Вопрос остался без ответа. Я чувствовала себя дурой, понятия не имея, о чем она говорит, и еще большей кретинкой из-за того, что подарила волшебнице возможность отчитать меня, будто нерадивую ученицу, а не бояться, как самого страшного врага.

— Быть не может! Что ж, даже не знаю, с чего начать. Нет, мое физическое тело сейчас не с вами. В настоящее время моя телесная форма надежно укрыта в Стране кводлингов и лежит в глубоком магическом трансе в любимой кровати с балдахином. Там меня тщательно охраняет самый преданный страж. Вы разговариваете с духовной формой. Иначе говоря, — она одарила меня скептическим, осуждающим взглядом, помахав рукой у головы, чтобы показать, как пальцы с легкостью проходят через череп, — убери нож, Эми. Пользы сейчас он тебе не принесет.

Я была почти уверена, что на этот раз волшебница говорит правду, но клинок все же не спрятала, играя у нее на нервах. Глинда закатила глаза.

— Ох, ради всего святого, Эми, не будь ребенком. Я пришла просто рассказать тебе новость. Хорошую новость. Я по горло сыта Дороти и не хочу быть вашим врагом. Уверена, наши цели гораздо ближе, чем ты думаешь, и мы могли бы работать вместе. Возможно, я бы смогла научить тебя настоящему волшебству, а не той дешевой дряни, которую напихала тебе в голову Момби.

— Она была слишком занята другими уроками. Например, рассказывала, как убивать волшебниц, — резко ответила я.

— О, как восхитительно жестоко! А ты, — Глинда указала на Пита, — напомни-ка мне еще раз, как тебя зовут?

— Не твое дело! — заявила я, но тот уже отозвался:

— Пит.

— Да-да, конечно. Пит. Представь, каково было мое удивление, когда Волшебник превратил тебя в Озму той ночью. Пришлось пару часов ломать над этим голову. Но как же я смеялась, когда докопалась до правды. Как можно было забыть, что мы уже встречались, когда ты был заколдованным мальчишкой с малышкой-принцессой внутри, которая искренне рвалась наружу? Конечно, я считала, что избавилась от тебя, когда много-много лет назад сняла заклятие, и не представляла, что ты можешь бродить где-то рядом вот в таком виде. — Она тряхнула волосами. — Никто не идеален, даже я. Думаю, по меньшей мере, мы все можем согласиться с одним: мы все совершили много ошибок.

— Ближе к делу, Глинда, — потребовала я, но волшебница не обратила внимания на мои слова.

— А теперь, Пит, только взгляни на себя. Привлекательный, сильный юноша вынужден проживать дни в ловушке прочного черепа сумасшедшей принцессы, и с каждой уходящей секундой изысканный цветок его молодости теряет лепестки один за другим. Это так прискорбно. Постареть, даже не начав жить. Будь уверен, теперь, когда Ведьмы вспомнили о твоем существовании, они не позволят тебе жить. Поверь мне. Они изо всех сил будут пытаться от тебя избавиться. Разве это не станет разочарованием для всех нас?

— Колдуньи никогда не навредят Питу, — возмутилась я. — Момби вырастила его.

— Продолжай и дальше так думать, Эми, — пропела Глинда. — Как мило, правда, что ты им так доверяешь. Ни за что не теряй эту наивность, дорогая, она безумно очаровательна. — Волшебница поднялась и разгладила складочки на костюме. — Что уж поделать, вижу, сегодня беседа нас никуда не приведет. Хотя предложение мира остается в силе. Если вдруг возникнет хоть малейшее желание поговорить, вы знаете, где меня найти.

Тело волшебницы — ее «астральная форма» — замерцало, и она исчезла. В комнате остались лишь я и Пит. Мы переглянулись, определенно задаваясь одним и тем же вопросом: что здесь только что произошло?

— Она становится все сильней, — заявил Пит.

Мы сидели в поле на траве рядом с шатром Глинды и ели яичницу с беконом. Вероятно, внутри палатки волшебница может слышать каждое наше слово, поэтому есть на улице казалось безопасней. Так что мы устроили милый пикничок, пока весь мир летел в тартарары.

— Кто? — спросила я. — Глинда? Она с самого начала была весьма могущественна. Не заметила сегодня никакой разницы.

— Не Глинда, — угрюмо отозвался Пит. — Она. Озма.

Я замолчала. Какая польза во всей магии мира, если ты не можешь — или не будешь — пользоваться ей? Пока я еще не видела ни единого доказательства так называемой силы Озмы. Но, судя по выражению лица Пита, могла с уверенностью сказать: о чем бы он ни говорил, радости это не приносило.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась я у него.

Пит слопал последний кусочек бекона и отставил тарелку в сторону, в траву. Стоило только отпустить блюдо, как оно пропало в облаке блесток.

— Ну, скажем, больше мне не удастся вот так пользоваться телом, — пояснил он, поднявшись и с тоской глядя на горный хребет вдали. — Раньше, когда я мог контролировать ситуацию, то выдавалось по меньшей мере шесть часов — а порой и больше — до возвращения Озмы. Никогда точно не знал почему, но, думаю, это как-то связано с Дороти. Она никогда не слышала обо мне, но почему-то, когда отвлекалась или была довольно далеко, все становилось проще. Теперь Дороти исчезла, а Озма стала сильна как никогда. Совершенно бессмысленно.