста, nеin!
– Ты хочешь сказать, что не такой уж храбрец? Черт побери, вы уничтожали мой народ, выжигали людям глаза, а потом сжигали целиком. А ты боишься лишиться одного глаза… тогда придется лишиться и второго! – Горящая сигарета коснулась влажной оболочки глазного яблока.
– А-а-а-а-ай!
Полковник медленно отвел сигарету.
– В этом глазу зрение может вернуться, но только при хорошем лечении. Ну, а если я сделаю то же самое со вторым, это уже будет похуже, потому что я прожгу сетчатку. Видит бог, даже я не вынес бы такой боли, не говоря уж о слепоте. – Витковски поднес сигарету к правому глазу к стряхнул с нее в глаз пепел. – Вот так, вермахт, чуешь?
– Nein… nein! Нет! Спрашивайте, что хотите, только не делайте этого!
Через несколько минут нацисту дали мешочек со льдом, и он приложил его к левому глазу. Полковник снова заговорил:
– Ты понял, что я сделаю, Герман, или как тебя там зовут. То же, что и вы, ублюдки, делали пятьдесят лет назад, когда убили моих деда и бабку в Освенциме. Так что я положу тебя снова на эти подушки и не только выжгу тебе глаза, но и отрежу яйца. А потом отпущу и посмотрю, как ты пойдешь по улице!
– Успокойся, Стэнли. – Лэтем схватил Витковски за плечо.
– Заткнись, молокосос! Мои родные прятали евреев и за это пошли в газовую камеру!
– Ладно, ладно, но сейчас нам нужна информация.
– Верно… верно. – Глубоко вздохнув, полковник заговорил спокойнее: – Я забылся… Ты не можешь вообразить, как я ненавижу этих ублюдков.
– Очень даже могу, Стэнли. Они убили моего брата. Допроси его, пожалуйста.
– Так, кто же ты, откуда и от кого?
– Я – военнопленный, и с меня нечего спрашивать…
Витковски с размаху ударил нациста по лицу. Золотое армейское кольцо до крови рассекло его губы.
– Война действительно идет вовсю, подонок, но она не объявлена, и у тебя нет права ни на что, кроме того, что я для тебя придумаю. Не сомневайся, приятным это не будет. – Полковник взглянул на Лэтема. – Вон там на столе лежит штык от старого карабина – обычно я взрезаю им конверты. Будь добр, дай мне его. Посмотрим, как он взрезает горло, – ведь ты же знаешь, что для этого он и предназначен.
Дру подал полковнику клинок, насаженный на короткую рукоятку. Между тем Витковски ощупывал шею испуганного нациста.
– Возьмите, доктор.
– Любопытно, что ты так сказал, – заметил старый ветеран разведки. – Только вчера я думал о своей матери – она всегда мечтала, чтобы я стал врачом… и именно хирургом. А она, если уж к чему-то прицепится, повторяет это тысячу раз. «У тебя большие сильные руки, стань хирургом, они хорошо зарабатывают». Посмотрим, есть ли у меня к этому способности. – Полковник ткнул фашиста пальцем в мягкую ямку над грудиной. – Похоже, это удобное место для начала, – заметил он, направляя туда кончик клинка. – Мягкое, как желе, а ты знаешь, как легко входит в него нож. А это, черт возьми, настоящий нож. О’кей, сделаем первый надрез… Ну, как это звучит? «Надрез».
– Nein! – пронзительно закричал фашист и забился, когда по его шее побежала струйка крови. – Чего вы от меня хотите? Я ничего не знаю, делаю только то, что прикажут!
– Кто отдает тебе приказы?
– Не знаю! Мне звонят по телефону… мужчина, иногда женщина… Они называют кодовую цифру, и я должен выполнить приказ.
– Этого мало, подонок…
– Он говорит правду, Стэнли, – быстро вмешался Лэтем, останавливая Витковски. – На днях тот шофер сказал мне то же самое, почти слово в слово.