Аннушка размахивает руками, и, судя по экспрессии жестов, ругается. Впрочем, пока я дошёл до неё через обширный паркинг Терминала, она уже почти успокоилась.

— Где тебя черти носят? — буркнула она.

— И тебе доброе утро. О чём базар?

— Этот жадный грёмлёнг просит каких-то несуразных денег за никчёмную таратайку.

— Эй, — возмущённо ответил Кройчек, — вот не начинай снова! Я же сказал, бага на комиссии, я не могу давать цену ниже, чем выставил продавец. Иначе получится, что я заплатил за неё из своего кармана.

— Да за такое сраное трухло и надо приплачивать! — взорвалась Аннушка. — И молиться за покупателя Ушедшим, потому что оно и пяти зигзагов не проедет!

— Ой, я вас умоляю! Я грёмлёнг, а мы, чёрт нас подери, лучшие механики в Мультиверсуме! И я тебе говорю, женщина, эта таратайка технически исправна. С учётом пробега. И конструкции. И условий эксплуатации. И возраста. И происхождения. И вообще, что ты хотела за такие деньги?

— Что-то, на чём я могу доехать до своей машины, после чего насрать в сиденье и забыть про этот кошмар!

Я некоторое время наблюдал за их экспрессивным диалогом, понимая, что им просто нравится процесс. Кройчек явно уже сбросил с цены всё, что мог, а Аннушка вряд ли настолько нуждается в деньгах. Когда они начали выдыхаться и повторяться в аргументах, подошёл и коснулся её плеча:

— Есть машина.

— Чего? — развернулась она ко мне.

— Машина. Я не выставлял на продажу мироновский кукурузер. Вон он стоит.

— Это твоя машина.

— Подними руку, — попросил я.

— Зачем?

— Подними, тебе трудно? Нет, не так высоко, параллельно земле. Теперь оттопырь палец… Да не средний, большой! Нет, вверх. Да, отлично.

— Нафига я это делаю? — удивлённо поинтересовалась Аннушка.

— В нашей культуре этот жест считается просьбой подвезти. Считай, что я согласился.

— Так что, не нужна бага? — разочарованно спросил Кройчек.

— Так, — отмахнулась от него Аннушка, — жди! Нам перетереть надо.

— Учтите, если придёт настоящий покупатель, я её сразу продам! Ну, или аванс давайте.

— Покупатель? На эту сенокосилку? Как давно она тут стоит?

— Коммерческая тайна, — буркнул грёмлёнг, — ишь, ушлая какая…

Аннушка решительно взяла меня за рукав и потащила в сторону. Покрутив головой, нашла место — подошла к лендкрузеру, открыла заднюю дверь, села на край багажника, похлопала рукой рядом, приглашая присесть и меня.

Я сел.

— Так, солдат, — сказала она серьёзно. — Не думала, что тебе придётся это объяснять, но…

— Не объясняй, — перебил я. — «Мы просто потрахались, бла-бла-бла, это ничего не значит…» Угадал?

— Ну, типа того, — ответила она недовольно. — Хотя потрахались мы на отличненько.

— Я понимаю, что не приобрёл никаких прав на тебя.

— Точно понимаешь? У мужиков с этим вечно проблема. Не видят разницы между «женщина, которая мне дала» и «моя женщина».

— Я вижу.

— Тогда какого чёрта, солдат? Меня не надо опекать, нянчить, носить на руках. Я старше, я опытнее, у меня даже ног больше.

— Я просто предложил.

— Ты не просто предложил! Ты вовремя предложил! С расчётом, что я соглашусь!

— А как надо было?

— Чёрт, не знаю. Но я не твоя женщина, не пытайся мне помогать.

— Меня с детства учили помогать любой женщине. Такое воспитание. Ничего не могу с этим поделать.

— Слушай, мы так можем долго кругами ходить. Чего ты хочешь?

— Вообще или сейчас?

— Давай по обоим пунктам.

— Я в тебя влюбился. Я хочу быть с тобой. В идеале — пока смерть не разлучит нас, но как минимум, пока ты меня не прогонишь. Это вообще. А сейчас я тебе предлагаю поехать за твоим Чёртом вместе. И это вовсе не попытка тебя опекать.

— А что тогда?

— Это попытка на тебе проехаться. Мне очень надо в тот срез, а сам я туда попасть не сумею. Если хочешь, там и расстанемся. Ты поедешь на Чёрте, куда тебе надо, я на кукурузере, куда надо мне. Это ты забила на свой заказ, а я на свой не могу.

— Такие хорошие деньги? Или аванс взял?

— Взял, но дело не в этом.

— А что?

— Обстоятельства. Долго объяснять.

— Ладно, это уже деловой разговор. Давай перетрём за детали…