– А как Чуб то узнал? – ошарашенно спросил Сергей у Ваньки.

– Тебя Степа с Женей Косым видели, когда ты в зал ЛФК заходил, – пояснил мальчик. – Потом уже, когда все узнали об отравлении Ма… Елены Андреевны, они сидели у колясочников в сто первой и там рассказали, как ты туда зашел и вышел перед уроком. Чубу, видимо, доложили колясочники.

Сергей вспомнил, как Степан с Женей Косым стояли у шведской стенки и шушукались, глядя на него. Тогда он не придал этому значения, предположив, что они вспомнили курьез на ипподроме. Парень понурил голову, проглотил слезы в горле и протянул руку Андрею. Тот встал и с серьезным и сочувствующим видом пожал ее. Потом Сергей приобнял Ваньку, после него Колю и произнес:

– Спасибо, ребят. Не поминайте лихом.

Парень вместе с ППСниками вышел из комнаты и прошел до самого выхода мимо столпившихся в коридоре ребят. Все они громко перешептывались, тыча в него пальцем. Директриса на улице что-то там говорила о позоре, который он навлек на «спернат», но Сергей не слышал ее слов. Он молча сел в «Козел» и покинул стены спецучреждения.

Эпизод 4. Неволя

Сергея из участка, где он провел ночь, привезли в СИЗО. Ему выдали робу и постельное, а «ништяки» из сумки забрали при обыске. Затем проводили в камеру. На следующий день его вызвал на допрос следователь и заставил написать письменное показание. Но при виде медленно и коряво пишущего обычной ручкой парня седой полноватый мужчина потерял терпение и отправил его обратно в камеру. Когда его вызвали второй раз, заявление уже было составлено, якобы со слов парня, и Сергею оставалось его лишь подписать. Исходя из написанного, парень осознанно отравил человека, что повлекло за собой его смерть. Плач и раскаяние Сергея не помогли разжалобить хмурого дядьку, следователь даже бровью не повел, а только прикрикнул, чтобы тот подписал и убрался в камеру.

Сергей ждал суда и одновременно боялся, что этот день наступит. Своему защитнику, Сергею Петровичу, уверенно говорившему и выглядевшему мужчине средних лет, парень долго и слезливо оправдывался, что не хотел никого убивать и не знал, что там, в термосе, был алкоголь. Защитник не очень внимательно слушал, равнодушно кивая головой в такт рассказчику, а затем заверил, что выйдут на «условку», получив сто одиннадцатую – по неосторожности. Но Сергея не покидало чувство тревоги, словно от него что-то скрывают. Перспектива попасть в воспитательную колонию парня совсем не радовала. Он не мог спать из-за раздумий о содеянном и мыслей, что попадет в тюрьму к настоящим преступникам. Его будут бить, унижать, скорее всего опустят. Однако, в душе теплилась надежда на смягчение. Ведь он – несовершеннолетний, к тому же еще болен ДЦП, ему никак нельзя в колонию с таким здоровьем. Нужен массаж, ЛФК и так далее. А в тюрьме всего этого нет.

Здесь, в СИЗО парня посадили в одиночку. С остальными ребятами он пересекался в столовой и на общем дворе во время прогулок. Много было таких же напуганных мальчишек, не понимающих, как они сюда попали. Те, кто загремел второй раз, отличались наглым и самоуверенным поведением, но и в то же время потухшим взглядом. Видимо, они осознавали, что им светит «строгач», а «условки» точно ждать не стоит.

Сергей, когда его только привезли в ЦВСНП (центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей), пытался косить под инвалида. Но его быстро раскусили и «вежливо» объяснили, что обманывать нехорошо. От подзатыльников у парня два дня болела голова. Однажды случился панический приступ в душе, этому поспособствовали судороги от холодной воды. Врач в медпункте вколол лошадиную дозу успокоительного, и в ту ночь Сергей спал как убитый. В целом парень быстро сообразил, что, если вести себя тихо и соблюдать правила, никто тебя не тронет. Возиться с малолетками никому не хотелось. И вскоре Сергей перестал плакать, стараясь не думать о вердикте судьи. Да и внутренний голос неустанно нашептывал, что все обойдется.

***

Спустя два месяца пребывания в СИЗО назначили суд по делу Сергея. Решили провести закрытое слушание с присяжными – мэр не хотел огласки. Когда судья, полноватая женщина предпенсионного возраста, обратилась к Сергею, у парня начался приступ. Он задыхался и кашлял, в горле клокотало, Сергей не мог выдавить из себя и слова. Ему разрешили присесть. Присяжные занервничали, кто-то вслух восклицал, можно ли с таким здоровьем в колонию. Защитник налил ему стакан воды. Сергей отдышался, успокоился и отпил немного, держа стакан трясущимися руками. Ему разрешили дать показания с места. Парень как можно жалобнее рассказал, что натворил, стараясь избегать таких слов, как «отрава» и «яд». Также он, глядя на присяжных, добавил:

– Я конечно же не знал, что в термосе алкоголь.

– Действительно, медицинское заключение тебе и твоему защитнику не показывали до вашего допроса следователем, Сергеем Петровичем, – ехидно заметил прокурор, мужчина с зализанными назад волосами. – Почему ты постоянно утверждаешь, что не знал про алкоголь? В термос обычно чай наливают или кофе.

Сергею стало нехорошо. Зал поплыл перед глазами. Он не слышал и не видел присутствующих. К горлу подкатывала тошнота. Парень понял, что сам себя сдал присяжным, сделав себе еще хуже. От холодного липкого пота по телу пробежали мурашки. Защитник что-то говорил прокурору, но Сергей не понимал ни слова. От давления в ушах шумела кровь.

Судья в итоге зачитала приговор по сто пятой статье, части первой, дав Сергею три года воспитательной колонии и два года взрослой. Парень упал в обморок и очнулся уже в медпункте под капельницей. Лежа на кушетке и разглядывая обшарпанный потолок, он еще не осознавал в полной мере, что его ждет.

– Крысиным ядом ты отравил питье Мамонта и свою жизнь, – прошептал внутренний голос.

– Это была твоя идея, придурок! – злобно процедил сквозь зубы Сергей.

– Тебе от этого легче? – саркастично спросил внутренний голос.

Сергей засмеялся. Заливистый смех перерос в гомерический хохот. Горло, не выдержав такой нагрузки, запершило, и парень начал выплевывать смешки сквозь кашель, не в силах остановиться. Врач, забежавший к нему в палату, осмотрел Сергея и, недолго думая, вколол ему дозу успокоительного.

***

Сергея привезли в воспитательную колонию, где содержались малолетние преступники, севшие за тяжкие преступления. Большинство ребят – от шестнадцати до восемнадцати лет. Далее их отправляли в общую колонию отбывать срок. По УДО выходили крайне редко. За счет активистов – старших по отрядам – администрация держала порядок в колонии. Опасения Сергея в том, что здесь одни блатные, которые вертят четки и пьют чефир, не оправдались. Все оказалось гораздо хуже. Строжайшую дисциплину соблюдали все заключенные независимо от их возраста, статьи, положения в хате. Более того, активисты, то есть смотрящие за порядком в комнате, следили за всеми и по любому поводу могли всыпать провинившемуся зэку по первое число.