В некоторых заведениях установлены аквариумы с живыми обитателями глубин Южно-Китайского моря – рыбами, головоногими моллюсками – кальмарами, каракатицами, осьминогами и другими обитателями морских глубин, одним словом, морскими гадами. Кстати, в Италии их называют более благозвучно – Frutty di mare (фрукты моря). Можно выбрать любого представителя морской фауны и его тут же приготовят. Однажды наблюдал, как наш, ну очень трезвый соотечественник, засучив рукава, погрузил конечность в аквариум, выудил существо фаллической формы, так называемую рыбу-пенис, и поволок на кухню.

Идем с переводчиком по улице, предлагает зайти перекусить. Зовут его Саша. У него сложное имя и он обижается, если его произносят неверно, и не с той интонацией. Учил язык на курсах в Чите, жил в общежитии и там поднаторел в ненормативной лексике, которой перемежал свою речь. Иногда загибал «трехэтажным». Звучало смешно, учитывая то, как он вместо «л» пытался произнести «р».

Говорю:

– Саша, ну ты и матерщинник! Как в этом преуспел?

– Это то, что запоминается легче всего. А некоторые слова есть и в нашем языке.

– Да ладно!

– Например, «хуи цзянь» – до свидания, «хуидао муди» – можно достигнуть цели.

– Спасибо, просветил.

Заходим в кафе. Саша листает меню и, посмеиваясь, выбирает необычные для нас блюда. В предвкушении нашей реакции с ухмылкой спрашивает:

– Так, жареные кузнечики, шелковичные гусеницы, что есть будем?

Говорю:

– Саша, ты бы еще яйца в извести предложил, с утра пораньше. Сам ешь кузнечиков. А нам закажи что-нибудь более существенное, привычное, и без кулинарных изысков. Перефразируя нашу известную поговорку: завтрак съешь сам, на обед сходи к другу, а ужин забери у врага и оставь на завтрак.

Мы стоим у центральной трибуны китайской столицы на площади Тяньаньмень – «Врата Небесного Спокойствия».

За нами трибуна с портретом Мао Цзе Дуна, впереди – одна из самых больших площадей в мире. Наш переводчик Ян Бао рассказывает о китайских философах и древних традициях местной демократии. В частности, говорит он, на этой площади любой китаец может говорить все, что ему захочется, например, ругать своего начальника. И ничего ему за это не будет.

– Ян, – спрашиваю у него, – а может простой китаец покритиковать на этой площади высокопоставленного чиновника, или, например, выразить свое несогласие с постулатом Великого кормчего «Чем хуже, тем лучше»?

Ян устремляет взгляд куда-то вдаль, за мавзолей и Дом национальных собраний, предпочитая не отвечать на провокационный вопрос. У него миндалевидные глаза и широкие скулы. Он не относится к титульной нации, которой являются ханьцы, он из дунган и исповедует ислам.

С площади переходим в «Пурпурный запретный город Гугун» – главный дворцовый ансамбль китайских императоров. Это один из самых древних дворцовых комплексов, сохранившихся до наших времен в первозданном виде. Дворцы и пагоды в основном сделаны из дерева. Печных труб над дворцами не видно, уже в те времена были полы с подогревом.

Отсюда Поднебесной правили представители династий Мин и Цин. Раньше простой смертный не имел права смотреть на императора и не мог войти в Запретный город. Европейцев, независимо от ранга, начали пускать сюда только в начале прошлого века.

Дальше наш путь лежит к Великой Китайской стене. Ян останавливает такси и договаривается с водителем. Довольно быстро выезжаем из Пекина в плотном потоке транспорта.

Середина октября. Мандариновые деревья густо усыпаны ярко-оранжевыми плодами. Вместе с разноцветными гирляндами и фонарями создается ощущение праздника.

Заканчивается равнина, вдали виднеются отроги горных хребтов. Останавливаемся пообедать в ресторане у подножия гор. О классе заведения свидетельствует количество разноцветных фонарей, висящих у входа. Подходит официант с меню.

Приветствует нас:

– Ни Хао (Здравствуйте).

Отвечаем: – Ни Хао.

Пробуем блюда «мандаринской» кухни. Ян – мусульманин, он не ест свинины, зато лягушачьи лапки уплетает с явным удовольствием. На десерт подают сладкие огурцы, творог с перцем и булочки-пампушки. Вместе со счетом приносят сувенирные медали в красных коробочках в знак особой признательности. Благодарим: – «Сеси» и откланиваемся.

Поднимаемся по горному серпантину. Вдоль вершин хребтов змейкой тянутся бастионы Великой стены. Видно, что их не так давно отреставрировали. Попадаются и полуразрушенные участки. Мы движемся к горе Бадалин. Высота около двух тысяч метров над уровнем моря. Перед входом на стену большая площадь с сувенирными ларьками. Здесь же проходит и цирковое представление. На сцене гуттаперчевая гимнастка скручивается и застывает в невероятных позах.

Ян переводит надпись, начертанную на стене Великим кормчим: «Настоящим китайцем может считаться только тот, кто совершил восхождение на стену».