Сэддл-Вэлли проснулся и готовился к великолепному воскресному дню. Звонили телефоны. Кое-кто извинялся за неподобающее поведение на вчерашней вечеринке. Извинения встречали смехом: о чем вы говорите? Вчера же была суббота! В Сэддл-Вэлли субботние проступки легко и быстро прощались.

Последней модели темно-синий седан с белыми ободами мягко подкатил к дому Таннера. Сидевший в гостиной хозяин поднялся с дивана и, морщась от боли, подошел к окну. Верхняя часть груди и вся левая рука у него были обмотаны бинтами. Левая нога от бедра до колена туго забинтована.

Таннер выглянул в окно. По тропинке к дому шли два человека. В одном он, хотя и не сразу, узнал Дженкинса. Сняв полицейскую форму, Дженкинс преобразился. Теперь он выглядел как респектабельный горожанин – служащий банка или рекламного бюро. Его спутника Таннер не знал. Он никогда не встречался с ним раньше.

– Они приехали! – крикнул Таннер, повернувшись в сторону кухни.

В дверях гостиной показалась Элис. Она была одета как обычно – в свободные домашние брюки и рубашку, но взгляд ее глаз был тревожен.

– Я думаю, мы должны закончить с этим сейчас, – сказала она. – Дженет гуляет с няней. Рей в клубе… Берни и Лейла, наверное, уже добрались до аэропорта.

Если успели… Они должны были дать показания, подписать протоколы… Дик выступает в роли общего адвоката.

В прихожей раздался звонок, и Элис пошла открывать, говоря мужу:

– Садись, дорогой. Тебе нельзя много двигаться, так сказал доктор.

– О’кей.

Вошли Дженкинс и его спутник. Элис принесла кофе, и вчетвером они уселись друг против друга – Таннеры на диване, Дженкинс и мужчина, которого он представил как Грувера, в креслах.

– Кажется, это с вами я говорил по телефону в Нью-Йорке, да? – спросил Джон.

– Да, со мной. Я – сотрудник Центрального разведывательного управления. Между прочим, и Дженкинс тоже. Он был послан сюда полтора года назад.

– Вы очень убедительно играли роль полицейского, мистер Дженкинс, – сказала Элис.

– Это было нетрудно. Прекрасное место, приятные люди…

– А я думал, тут у нас шпионское гнездо, – съязвил Таннер, не скрывая враждебности. Настало время для объяснений. Он потребует их.

– Отчасти и так, – мягко добавил Дженкинс.

– Тогда давайте лучше побеседуем об этом.

– Прекрасно, – сказал Грувер. – Знаете, каков был девиз Фоссета? «Разделяй и убивай». Узнаете тактику «Омеги»?

– Так, значит, все-таки Фоссет? То есть я хочу сказать, что это было его настоящее имя?

– Да, разумеется. В течение десяти лет Лоренс Фоссет был одним из лучших оперативников нашего управления. Прекрасный послужной список, награды… А потом с ним стали происходить непонятные вещи…

– Он сделался предателем.

– Это все не так просто, – вступил в разговор Дженкинс. – Точнее сказать – у него изменились взгляды. Изменились коренным образом, радикально. Он стал врагом.

– И вы об этом не знали?

Грувер помедлил, прежде чем ответить. Казалось, он подыскивает более мягкие слова.

– Мы знали… Мы убеждались в этом постепенно в течение нескольких лет. Изменников такого ранга, как Фоссет, невозможно разоблачить за одну ночь. Это долгий процесс: подозреваемому дается серия заданий с противоречивыми целями. В конце концов истинная картина начинает вырисовываться. И тут важно не упустить момент… Так мы и действовали.

– Что-то слишком сложно и запутанно.

– Нет, наоборот, все предельно ясно. Фоссетом манипулировали так же, как он вами и вашими друзьями. Фоссет был привлечен к операции по ликвидации «Омеги», его служебное положение создавало для этого прекрасные предпосылки. Он был блестящим тактиком, а ситуация становилась угрожающей… У шпионажа свои законы. Мы предположили – как оказалось, справедливо, – что противник возложит на Фоссета обязанность сохранить «Омегу», не допустить ее разоблачения. Таким образом, он становился одновременно и атакующим, и защитником. Все было хорошо продумано, поверьте… Теперь вы начинаете понимать?

– Да, – едва слышно произнес Таннер.

– «Разделяй и убивай». «Омега» на самом деле существовала. «Кусок кожи» – это действительно Сэддл-Вэлли. Проверка жителей города выявила наличие счетов в швейцарских банках у Кардоунов и Тримейнов. Когда в поле зрения появился Остерман, оказалось, что и у него есть счет в Цюрихе. Для Фоссета обстоятельства складывались как нельзя более удачно. Он нашел три супружеские пары, связанные друг с другом не только дружбой, но и незаконными – или, по крайней мере, весьма сомнительными – финансовыми операциями в Швейцарии.